– Ругались? – сразу же заинтересовалась инспектор. – Из-за чего? Есть догадки?
Бертольф беспомощно развел руками:
– Я не знаю, что они выясняли, но Никки была очень зла на Элая, до слез его почти довела. Она прям, как вы выражаетесь, в аффекте была. Это я подтверждаю. Знаете что, я еще тогда ведь по-думал: «И хорошо, что не прошел мимо. Не ровен час девчонка замочит его!»
Женщина слегка приосанилась и даже повеселела. Дело вот-вот раскроется! Она уже и забыла про Рэмисенту, что до этого так рвалась ей что-то рассказать, а теперь совсем утихомирилась.
Слова Бертольфа мощно подействовали на Рэми. В ее воображении тут же создалась такая картина: Никки кричит на Элая, припоминает ему все, что произошло с ней в Тайсе, тот усерднейше молит о прощении, плачет, пытается успокоить ее… «Тебе было любопытно, о чем он думал умирая? О Никки он думал. О НИККИ! Он любил ее до последней минуты своей жизни», – снизошло на Рэми озарение. В ней и раньше сидела злость к брату за то, что тот связался с Никки, а теперь еще прибавилась порция более сильного, нездорового, психопатического гнева. Все это смешалось, вскипело в ней и разом погубило ее раскаяние и жалость к Элаю. «Да будут они прокляты! Пусть Никки за все отвечает! Она разрушила нашу жизнь, она забрала моего брата! Он умер для меня уже тогда, когда полюбил ее! Пусть сгниют вместе: он в земле, а она в тюрьме!»
– Где сейчас эта Никки? – прозвучал вопрос от инспектора.
Глава 50
Допросы, труп в мешке, кровь, слезы и крики вокруг, страх и полнейшее непонимание происходящего – все это, мягко говоря, может вывести из равновесия. Но добило всех известие о том, что создателем этого кровавого ужаса является Никки… НИККИ!
Особенно это известие сказалось на Диане. Она спряталась в конюшне, забилась в угол секции Вассаго. Ни о чем не думала, только смотрела на спящего коня убитым, пришибленным взглядом. Так глубоко ушла в себя Диана, что не услышала, как скрипнула входная дверь, не увидела, как замаячила чья-то тень и луч от карманного фонарика скользнул по стенам и полу. Не заметила Диана и то, как кто-то подошел к ней, выругался и позже обратился как можно вежливее:
– Диана, ну нельзя же так пугать людей!
– А как можно? Просветите… – безжизненным тоном ответила Диана, узнав голос тренера. – Зачем вы сюда пришли-то?
– Я осматриваю территорию. Хочу лично убедиться, что к нам никакой чужак не проник.
– Решили подработать сыщиком?
– А что делать? Наша охрана плохо справляется со своими обязанностями. Я не раз встречал здесь подозрительных личностей. Вот, например, на маскараде. Один парень умудрился пройти без пропуска! Охранники, лентяи, проморгали. Так, может, и в этот раз…
– Мистер Теджейро, вы хотите подарить мне надежду на то, что это не Никки, а кто-то другой сделал? – Диана была готова прегорестно разрыдаться.
– …Я действительно так считаю, – неуверенно ответил Бастиан. – И на мое мнение никак не влияет тот факт, что Никки ваша подруга.
– Она была моей подругой. Теперь это… совершенно незнакомый мне человек. Господи, я ее совсем не знаю!
Какой бы сильной Диана ни была, терпеть она более не могла. Все упорно сдерживаемые до той секунды слезы хлынули и обильно смочили ее лицо.
– Пойдемте со мной, – предложил Бастиан, затем подал Диане руку и заботливо приобнял, когда она встала. Он привел ее в свой кабинет. – У меня есть одно волшебное средство. Успокоит моментально.
– Надеюсь, это героин.
– Э-э… Вообще-то я имел в виду чай. – Бастиан засуетился, стал выдвигать ящички своего стола. Наконец в одном нашел чайный набор. – Я увлекся успокаивающими травами после того, как начал работать в этой змеиной яме, то есть в вашей школе. Какой божественный аромат! Чувствуете?
Диана не удостоила тренера никаким словом.
– Пойду поищу что-нибудь съедобное к чаю. У Шоно всегда где-то припрятаны печеньки.
– Печеньки… – прошептала с умильной улыбкой Диана, когда Бастиан вышел.
Как и всегда, находясь в кабинете тренера, она стала рассматривать стеклянный стенд со всеми предметами гордости конного клуба «Греджерс». Помимо кубков на полках еще стояли рамки с фотографиями команды «Черных монстров». Сколько соревнований позади, сколько воспоминаний!.. Огромная семья всадниц, настоящие звезды школы, лучшие из лучших. Такие красивые, уверенные в себе. Улыбаются на каждом снимке… рядом с Никки стоят, обнимают ее и даже не подозревают, что скоро эта белобрысая легкомысленная хохотушка убьет человека. Как все быстро поверили в это! По сердцу Дианы вдруг пробежалось чувство жалости к Никки. Диане хотелось заступиться за нее, всеми правдами и неправдами доказать свою преданность ей, как будто их дружба все еще существует. Дружба эта не прошла бесследно, что-то все-таки осталось, вросло намертво, и вот ради этого-то, может, стоит… Нет, это лишь проявление минутной слабости, нельзя ей поддаваться. Никки решилась на убийство коня, дабы отомстить Элеттре; столько людей подставила, подруг предала. Никки – расчетливая, корыстолюбивая, с каждым разом ее злодеяния приобретают все больший размах. Она могла убить человека. Могла! И убила…
Диану начал охватывать новый приступ паники. Уже не рыдать ей хотелось, а разнести все вокруг, крича: «ПОЧЕМУ? НУ ПОЧЕМУ ВСЕ ТАК? ПОЧЕМУ?!» Чтобы хоть как-то отвлечься, она стала с какой-то нервной, судорожной торопливостью задвигать обратно ящички, что до этого потревожил в поисках чая Бастиан. Верхний вернула на место, средний тоже. А вот нижний Диана не тронула. В нем покоился до боли знакомый предмет – черная маска Вольто. Забавно, такая же маска была у Джулиана. Он проник инкогнито на маскарад, чтобы провести несколько минут в танце с Дианой. «Да ведь не Джулиан это был, черт возьми!» – мысленно прикрикнула на себя Диана.
