— Я хочу пойти работать на ферму Деламера, — сообщила я быстро, чтобы не дать себе времени струсить и изменить решение. — Я научусь там тренировать лошадей. Отец сказал, это возможно, когда уезжал. Я думаю, это правильное решение.
— Что-что? — Джок сделал вид, что плохо расслышал. — Зачем тебе идти тренером к кому-то на ферму? У нас есть собственные лошади. — Он недоуменно пожал плечами.
— Но это не просто работа, — возразила я. — Это другая жизнь, Джок. У нас ничего не получилось. Ты это знаешь так же хорошо, как и я.
— Но наша жизнь только начинается. Нужно время…
— Время ничего не изменит, — ответила я с горечью. — Тебе нужна другая жена, более подходящая, чем я. Та, которая будет заботиться о тебе, нарожает тебе дюжину детишек. Но это не я, я — другая. Я тебе не подхожу.
Он резко повернулся, держа бокал с виски в руке. Я заметила, он как-то весь напрягся, словно приготовился к броску, точно дикий зверь, у которого хотят отнять добычу. Он же считал меня своей собственностью, словно вещь в углу дома.
— Значит, ты меня не любишь, так? — спросил он холодно, и я поняла, что он вот-вот потеряет контроль над собой.
— Но мы чужие. Мы друг друга совсем не знаем, — ответила я. — Разве не так?
Он крепко сжал губы, так, что они побелели, несколько мгновений стоял молча.
— Я никогда не бросаю то, что начал, — произнес он наконец. — Я так не делаю дела. Как это будет выглядеть со стороны?
— Как это будет выглядеть? — усмехнулась я. — По крайней мере, честно. Разве лучше безропотно все это терпеть и всех обманывать, в том числе и себя.
— Да ты что?! — Он как-то мелко затряс головой. — Да меня засмеют в городе. Быть одураченным девчонкой! Моя семья придет в ужас. Это унижение, позор. Мы добропорядочные люди, наша честь нам не безразлична! И я не позволю растоптать мое имя.
Я поняла — это прозрачный намек на банкротство отца и скандал, связанный с ним. Но я уже не могла остановиться.
— Ты вправе обвинить во всем меня, — решительно заявила я. — Мне совершенно наплевать, что будет. Мне нечего терять.
— Не думаю, что это так, — оборвал он меня и быстро вышел, хлопнув дверью. Я так и не поняла, на чем мы порешили. Я улеглась спать перед камином. Сон не шел — я все время ворочалась, мне было то холодно, то жарко. Я полагала, все закончится на следующее утро. Но не тут-то было. На выяснение отношений и взаимные упреки ушло три дня. Как бы Джок ни убеждал меня, что я много значу в его жизни, я прекрасно понимала, что больше всего его заботит его репутация, как на мой побег посмотрит колония, что будут говорить о нем в обществе. Он женился на мне только потому, что пришло время жениться, — это было ясно. Никаких особых чувств он ко мне не испытывал, как и я к нему. Его семья постоянно подталкивала его к этому, так как преуспевающий добропорядочный джентльмен должен иметь семью, так принято. И он не мог легко отказаться от того, чего достиг. Гордость составляла едва ли не основу его характера, он никому не доверял и привык держать под контролем в жизни все, до малейшего пустяка. Будь то пни на поляне или вросший в землю валун в саду — с любым препятствием он справлялся, используя физическую силу и смекалку. Но применить ко мне силу он не мог. Или мог? Я не знала.
Вечером третьего дня Джок наконец созрел для разговора. Он явился в гостиную и сел напротив меня — подальше, — уставившись холодным, каменным взглядом, точно пригвоздил меня к креслу.
— Имей в виду, я не позволю тебе все похоронить и изгадить, Берил, — произнес он холодно. — Хочешь работать на Деламера, пожалуйста, отправляйся. Но ты поедешь туда как моя жена. Ясно?
— Ты предлагаешь притворяться и дальше? — возмутилась я. — Для чего? Как долго все это будет продолжаться?
— Ну, ты не забывай, пожалуйста, что половина лошадей твоего отца теперь принадлежит мне, — ответил он уклончиво, — так что ты тоже не сможешь без меня обойтись. Вряд ли ты сможешь содержать их на гроши, которые тебе заплатит Деламер.
— Ты требуешь, чтобы я выкупила лошадей? — Его слова привели меня в ужас. — Но ты же понимаешь, как много они для меня значат.
— Тогда не доводи меня, — предупредил он холодно. — Я не намерен выглядеть полным идиотом в глазах общества, и у тебя нет средств, чтобы избавиться от меня.
Он говорил со мной так, словно мы только сегодня встретились и совершенно не знаем друг друга, как будто мы совсем чужие. Да это и соответствовало действительности. Мы были чужими с самого начала. Ни он, ни я не имели в сердцах даже капли теплого чувства друг к другу. Но все же его черствость и практичность изумляли.
— Ты так пеклась о честности, Берил, — заметил он ехидно напоследок. — Разве ты не считаешь мое предложение честным?
Глава 16
Через неделю я покинула ферму Джока. Уехала налегке, взяв с собой только то, что можно было увезти в мешке, привязав к седлу. Ночная пижама, зубная щетка, расческа, пара брюк на смену и мужская рубашка из дешевого хлопка составляли весь мой нехитрый скарб. Для Пегаса я взяла толстую подстилку, расческу, несколько фунтов дробленого овса и маленький, видавший виды нож для ухода за копытами. Едва я оказалась в саванне, настроение мое сразу улучшилось. Это было прекрасно — вот так вот ехать без тяжелой ноши, смотреть только вперед. Однако позади меня остались руины семейной жизни и множество нерешенных проблем, забыть о них было невозможно. Мой договор с Джоком представлял собой настоящую сделку с дьяволом. Он по-прежнему распоряжался моей свободой, милостиво отпустив поводок на время. Чтобы избавиться от этого поводка окончательно, я должна была получить тренерскую лицензию. Это стало моей первейшей задачей. А для этого нужен был успех, успех на скачках — вот что решительно изменило бы ситуацию. Все мои усилия и все мысли сосредоточились на том, как получить независимость. Я надеялась, что я сумею добиться желаемого, и отдам ради этого все силы, все знания, которые у меня есть.
