— Она прекрасна!
— Ага, и сама в этом не сомневается, — подтвердил лорд Деламер весело.
Он был довольно грузен и на солнце сильно потел, хотя всегда отшучивался по этому поводу. Пока отец внимательно рассматривал кобылу, наклонившись к забору, Деламер ежеминутно стирал голубым платком градом катившийся с лица пот.
Мне редко доводилось видеть лошадь, которая испугалась бы моего отца и убежала от него. Кокетка не стала исключением. Она сразу поняла, что он — хозяин положения, хотя она еще и не принадлежала ему. Когда отец подошел, она пошевелила ушами и фыркнула, вздернув роскошные, бархатные ноздри. Пока он осматривал ее, она стояла смирно, не шевелясь. Отец осторожно провел руками по красиво очерченной морде, затем медленно прощупал спину лошади вдоль позвоночника от самой холки — нет ли повреждений или искривления. С особым вниманием обследовал поясницу и крестец. Наклонившись, с необыкновенным тщанием исследовал задние ноги, буквально каждый дюйм, — а также голени, суставы на сгибах, сухожилия и берцовые кости. Мне даже показалось, что в этот момент он был похож на слепца, полностью погрузившегося в ощущения своих пальцев. Я стояла невдалеке и с замиранием сердца наблюдала за каждым его движением. Любое изменение его лица заставляло мое сердце стучать сильнее. Я пыталась угадать его мысли, но он осматривал Кокетку молча, и мне лишь оставалось лелеять надежду, что все закончится благополучно. К тому моменту, когда он наконец распрямился и встал, рассматривая морду лошади и слегка поглаживая ее пышную челку, я уже едва держалась на ногах от нетерпения. Если он вдруг скажет, что она ему не нравится, после того как она смиренно вынесла весь осмотр, у меня просто разорвется сердце!
— А почему ты хочешь избавиться от нее, я не понимаю? — спросил отец лорда Деламера, не отрывая взгляда от Кокетки.
— Нужны деньги, — признался тот, вздохнув. — Как всегда.
— Это в его стиле, ты же знаешь, — негромко произнесла леди Ди. — Какая-то новая идея, и вот он уже занят только ей, а все старое побоку. Сейчас, например, он собирается сажать пшеницу, так что лошади — пройденный этап. Большую часть табуна он намерен продать.
«Папочка, скажи „да“, ну скажи „да“, ну пожалуйста».
Стоя рядом с отцом, я буквально заклинала его мысленно, не решаясь произнести эти слова вслух.
— Что, правда, решил сажать пшеницу? — спросил отец и, к моему разочарованию, повернулся и зашагал назад, к забору. — У вас не найдется выпить чего-нибудь прохладного? — спросил он леди Ди.
Я смотрела на лошадь, и на глаза наворачивались слезы. Мне хотелось броситься к ней, зарыться лицом в ее гладкую, светлую гриву, вскочить на нее верхом и нестись во весь опор среди холмов. А затем привести ее к нам в конюшню и быть все время рядом — не расставаться никогда! Кокетка вмиг покорила мое сердце. Моему отцу она тоже понравилась, — я чувствовала, даже знала это наверняка! Но он никогда не позволял себе действовать поспешно, поддавшись чувству. В делах он умел сохранять хладнокровие. Я знала точно, что теперь они с Ди будут весь день обсуждать условия, ничего не говоря прямо, а тщательно взвешивая каждое слово, каждое предложение. И каждый будет тянуть одеяло на свою сторону, стараясь ни в коем случае не прогадать. Мне все это казалось каким-то безумием. Но что поделаешь? Мне тоже пришлось пойти в дом. Отец и Ди уселись за стол. Потягивая ржаную водку и запивая ее лимонадом, они начали бесконечный разговор, как бы о сделке, но в то же время ни о чем конкретно. Мне оставалось только усесться на коврик перед очагом и сердито дуться в ожидании.
Хотя у Деламеров было больше земли, чем у нас, а на их ранчо «Экватор» трудилось больше рабочих, чем на Грин Хиллс, нельзя сказать, что они много тратили на то, чтобы дом был более уютным. Собственно говоря, он представлял собой два просторных рондавеля с обмазанными глиной стенами, земляным полом и грубо прорубленными окнами. Двери заменял кусок брезента. Правда, леди Ди постаралась украсить интерьер старинными вещами, которые, по ее словам, когда-то украшали жилища ее предков в Англии. Массивная кровать красного дерева с четырьмя витиеватыми колоннами и вышитым балдахином, картины в золоченых рамах, длинный стол такого же красного дерева и восемь стульев с высокими резными спинками вокруг него — все это привлекало внимание гостей. Но больше всего мне нравился атлас в кожаном переплете, сделанном еще вручную, и всякий раз, приезжая к Деламерам, я внимательно изучала карты. Правда, сегодня мне явно было не до атласа. Все, что я могла, — лежать на ковре перед камином, постукивая голыми пятками по полу, кусая губы от досады и нетерпения и страстно желая, чтобы бессмысленная, с моей точки зрения, болтовня поскорее закончилась. Заметив мое настроение, леди Ди подошла ко мне и села рядом. Расправив юбку из белой хлопковой ткани, она оперлась на локоть и внимательно посмотрела на меня. Она никогда не была ни слишком чопорной, ни слишком суетливой, и это мне нравилось в ней.
— У меня есть вкусное печенье. Хочешь? — предложила она.