Бастиан вернулся с добычей.
– Вот до чего дожил. Ворую еду у конюха! – Он положил на стол пакет с печеньем и пару булочек с корицей, затем быстренько, по-хозяйски разлил по чашкам настоявшийся чай. – Угощайтесь.
Диана толкнула ногой ящик, робко села. Бастиан расположился напротив, остановив на ней сострадательно-симпатичный взгляд. Диана покраснела. Он и до этого чаепития так смотрел на нее, но ей тогда мнилось, что ничего, кроме сострадания, тренер к ней не испытывает. А тут, оказывается…
Бастиан почувствовал ее смущение, сам напрягся и обеспокоенно спросил:
– Что, Диана?..
Рэми и Элеттра уединились в музыкальном зале. Эл стояла у окна, обняв себя и тихо всхлипывая, а Рэми заняла одно из ученических кресел. Вот если не знать всей ситуации, кто кому кем приходится, то можно было бы подумать, что Элай – брат Элеттры, ведь та так искренне оплакивает его, как будто и в самом деле он был ей родным человеком. Рэми же вела себя, точно посторонняя, в хладнокровном спокойствии она находилась. Спокойствие это она обрела, смирившись с мыслью, что за ее преступление ответит Никки. Да и Элая ей больше не жаль. Зачем жалеть его? Так он бы жил и мучился самоугрызением из-за Циннии, да и разочарование в сестре не давало бы ему покоя долгие годы. Вообще жизнь у него была нелепая, бессмысленная, неудачная. Он травил ее наркотиками, смеялся над ней, страдал из-за нее. Смерть принесла ему облегчение. Теперь его душа свободна, спокойна… Рэми не убила брата, а освободила.
– Нашла! Идите сюда! – в зал забежала Браяр Шаад, а следом за ней Эсси Джефферсон, сестры Максвелл и Финнула Уолш.
– Браяр, что за сходбище вы тут устроили? – растревожилась Эл.
Шаад ответила ей дерзко-вызывающим тоном:
– Мы не к тебе пришли.
Девушки окружили Рэмисенту.
– Рэми, мы так опечалены твоей потерей! – заговорила Ари с сострадательной миной.
И все по очереди стали делиться с Рэми своими переживаниями, осыпать соболезнованиями, обнимать и мочить тощими, насильно выжатыми слезами. Элеттра не могла смотреть на эту сцену без усмешки. До чего трогательно! Как будто совсем недавно и не кляли они Рэми за одну только ее связь с Кинг и Брандт. А Рэми, кстати говоря, все устраивало. Роль жертвы пришлась ей по вкусу, ей льстило внимание, ласкали слух слова поддержки. А еще ее веселило, с какой легкостью народ смирился с тем, что Никки – убийца. В мгновение ока все разорвали с Дилэйн дружественные связи. Никто не рискнул сказать что-то в ее защиту.
Наконец группа псевдоподдержки удалилась. Рэми заметила на себе настороженный взгляд Эл: что-то той не понравилось, что-то заметила она.
– Сыграй мне что-нибудь, – попросила Арлиц.
В центре музыкального зала стоял рояль. Эл покорно подошла к инструменту, села за него, и, недолго думая, принялась играть «Серенаду» Шуберта. Взгляд ее касался то Рэми, то клавиш, то Рэми, то клавиш… с каждой секундой он становился все тревожнее и тревожнее. Элеттра пыталась сообразить: как же так получилось, что Рэми пошла при ней на встречу с братом, потом пропала; Элая через некоторое время находят мертвым, и первой под подозрение попадает Никки? Эл никому не сказала о том, что Рэми была с братом до трагедии, из-за шока она попросту забыла об этом. А теперь начала копошиться в памяти, все понимать понемножку, и оттого ей становилось так неспокойно. Может, я накручиваю себя, размышляла Эл, может, Элай встретился с Никки уже после беседы с сестрой? Но тогда почему Рэми не вернулась в торжественный зал, заперлась в комнате? Быть может, она забежала в резиденцию, чтоб мой подарок положить? Тоже не сходится, ведь когда мы пришли за ней после долгих поисков, она так странно вела себя, словно была уже в курсе всего…
Где-то на задворках сознания билась мысль: «Ты знаешь… Ты уже все знаешь, Элеттра».
Она перестала играть, и, очнувшись от наплыва своих тяжелых ощущений, резко спросила:
– Это же ты его убила?
Рэми предпочла воздержаться от ответа. Спокойствие ее даже сейчас не оставило. Она смотрела открыто и весьма смело подруге в лицо и ждала от нее дальнейших действий.