Ранчо Сойсамбу располагалось на краю Великой рифтовой долины, в одной из самых узких расселин между вздымающимися хребтами гор. Оно занимало пространство от озера Накуру до мелководного озера Элментейта, где жили фламинго. Барон Деламер владел десятью акрами земли, это были вполне комфортные и безопасные пастбища. Ди разводил овец, по большей части породы красные масаи, с густой коричневой шерстью. Шерсть сваливалась и превращала такую овцу в шерстяной холм, так что невозможно было понять, где у нее голова, а где хвост. За десять лет, пронесшихся с тех пор, как Ди впервые закупил на ранчо Экватор шестерых ягнят, его стадо разрослось и насчитывало около четырех тысяч особей. Неустрашимый и предприимчивый Ди не только возместил большую часть состояния (почти восемьдесят тысяч фунтов, которые вынужден был заплатить кредиторам), но и преуспел, став одним из самых благополучных и крупных фермеров в Кении.
Однако у него было немало завистников. В городе и на скачках я видела своими глазами, что многие старались отойти от него подальше. Во-первых, чтобы избежать извечных споров о судьбе Индии. Ди был уверен, что давно пора послать эту страну к черту и разорвать с ней все связи. Во-вторых, из-за банальной зависти. Да, он был скуп и вспыльчив, с жадностью приобретал новые земли. Однако леди Ди всегда видела в нем гораздо больше хорошего и научила меня смотреть на ее супруга так же. Он работал на износ, побольше, чем любой, кого я знала, — по двенадцать, шестнадцать часов в день, объезжая стада, вникая в каждую мелочь. Он занимался делом со страстью и с неукротимым упрямством и настырностью шел к успеху. И сколько я его знала, — практически всю свою жизнь, — он был добр ко мне. Когда я явилась к нему, он, казалось, не удивился.
— Берил, дорогая! — рявкнул он, вскинув голову и тряхнув неряшливой шевелюрой. Ди сидел в конторке и, разобрав винтовку, сосредоточенно полировал приклад. — Я правильно понимаю, ты хочешь стать тренером вроде Клатта, верно? Но это большая нагрузка после привольной жизни.
— У меня не было привольной жизни, — призналась я.
— Ну что ж, ладно. — Ди не стал вдаваться в детали. — Но имей в виду, еще никому до тебя не удавалось в столь юном возрасте получить лицензию. И я полагаю, тебе не надо объяснять, что женщин в этом деле и в помине не было.
— Ну, всегда кто-то начинает первым, — ответила я.
— Но ты же не собираешься расстаться с Джоком, а? — Он пристально посмотрел на меня, взгляд его смягчился. — Ты знаешь, мы с Флоренс долго прожили вместе. Я точно знаю, всякое случается…
— Не беспокойся обо мне. — Мне трудно было выдержать его взгляд, и я отвела глаза. — Все, что мне нужно, это работа. Никакого специально размещения, особых условий. Я буду жить в конюшне, как все остальные работники.
— Да, да, конечно. — Он кивнул головой. — Я совсем не собираюсь баловать тебя. Но ты должна знать, если что-то тебе понадобится, любые вопросы — милости прошу. Мои двери открыты.
— Спасибо, — согласилась я.
— Может быть, я излишне сентиментальный старый дурак. — Он немного смутился. — Ну ладно, пошли, я покажу, где ты устроишься.
Ди провел меня в маленький деревянный коттедж рядом с самым дальним загоном. Когда мы вошли, я увидела, что комнатка очень маленькая, не больше, чем стойло для Пегаса, где ему предстояло ночевать. На дощатом, потрескавшемся полу — узкая походная кровать. Небольшой фонарь на стене. Холодно. Пока я осматривалась, Ди рассказал мне о моих обязанностях — что-то вроде устного контракта, а также с кем я буду работать и кому отчитываться.
— Ты говорила, никакого особого отношения, — напомнил он и выжидательно смотрел на меня, словно был уверен, что я испугаюсь и откажусь.
— Хорошо, я согласна, — невозмутимо отреагировала я и попрощалась. — Спокойной ночи.
Когда он ушел, я разожгла небольшой костер, сварила черный кофе и, открыв банку холодной тушенки, поужинала, цепляя мясо кончиком ножа. Нельзя сказать, что я наелась. Но делать нечего — я улеглась на узкую кровать, свернувшись клубком, точно зверь в норе, и чувствуя, как во все щели проникает холодный ночной воздух. Вспомнив детство, я наблюдала, как тени медленно движутся по потолку, и думала об отце. С тех пор как он уехал в Кейптаун, я получила всего несколько скупых писем, которые, конечно, не могли заполнить пустоту, которая образовалась в моей жизни. Я страшно тосковала по нему, как тоскуют о том, кто умер, ушел безвозвратно. Но сейчас, лежа на холодной, жесткой кушетке, я чувствовала, что приблизилась к нему. Это была его жизнь, и, приехав сюда, я стремилась стать такой, как он. Пусть даже отец пока не вернется, пусть он будет далеко, но мы будем заниматься одним делом, я пойду по его стопам. Да, я мало разбиралась в мужчинах, совсем ничего не понимала в семейной жизни — доказательств тому я собрала предостаточно. Но я