лись на лоб. Именно Лэвендер сел за руль желтого «бугатти» Джока, чтобы отвезти нас из церкви в отель «Норфолк», где был забронирован зал для торжества. Он гнал по улицам Найроби, почти не притормаживая, так что меня подбрасывало на заднем сиденье, и я набила себе синяков, постоянно натыкаясь на плотно сжатые колени Джока. «Ну, это же хорошо, что он такой сильный, крепкий, — уговаривала я себя. — Он сможет поддержать меня, защитить, когда отец уедет». Я убеждала себя в этом, не позволяя сомнениям взять верх, — и когда мы вышли из машины, и когда поднимались по деревянным ступеням в отель. Увидев мое платье и фату, все нас приветствовали, улыбались нам. Репортеры снимали нашу пару для газет и вообще на память…
Сотня приглашенных гостей собралась в большой, празднично украшенной столовой. Моя свадьба вообще заставила всю округу встрепенуться. Бывшие солдаты, ставшие фермерами, затем опять солдатами, а затем опять фермерами, — таких было большинство. Конечно, Ди был среди них. Вечно всклоченная шевелюра прижата военным шлемом, на поясе — ножны с наградным оружием. Они звякнули о стену, когда Ди наклонился, чтобы поцеловать меня. Он вручил мне чек на солидную сумму, поздравил, тут же сочувственно заметил, что если мне когда-либо понадобится его помощь или поддержка, я всегда смогу на него рассчитывать. Его обещание очень тронуло меня и придало мне уверенности. Я переходила от гостя к гостю, принимая поздравления, волоча за собой нескончаемые метры кружева и атласа, и мне стало как-то легче и уютнее. Во всяком случае, я ни разу не споткнулась.
На столе в серебряной посуде красовался неизменный для всех английских празднеств стейк в ванильном соусе, с поблескивающими на нем кусочками запеченных картофелин и кружочками лука. Отец не поскупился на шампанское, и я пила столько, сколько хочется, не пропуская ни одного тоста. Когда начался бал и сначала Ди, а затем другие фермеры, которым удалось улизнуть от жен, приглашали меня на тур вальса, я чувствовала, что ноги плохо слушаются меня и я едва ли не волочусь по паркету за партнером. В конце концов очередь дошла до отца. Он старался держаться молодцом в этот вечер, но грусть, которую он тщательно скрывал, проскальзывала в каждом слове и жесте. Длинные глубокие морщины залегли у него вокруг рта, в глазах читались усталость и отчужденность.
— Ты счастлива? — спросил он меня негромко.
— Да. — Я кивнула, глядя ему в плечо, и только сильнее сжала его руку.
Спустя несколько часов празднество закончилось, и капитан Лэвендер все так же лихо отвез нас с Джоком в Матайга-клуб, где нас ожидала квадратная комната с одним маленьким светильником, но широкой кроватью, обитой шенилом. С самой нашей помолвки у нас с Джоком не было свободной минуты, чтобы получше узнать друг друга. И сейчас, глядя, как его могучая тень плавно скользит по стенам, я спрашивала себя, как же все будет — как мы ляжем, что случится дальше? Я была пьяна и даже радовалась этому, надеясь, что все пройдет как нельзя лучше. Однако мое тело напряглось, когда он сильно дернул застежку на платье. Его язык, кисловатый от вина, как-то бессмысленно юлил у меня во рту. Я даже пыталась ему отвечать, как-то соответствовать тому, что происходило. Наклонившись, он прилип горячими губами к моей шее, хватая меня руками то там, то здесь. Мы опустились на постель. Это было даже забавно, когда он попытался раздвинуть мне ноги, но ему помешала длинная узкая юбка, а я отчаянно попыталась ему помочь, задирая ее. Мне стало ужасно смешно, и я расхохоталась, когда осознала, насколько это нелепо.
Что, собственно, я знала о сексе до этого момента? Ничего, кроме того, что видела, наблюдая за лошадьми в конюшне. А еще слушая рассказы Киби об играх подростков в темноте. Я не имела ни малейшего представления, что и как надо делать, чтобы получить удовольствие самой и доставить его мужчине. Но я абсолютно точно поняла, что что-то вдруг пошло не так. Джок был очень напорист — я чувствовала его упругий влажный член, касавшийся моей ноги, внутренней части бедра. Казалось, вот-вот все свершится. Но неожиданно, — я даже не успела понять, что, собственно, произошло, — он отпрянул от меня, скатился на постель рядом и закрыл глаза руками, словно его слепил свет, тогда как в комнате царила полутьма.
— Извини, — произнесла я в растерянности.
— Нет, нет, я просто устал, — ответил он сбивчиво. — Был трудный день. — После он приподнялся на локте и поцеловал меня в щеку, а затем отвернулся, уютно подложив подушку под голову. Мне оставалось только изучать его шею и плечи. Мозг у меня кипел. Что я сделала неправильно, в чем причина? Он обиделся, что я над ним посмеялась, точнее, посмеялась над нами? Пока я лежала и думала обо всем этом в полной оторопи, Джок уже захрапел. Как он мог спать в такой момент? Это же была наша брачная ночь! Да, это была моя брачная ночь, и — я осталась одна.
