Недолгое затишье в семье Героевых завершилось новым страшным ударом. К Лари на ферму заявился крайне недовольный, изрядно выпивший покупатель. Его еле-еле сдерживал приехавший с ним на встречу трезвый приятель.
– Что вы от меня хотите? Я продал вам здоровую лошадь. У меня есть все необходимые справки, – оправдывался Лари.
– Ты эти справки в жопу себе засунь, мудозвон. Твоя кобыла сдохла через месяц!
– Значит, всему виной неподходящие условия или внезапная болезнь…
– Ты, курва черножопая, на меня все свалить хочешь?! Я столько денег в эту клячу вбухал! У меня дочь из-за нее рыдает целыми днями, жена орет!
– Господин Водомиров, при всем желании ничем не могу вам помочь.
– Господин! Ты слышал, а? И когда это цыгане научились так красиво балакать? Верни мне деньги! Иначе я спалю эту херову лошадню и в придачу хату вместе с твоим чумазым выводком.
– Я уже все вам сказал. Вы отвлекаете меня от работы.
– Ты, сука, куда собрался?! Э!
Искра прибежала на ферму, чтобы проведать Цагара и Майю, но до своих любимых лошадок она так и не дошла… В нескольких метрах от ворот конюшни распластался Лари, прижимая дрожащую руку к кровавой дыре в брюшине.
– Папа… у тебя кровь.
– Да… Телефон у тебя с собой? – превозмогая чудовищную боль, спросил отец.
– Нет, папа.
– …Тогда беги к дороге. Поймай машину. Мне в больницу нужно.
Искра выполнила его просьбу, но, увы, не так быстро, как того требовала ситуация. Дорога не пустовала, но все либо уж очень куда-то торопились, либо просто отвечали вопиющим безразличием на отчаянные попытки перепуганной девочки обратить на себя внимание. Лишь спустя полчаса на ее призыв о помощи откликнулась проезжавшая мимо сердобольная парочка пожилых дачников, направлявшихся в город. Пока Лари везли до больницы, он, прилагая мучительные усилия, поведал неравнодушным незнакомцам о том, что с ним приключилось. Господин Водомиров все пытался добиться денег от непреклонного продавца, который, по его мнению, недобросовестно поступил с ним, всучив ему больную лошадь, и, не добившись желаемого, разгневался окончательно, достал перочинный нож и несколько раз всадил его по самый корень в своего обидчика. Его трезвый товарищ обезумел от страха, схватил за шкирку Водомирова, посадил в машину и умчался.
– Спасибо, дальше я сам… спасибо вам… – обратился Лари к своим спасителям, после того как его подвезли к больнице.
Искра помогла отцу дойти до приемного отделения. Платьице ее пропиталось кровью.
– Что там?! – послышался недовольный голос дежурного врача.
Регистратор, заглянув в его кабинет, уведомила:
– Цыган, с колотой, без документов.
Долго Лари сидел на кушетке в приемнике и ждал помощи.
– Папа, что мне делать, если ты умрешь? – спокойно спросила Искра.
Что-то оборвалось в душе Лари, когда он услышал этот вопрос. Лари взглянул на дочь. Не так пугала его приближающаяся смерть, как осознание, что Искра и Анхель останутся одни, что он покинет их, и жестокость, несправедливость, да всё, от чего он так тщательно оберегал своих любимых, слабеньких, горемычных детишек навалится на них, раздавит, погубит… Тревожные мысли забрали у него последние силы.
– …Все хорошо. Я не умру. Ты не бойся, – пепельно-сизыми, бессильными губами прошептал Лари.
Через минуту он испустил последний вздох, уронив голову на плечо дочери.
Если спросить Искру, каким был ее первый год без отца, то она вряд ли сможет ответить вразумительно. Воспоминания о том страшном периоде жизни самоликвидировались посредством защитных механизмов человеческой психики. Так что повествование о ее дальнейшем существовании можно начать с того момента, когда Радмила начала сожительствовать с Баро – своим давним поклонником, что оказывал ей знаки внимания еще при жизни Лари. Баро быстро внес жесткие правки в жизнь Героевых: одиннадцатилетнюю Дею сосватал за своего девятилетнего племянника; продал ферму, поскольку не имел понятия о том, как ею управлять; Цагара и Майю отдал на мясо, пока те совсем не одряхлели. Еще потребовал сплавить куда-нибудь Искру, потому что сразу невзлюбил ее, а уж после того как она закатила ему истерику, узнав, что он отправил на смерть ее лошадок, – и вовсе яростно возненавидел. Радмила, радуясь, что в ее жизни наконец-то появился статный, мудрый, властный мужчина, и одновременно боясь потерять его, во всем подчинялась ему и, не колеблясь, приняла решение избавиться от Искры. Приютить ее согласилась вдовствующая двоюродная тетка Лари – Нана. Остальные родственники Героева давно отреклись от нарушившего все традиции цыганского народа, «обрусевшего» Лари и его семейства.
– Ты будешь навещать меня? – спросил Анхель, утирая слезы.
– Я еще не вычеркнула тебя из своего расписания, – таков был ответ Искры.
– Забери меня с собой…
Баро поначалу хотел и с Анхелем распрощаться, но, узнав, какую сумму от государства Радмила получает по уходу за больным ребенком, быстро передумал.
