Подъехав ближе, я увидела, что главный дом построен из серого камня, крыша с прочными остроконечными фронтонами покрыта черепицей. Широкая терраса окружала дом, к ней примыкали аккуратно подстриженные лужайки. Две шотландские борзые нежились на солнышке — голубовато-серого окраса, с жесткой, топорщащейся шерстью и симпатичными острыми мордочками. Когда я подъехала, они не залаяли, видимо, я не представляла для них опасности. Они просто смотрели, как я сошла с лошади, а затем подбежали, чтобы обнюхать мои руки.
В это время из дома вышла женщина. Я подняла голову и взглянула на нее. Она была невысокого роста, в простом домашнем платье белого цвета. Кожа у нее была очень светлая, а вот волосы, напротив, очень темные. Черты лица были угловатые, глаза — глубоко посажены под широкими бровями. Взгляд и аккуратный острый носик делали ее похожей на симпатичного ястреба — в ней явно ощущалась какая-то хищная проницательность. Я сразу смутилась под ее взглядом.
— Простите, мне следовало предупредить заранее, — произнесла я, представившись. — Денис сейчас здесь?
— Он уехал на сафари, — ответила она. — Не думаю, что его стоит ждать раньше чем через месяц.
Через месяц?! Я растерялась, но, прежде чем я обрела дар речи и смогла продолжить, она сообщила, что Денис говорил ей обо мне, и она совсем не против компании.
— Мне не с кем даже поговорить, кроме как с моими собаками. — Она улыбнулась, и черты лица смягчились. — Кстати, у меня есть несколько новых записей для фонографа. Вы любите музыку? — спросила она.
— Да, люблю, — подтвердила я. — Хотя я не очень хорошо ее знаю.
— Я тоже пытаюсь развиваться в этом направлении, — сообщила она. — Друзья говорят, что мой вкус устарел. — Она изменилась в лице и вздохнула. — Надо позаботиться о вашей лошади, — спохватилась она.
Когда я вошла в дом Карен, он сразу напомнил мне о том, как в детстве я ездила к леди Ди на ранчо Экватор. Мое внимание привлекло множество качественных, красивых вещей. Образованность, культура сквозили в мельчайших деталях. За широкой входной дверью скрывались богато расшитые цветные ковры, покрывавшие пол красного дерева. Они словно соединяли комнаты в единое пространство и делали их теплее. Столы из желтой древесины с красивой текстурой, диваны, обитые ситцем, и удобные мягкие стулья. На окнах — плотные шторы, цветы в вазах и горшках. И полки, полки с книгами в добротных переплетах. Взглянув на них, я вдруг, как никогда остро, почувствовала недостаток образования. Я провела пальцами по корешкам — пыли на них не было.
— Неужели вы прочли их все? — спросила я с удивлением.
— Конечно, — подтвердила Карен. — Они не раз выручали меня. Ночи здесь могут длиться мучительно долго, особенно когда уезжают добрые друзья.
Она имеет в виду Дениса, мелькнула у меня мысль, но Карен не уточнила. Она провела меня в небольшую комнату для гостей, где я смогла умыться и привести себя в порядок после дороги. А затем мы снова встретились на веранде, чтобы выпить чая. Слуга Карен, Джума, принес очаровательный чайник из китайского фарфора и разлил душистый напиток в чашки. Я заметила, что белые перчатки неплотно прилегали к его черным запястьям и слегка болтались. Затем он принес тарелку с печеньем и конфетами и предложил их столь вышколенно, что я удивилась, — ничего подобного я давно не встречала, особенно в наших местах.
— Я приехала, чтобы попросить об услуге, — призналась я, когда Джума ушел. — Возможно, вы догадываетесь.
— Вы приехали, чтобы пожить здесь? — Она говорила с едва различимым акцентом, округляя гласные. Взгляд ее темных глаз был вполне дружелюбен, но я чувствовала легкое смущение. Казалось, она не просто смотрит — она наблюдает, изучает меня.
— Не совсем так, — ответила я. — Моя мать возвращается в Кению после долгого отсутствия. Я подумала, что она может пожить в вашем домике, если он все еще пустует. Она все оплатит, конечно.
— Ну что ж, почему бы нет, — откликнулась Карен. — Там давно никто не живет. Будет неплохо, если она там поселится. И вы, возможно…
— Дело в том, что она… — Я даже не знала, как начать. — Мы не очень хорошо знаем друг друга.
— А, я понимаю. — Она внимательно посмотрела на меня серьезными темными глазами, и от смущения я едва не заерзала на стуле.
— Вы очень добры, что окажете ей помощь в ее положении, — продолжила Карен.
— Да, наверное, — ответила я коротко. Большого желания говорить о матери я не испытывала. Я отвела глаза, взглянув на холмы.
На горизонте за домом Карен пять холмов, утопающих в темно-голубой дымке протянулись, образовывая слегка расплывающуюся извилистую линию. Они притягивали мой взор, и я не могла налюбоваться.
— Разве они не чудесные? — спросила Карен, заметив это. — Я тоже частенько на них смотрю.
Она сжала руку в кулак, показывая, как изгибы холмов повторяют очертание суставов на руке.
— Ничего подобного в Дании не увидишь, — заметила она. — Там нет ничего из того, что я вижу и что у меня здесь есть.