— Нет, — ответила я мрачно, хотя на самом деле мне очень хотелось есть.
— Я смотрю, волосы у тебя просто как у дикарки, такие же непослушные, — произнесла она мягко и придвинула ко мне тарелку с печеньем. — У них такой необычный цвет. Немного похоже на цвет гривы Кокетки. Правда.
— Вы так думаете?
Ее замечание заставило меня встрепенуться.
— Да-да. — Она кивнула. — Может быть, ты мне все-таки позволишь причесать тебя немного?
Сидеть смирно, и чтобы кто-то что-то делал с моими волосами — нет, это было не по мне. Но все-таки я позволила ей причесать меня. У нее была очаровательная щетка с серебряной ручкой и мягкими белыми щетинками, которые мне нравилось теребить. В нашем доме не осталось ничего, что напоминало бы о присутствии женщины — ни шелковых или атласных лент, ни флакончика духов, ни украшений, ни пудрениц. Честно говоря, и расчески тоже не было. И пока леди Ди трудилась над моими волосами, что-то приговаривая, я навалилась на печенье. Вскоре тарелка опустела — на ней остались только крошки.
— А где ты получила этот ужасный шрам? — спросила она. Я опустила глаза, взглянув на красноватые зазубрины, выступающие из-под обтрепавшегося края штанины. Длинная рваная рана, тянувшаяся едва ли не до половины бедра, выглядела пугающе.
— Я сражалась с воинами тотос, — соврала я.
— С воинами тотос? — переспросила она. — Или наткнулась на дикую свинью в кустах?
— Я хорошенько поколотила одного из местных мальчишек, — гордо заявила я. — Я его перекинула через плечо, и он грохнулся на землю. Он на меня так обозлился, что взял тайком у отца нож, подкараулил и накинулся на меня. Представляете?
— Что-что? — переспросила она явно встревоженно.
— Но я ему спуска не дала, как иначе? — продолжала я все так же уверенно. — Ему досталось больше, чем мне.
Я услышала, как леди Ди тихо вздохнула у меня за спиной. Я знала, что озаботила ее своим рассказом, но она молчала. Я расслабилась и, убаюканная равномерным и приятным движением щетки по волосам, едва не заснула. Так что когда отец и лорд Деламер наконец-то встали из-за стола, пожав друг другу руки, я не сразу сообразила, что все закончилось.
— Ну как? Она — наша?
Я вскочила на ноги, чуть не плюхнувшись на колени леди Ди.
— С гиеной сторговаться легче, чем с твоим папочкой, — усмехнулся лорд Деламер. — Умеет прижать к стенке и с места не сдвинется. Можно сказать, он украл у меня эту кобылу среди бела дня на глазах у всех.
Ди усмехнулся, и отец, рассмеявшись, дружески похлопал его по плечу.
— Ну а как вам моя Берил, разве она не хорошенькая?
Леди Ди подошла ко мне и пригладила мне волосы на макушке.
— Я бы не удивилась, если бы в такой «чаще» обнаружила птичье гнездо, где-нибудь у нее за ушком, — пошутила она.
Отец покраснел и закашлялся.
— Да, нянька из меня никакая, — признался он смущенно.
— А для чего все это вообще нужно? — гаркнул Ди, желая поддержать его. — Отличная девчонка. Только посмотри на нее, Флоренс. Здоровая, хоть в телегу ее запрягай. Просто мул-тягач.
— Вам бы все мулов да жеребцов вместо дочерей, я знаю, — парировала леди Ди.
Все были в хорошем настроении, и разговор получился беззлобный, но во мне он оставил странное ощущение, что все у меня как-то шиворот-навыворот, не так, как надо.
Еще час ушел на то, чтобы заплатить деньги и договориться, когда Кокетку привезут к нам на ферму. Мы двинулись в путь, когда уже вечерело. Красный шар солнца опускался все ниже к горизонту. Мы ехали молча. Я видела, что отец тоже озадачен. Вдалеке на фоне заката огромный столб пыли, похожий на мусульманского проповедника в развевающихся одеждах, вздыбился, охватил группу огненных деревьев с багровыми кронами и согнал с насиженного места большую стаю стервятников. Один развернулся и полетел прямо на нас. Я почувствовала, как меня охватила дрожь, когда он приблизился, и тень его огромных крыльев буквально поглотила нас.
— Надо признать, кое-что ускользает из моего поля зрения, — произнес отец негромко, когда страшная птица улетела.
Я сразу поняла, это «кое-что» — я, и он все еще думает над тем, какое впечатление произвел на леди Ди мой шрам, да и вообще, как я выгляжу.
— А я думаю, у нас все отлично, — ответила я уверенно и растрепала гриву лошади Мак-Грегора. — Я вовсе не хочу, чтобы что-то менялось.
Отец промолчал. Солнце все ниже клонилось к горизонту. Здесь, в Кении, когда до экватора рукой подать, сумерек почти не бывает. День превращается в ночь за считаные мгновения, но это поистине сказочные мгновения. Всю дорогу, пока мы ехали, высокая желтая трава вокруг нас колыхалась, точно волны безбрежного океана. Мы то и дело натыкались то на убежище муравьеда, то на кабанью нору. Огромные муравейники вздымались, словно курганы. Казалось, это пространство бесконечно. Эти кустарники, эта трава — море, которое устремляется за горизонт и несет нас на желтоватых волнах в вечность.