Пока Искра жила у Наны, последняя была занята поиском нового пристанища для своей подопечной. Нана ссылалась на свое никудышное здоровье, что каждый год подводит ее все сильнее. Говорила, что тяжело ей будет воспитывать девочку, да еще и с особенностями развития. Но на самом деле женщина просто не могла примириться с той мыслью, что ей придется жить под одной крышей с «русским подзаборником». Соглашаясь принять Искру к себе, Нана уже знала, что ее дом станет для той лишь перевалочным пунктом.
– Если опять адрес неверный, я уж и не знаю чё делать, – проговорила со свистящей одышкой Нана, поднявшись по лестнице к нужной квартире. Искра была с ней. Нана позвонила в дверь. Открыла русоволосая женщина с усталым выражением на красивом, остроскулом лице и чарующим сиянием гетерохромных глаз.
– Чем могу быть полезна?
– Вы Павла Макаровна Белларская?
– Да, – с нервозным раздражением ответила женщина. – А вы кто?
– Я тетка Лари Героева, Нана. А это Искра, ваша дочь.
– Павлуш, прикинь, мы сейчас с Тошей у парадной встретили старуху-цыганку. Уже и до жилых домов добрались! Я ей говорю: «Барышня, идите-ка вы на вокзал, там вам ручку позолотят, а здесь нечего ошиваться». Так та посмотрела на меня с таким видом, типа еще слово скажешь – прокляну, ирод. Ух, терпеть не могу этих попрошаек вонючих, кто б только знал!
А Павла в это время сидела напротив Искры за кухонным столом, тряслась, плакала и с неуёмной тревогой слушала веселый голос мужа, разувающегося в прихожей и не представляющего, что его ждет, когда он окажется на кухне. Падчерица Антонина (для друзей и семьи она была просто Тошей) первая прибежала к ним, потом и отец ее подошел.
– Опа… – вырвалось у главы семьи, когда он увидел Искру. – Это кто? – Павла молчала и всё плакала, закрыв лицо руками. – Павлуш, кто это, я спрашиваю?
Павла, наконец, набралась духу, убрала руки от лица и попросила Тошу увести Искру в комнату. Оставшись с мужем наедине, Павла принялась рассказывать ему свою тайну, как много лет назад она, потеряв на время рассудок, закрутила роман с цыганом, ну а дальше вам уже все известно.
– Это был гипноз, наверное. Или даже колдовство. Я не понимала, что творю. Мою жизнь сломали, осрамили…
Каким образом Нане удалось найти ее, Павла так и не выяснила. Нана лишь сказала, что Лари убили и Искре теперь негде жить. Если она не примет свою дочь, то девочка окажется на улице, так как цыганская семья никогда не признает ее. Затем Нана бросила к ногам Павлы полупустую сумку со всеми вещами Искры и ушла. Даже выбрасывая мусор, люди испытывают куда больше жалости, чем эта женщина, так легко распорядившаяся судьбой несчастной девочки.
В комнате Тоши разбойничал в клетке кобальтокрылый попугайчик, чем мешал ей подслушивать разговор родителей.
– Елисей, угомонись! – прикрикнула она.
– Я читала, что волнистые попугаи живут до восьми лет. Вашему сколько осталось? – спросила Искра.
Тоша окинула Искру насмешливо-пренебрежительным взглядом.
– Ты вправе ненавидеть меня… – сказала Павла, закончив свою исповедь перед мужем. – Я мучилась каждый день. Я не могла не думать о ней и о том позоре, что заклеймил мое существование… Прости меня, ради бога.
– Не у меня ты должна просить прощения, а у дочери своей.
– Мить, я что-нибудь придумаю. Мы пристроим ее…
– А вот сейчас молчи лучше, иначе я точно не выдержу! Куда ты ее собралась пристроить?! Она же человек, в конце концов, а не котенок! Более того, это твой ребенок, которого ты уже однажды бросила! Как у тебя язык поворачивается говорить такие вещи?! Пристроит она ее! Это я тебя пристрою, Павлуш, если еще раз услышу подобное. Искра останется с нами! Ты приняла мою дочь, а я приму твою.
– А что люди скажут?! – вскричала Павла. – Как мы объясним все это?!
Тоша в этот момент перестала напрягать слух, так как и без того было прекрасно слышно то, что происходило на кухне. Крик Мити, наверное, и до Москвы донесся. Так он был зол на жену.
– Бывшая, шалава, бросила меня и дочку ради водяры, сучара бесчеловечная. Я думал хоть ты нормальная!
– Короче, ты теперь здесь будешь жить, – пришла к выводу Тоша. – Охренеть… Вот как бывает! Ты рада?
Искра взглянула на настенные часы и подумала: «Восемь вечера. Я обычно делала массаж Анхелю в это время, потом инъекцию, всё как папа учил. А теперь я здесь, с этими кричащими, плачущими и недоумевающими людьми, и Анхелю больше никто не помогает… Вот Павла, мать моя, кричит, что у меня дурная кровь. Русская, цыганская, дурная… Люди, кровь у меня обычная, жидкая, красная, как у вас. Что вам не нравится?»
– Мне, если честно, параллельно, – призналась Тоша, не дождавшись ответа от Искры. – Сначала жила с мамкой-алкашкой, теперь вот с батей, мачехой и цыганским подкидышем… Может, потом книгу напишу об этом. Я люблю изучать биографии любимых писателей. И вот недавно заметила такую закономерность: чем больше дерьма в жизни автора, тем успешнее его книги. Я точно прославлюсь.