Она достала из кармана небольшой серебряный портсигар и закурила сигарету. Взмахнув рукой, затушила огонек спички, смахнула щепотку табака с языка. И все это она проделала, не отрывая взгляда от моего лица.
— Ваша загорелая кожа очень идет к вашим волосам, — произнесла она наконец. — Чудесно. Вы действительно одна из самых красивых девушек из всех, кого я здесь встречала. Я читала о ваших успехах на скачках в газете. Для женщины это, должно быть, очень трудно. Общество здесь не отличается мягкостью нравов и не слишком воспитанно.
— Вы имеете в виду сплетни? — спросила я.
— Да. — Она кивнула. — В таком маленьком городке, как Найроби. Таком провинциальном. Даже смешно подумать, насколько бескрайни просторы Кении на самом деле. А мы ютимся, тремся друг к дружке, перешептываясь под окнами, тогда как перед нами сотни и сотни миль свободной земли.
— Я все это ненавижу, — призналась я. — Почему люди всегда так жаждут знать всяческие скабрезности? Почему нельзя сохранить некоторые вещи в тайне.
— А вас разве очень волнует, что думают другие? — Я вдруг обратила внимание, что ее лицо обладает особой резкой, темной красотой. В глубоко посаженных глазах цвета оникса блестела энергия, какую мало в ком встретишь. Она была старше меня, как мне показалось, лет на десять-пятнадцать, но ее красоту нельзя было не заметить.
— Я просто чувствую, что не справляюсь порой, не все понимаю, — ответила я. — Я слишком рано вышла замуж, надо полагать.
— Если бы вам попался другой человек, подходящий человек, — уточнила она, — ваш возраст не имел бы никакого значения. Все зависит от того, подходят ли люди друг другу, очень важен правильный выбор.
— А вы романтик, — заметила я.
— Романтик? — Она улыбнулась. — Не знаю. До недавнего времени я так не думала. В последнее время я изменила свое мнение и о семье, и о замужестве. Это, конечно, непростая философия, но я не хочу утомлять вас скучными, вещами.
Она помолчала мгновение. Маленькая пестрая сова беззвучно влетела на веранду и, описав круг, уселась на ее плечо.
— Это Минерва, — представила ее Карен. — Она всегда готова поддержать компанию. Хотя бы ради печенья.
Глава 24
Ферма Карен Бликсен называлась Мбогани, то есть «Дом в лесу». Вокруг зеленых подстриженных лужаек бурно цвел жасмин, благоухая ярко-розовыми и бледно-желтыми цветами. Здесь же росли пальмы и кусты мимозы, стеной стояли заросли бамбука и терновника, целые банановые рощи окружали ферму. Около шести акров земли на склонах холмов было занято обильно цветущими кофейными деревьями. Другую часть фермы покрывал девственный лес, за которым простиралась саванна. Также на ее земле разбили свои фермы-шамбы аборигены кикуйю. Они пасли крупный рогатый скот, засевали маис, выращивали тыквы и сладкий картофель. По тропинке, протоптанной между кофейными деревьями высотой до плеча, мы с Карен прошли к Мбагати — так назывался гостевой домик на ее участке, который мы собирались предложить Кларе. Это было небольшое бунгало с очень маленькой верандой, но светлое. В нем было много окон, а позади виднелась беседка, для прохлады обсаженная кустами мимозы. Я попыталась представить, как мама будет отдыхать здесь, наслаждаясь тенью, но тут же обнаружила, что не могу спокойно думать о ней — меня сразу же охватывала дрожь.
— Вначале мы с Брором жили здесь, — сказала Карен. — Как только поженились. Мне до сих пор очень нравится это место.
— Я встречалась с вашим супругом в городе, один раз, — сообщила я. — Он очень милый.
— Правда? — Она несколько двусмысленно улыбнулась. — Пожалуй, только это удерживает меня, когда мне хочется его задушить.
Внутри в доме было три небольших спальни. Кроме того, кухня, ванная комната и гостиная, украшенная оригинальными светильниками и красивым ковром из шкуры леопарда на полу. Довершал интерьер уютный, широкий, как кровать, диван, придвинутый к стене. Карен показала мне старинные французские часы на камине, подарок на свадьбу. Смахнув с них пыль рукавом, она сказала как бы между прочим:
— Уверена, до вас доходило немало слухов о моем браке, точно так же как и до меня — о вашем.
— Так, кое-что. — Я пожала плечами.
— Впрочем, это не имеет значения. — Она покачала головой. — Никто не знает точно, как все обстоит на самом деле. Это правда. И, пожалуй, это единственное утешение, когда слухи множатся и кружат вокруг.
Я сразу вспомнила все те унизительные шуточки, которые слышала порой в обществе, когда стало известно о банкротстве нашей фермы. Как безжалостно уничтожалось все славное прошлое, были забыты все заслуги.
— Может быть, секрет выживания во всех этих неурядицах состоит в том, чтобы точно помнить, кто ты такой сам по себе, кем ты будешь, даже если утратишь все, — заметила я негромко.
— Да, это верно. — Она взяла часы в руки, словно хотела напомнить себе о том, что они для нее значили. — Но, как и во многих иных случаях, легче рассуждать об этом и наблюдать со стороны, чем нести такую ношу на своих плечах.