Я села на кровати. Освободилась от надоевшего платья, с ненавистью отбросив его ногой подальше. Затем встала, подошла к раковине. Стараясь не смотреть в зеркало, смыла с себя косметику, стерла липкую, противную помаду. Беззвучно ступая босыми ногами по ковру, вернулась в постель. Почти невесомая кружевная рубашка, — Эмма откопала ее в каком-то магазине, — немного охладила мое разгоряченное тело. Я вытянулась на постели рядом с Джоком — его широкая спина возвышалась горой под тонким одеялом. Казалось, во сне он стал еще больше и занимает слишком много места. Он сладко похрапывал, наслаждаясь своими, неведомыми мне снами, тогда как я лежала в темноте, не в силах заснуть.
На следующее утро мы сели на поезд и отправились в Момбасу. Там нам надлежало сесть на пароход, следовавший в Индию, где мы должны провести медовый месяц. Теперь я была Берил Первс. И… все еще девственница.
Глава 13
Воздух Бомбея кружил голову. Он был обильно сдобрен ароматами специй и заполнен вибрирующими звуками ситар[12], на которых играли уличные музыканты. Белые домишки-бунгало выстроились линейкой, тесно примыкая друг к дружке. Обшарпанные ставни были всегда плотно закрыты в дневную жару, распахивались они только поздно вечером, когда солнце садилось в океан, а небосвод пламенел алыми и фиолетовыми всполохами. Мы остановились у родственников Джока — дяди и тети. Несколько домиков, соединенных вместе и огороженных стеной, приютились у подножия Малабарского холма. Сюда также съехались родители Джока и двое из его братьев — им не терпелось посмотреть на меня, так ли я хороша, как Джок меня расписывал. Я тоже не возражала познакомиться с ними поближе. Как-никак новая семья — точно приз, который случайно выиграл в лотерею. Пока мы плыли на пароходе, Джок рассказал мне историю о том, как его семья переехала в Индию из Эдинбурга, когда он был еще ребенком. Я с трудом запомнила все тонкости, кто чем владел и что кому продал. Когда я увидела его родственников, я сразу поняла, что это типичные шотландцы с легким индийским налетом. Розовощекие, скуластые, крепкие. Самой румяной из всех оказалась матушка Джока — просто розовый фламинго, завернутый в цветастый шелк. Длинные каштановые волосы она укладывала валиком вокруг головы — в яркой рыжине проглядывали седые пряди. Отец Джока, доктор Уильям, был едва ли не точной копией сына. Высокий, с могучими плечами и яркими голубыми глазами. Он все время подмигивал мне, чтобы я не чувствовала себя неловко. Тогда как его супруга засыпала меня вопросами, на которые я не успевала отвечать. Да, похоже, она и не ждала ответа.
— Ой, вы правда такая высокая, — все время твердила она, — Это как-то неестественно. Ты как считаешь, Уилл?
— Ну, я бы не сказал, что это неестественно, дорогая, — мягко возражал он, пристукивая башмаком по полу в конце каждой фразы. — По-моему, ты перебарщиваешь.
Однако в голосе его звучала явная неуверенность, и мне казалось, что он хочет сказать что-то еще, но сдерживается.
— Это только означает, что она здорова, мама, — заметил Джок и нервно потер мое колено.
— Ну, она же выросла на солнце, верно?
Эти разговоры несколько смутили меня, и когда мы с Джоком переодевались к ужину в отведенной нам комнате, я придирчиво взглянула на себя в большое зеркало, отражавшее меня в полный рост. Я не привыкла к платьям и чулкам, — я их просто не носила, — а уж тем более к босоножкам на высоком каблуке, которые вошли в моду. Чулки сидели на мне криво, нижнее белье, купленное в Найроби под руководством Эммы, натирало на талии и в подмышках. Я чувствовала себя чужой для всего этого. Словно какой-то пришелец.
— Не волнуйся, ты выглядишь прекрасно, — успокоил меня Джок и присел на кровать, поправляя подтяжки.
— Мне кажется, твоей маме я не понравилась, — заметила я, в сотый раз подтягивая чулки.
— Ей просто претит мысль, что нужно отпустить меня, — заверил он. — Так всегда со всеми мамочками.
Он говорил как-то легко, но слова его были мне неприятны и заставляли задуматься. Что, собственно, я знала обо всем этом?
— Она смотрит на меня свысока, я кажусь ей простушкой, — произнесла я, не оборачиваясь.
— Не глупи, — отмахнулся он. — Ты моя жена, этим все сказано.
Он встал и подошел ко мне. Взяв за руки, притянул к себе, успокаивая. Но как только он отошел, его слова потеряли всякий смысл. «Этим все сказано…» А что сказано? Мне трудно было понять, что это значит, — я была слишком юна, у меня не было достаточно жизненного опыта, чтобы с ходу ухватить значимость его замечания. Задавать вопросы я стеснялась. И боялась признаться, что просто боюсь будущего, боюсь, что не справлюсь с данными обещаниями. После ужина ночью я улеглась рядом с ним в постель и ждала. Я чувствовала себя одинокой, слабой, мне хотелось ласки, поддержки. Но Джок и не пошевелился. Осознав это, я ощутила разочарование — призрачная надежда, что все вот-вот наладится, умерла, оставив в сердце пустое промозглое место.
— Пожалуйста, поцелуй меня, — попросила я, чувствуя, что сейчас окоченею.