Глубокая досада отразилась на помертвелом лице Дианы.
– …Серьезно, Калли? Даже если бы я тебя спросила, ты ответила бы? Ты, привыкшая всегда все скрывать от меня? Не забыла ли ты, как я узнала о твоем банкротстве? Ты не доверяла мне, боялась меня, не знаю… Но я всегда была открыта для тебя, а ты отвечала мне равнодушным молчанием. Никки… Никки тоже не было смысла спрашивать. Та сама, без всяких вопросов, все выкладывала. Я знала все ее проблемы, и я решала все ее проблемы. Ради нее я даже пошла на преступление, оклеветала мисс Торн. Ради подруги я едва не сломала судьбу ни в чем не повинного человека! Ну а Джел… Тут мы все провинились. Никто из нас не замечал ее, хотя мы знали, что она в беде. Вот за это мне стыдно. И за это я буду расплачиваться до конца своей жизни.
Калли не знала что на это ответить. Тотчас завершился ее припадок гнева. Она стала перебирать в уме все слова, сказанные Диане. Все до единого были глупыми и бессмысленными. И Калли до того неловко стало перед Дианой, что она захотела сбежать, ничего не сказав, спрятаться где-нибудь, не высовываться до рассвета. И на ее счастье неподалеку оказался Савьер. Тот, вероятно, уже обыскался ее. Махнул ей.
– Калли… – остановила ее Диана. – Прости меня, если я действительно обидела тебя. Знай, ты, несмотря ни на что, очень дорога мне. И еще… Я хочу помочь. Тебе ведь нужна помощь, не отрицай.
Калли понимала, каких усилий стоило Диане признать свою вину, попросить прощения, предложить помощь, и это после такого количества гнусностей, опрокинутых на нее… Гордость ее потерпела крах, а уж какой катастрофический ущерб причинен ее самолюбию! И так же Калли было ясно, что она не заслуживает таких жертв. Та мерзкая личность, какой она стала, не достойна благосклонности великой Дианы Брандт.
Она попрощалась с ней так:
– Себе помоги, Диана. Ты на краю пропасти, а я уже на ее дне.
– Эй, не пора ли прерваться? Так ты сил не наберешься, – сказал Савьер, неодобрительно глядя на то, как Калли кинула опустевшую баночку пива и потянулась за очередной. Пятой по счету.
– Все равно уже, – ответила Калли Савьеру и после сказала себе: – Не получилось у тебя стать мудрее. Ты ранена. Смертельно ранена.
– Симпатичная у тебя подружка. Та что из «Греджерс», – заявил вдруг Бейтс. Надоело ему смотреть на опустевшие банки из-под пива и «опустившуюся» Калли среди них. Захотелось поговорить о прекрасном.
– Как ты понял?..
– Калли, это не так-то трудно. Вы сами себя выдаете, как военные выправкой. Кто она такая?
– Зачем тебе это знать? Никки же наша последняя жертва.
– Да… По привычке интересуюсь.
– Что вы с Инеко будете делать дальше?
– Уедем. После такого дела нам точно придется смыться.
– А Марта?
– Я буду присылать ей деньги. Прирученные медсестры будут докладывать мне о ее самочувствии. А когда все уляжется, приеду к ней.
– Не «когда все уляжется», а «если она доживет».
Савьер сжал кулаки, закусил губы. Героическим усилием воли он смог расправиться с яростью, что разожгла в нем Калли. Дело даже не в ее словах, а в легкости, с которой они были произнесены. Вся ценность Марты и значимость его любви к ней была уничтожена этой непозволительной легкостью.
Калли мгновенно поняла свою ошибку:
– Прости. Савьер, прости, не слушай меня, забудь! – Савьер молча встал. – Не уходи. Не надо…
– Я за новой порцией, – сказал он, взглянув на баночку пива в ее трясущейся руке. – Тебе взять?
«Нет на свете хуже звука, чем этот», – первая мысль Калли, после того как она услышала рингтон своего телефона.
– Алло…
– Принцесса, разбудил?
– Нет-нет, – ответила Калли, не разлепив веки.
– У тебя все хорошо? – встревожился Руди. Голос у его Принцессы был какой-то неестественный, больной, что ли…
– Да. Ну, как обычно. А ты как?
– Пойдет. Я сегодня пришлю тебе аванс.
– Так быстро? – Тут Калли распахнула глаза наконец, оживилась.
– Мне повезло с работодателем.
– Спасибо, Руди!
– Можешь тише разговаривать?
– Кто это? – спросил Фокс.
«КТО ЭТО?!» – спросила себя Калли. Она дрогнула, словно тело ее свело судорогой. Медленно повернула голову. Рядом с ней на кровати лежал голый Бейтс.
– Калли?!
А рядом с голым Бейтсом на кровати лежала, собственно, она, голая Калли.
– Руди, я на работе. Я перезвоню.
Отключилась. Осмотрелась. Где они? В номере. Точно… Савьер предложил Калли, донельзя расстроенной после разговора с Дианой, уйти с концерта, снять номер в какой-нибудь дешевой ночлежке. Закрапал дождь, на улице стало противно сыро, в бар или клуб идти не было желания, там шум и лишние люди. Так что гостиница была идеальным вариантом, туда можно завалиться с пивом, передохнуть, поговорить спокойно и после разойтись по домам.
И они сняли номер, выпили. Много выпили. Из того количества банок, что валялось на полу, можно было соорудить целый алюминиевый город.
А что же было потом?
Калли долго насиловала свою память, выуживая из нее хотя бы мельчайшие подробности минувшей ночи. Говорили о чем-то. О Диане вроде или Никки. О Марте. Кажется, поссорились из-за чего-то. Потом смеялись. Долго смеялись. И вдруг… Одно случайное касание, один многозначительный взгляд.
– Савьер…
– Я прекращу, если хочешь.
– Нет… не останавливайся.
– И правда, нехорошая девочка.
Желание было велико. Разум отсутствовал. Смущение дремало. Преданность, уважение, честь – все это погибло в одночасье после первого же поцелуя. Все случилось быстро, сугубо механически. Трение их возбужденных тел стерло воспоминания о том, кто был одним из самых главных людей в жизни Калли. Крики краткосрочного наслаждения заглушили долгую песнь любви.
Калли вспомнила все, но так и не поняла, что это было. Пресловутый юношеский протест? Расслабиться захотелось после многочисленных напастей? Отвлечься от мыслей о маме, как Нэша советовала? Или так на нее повлияла встреча с Дианой? Такое вот показательное выступление: взгляните на меня! я могу быть красивой и желанной, как моя прекрасная подруга Диана. я ничем не хуже! А может, Савьер так сильно вскружил ей голову? Может, она и не любила вовсе Руди? Этого замечательного, верного, несравненного Руди? Или все до смешного просто: перепила, набедокурила?
Савьер провалился в сон. Калли сползла с кровати на пол, в отчаянии и бессилии сжалась в голый, трусливый комочек. Как будто так она могла спасти себя. Как будто этим можно было все исправить.
Глава 26
Никогда еще не было так тепло и солнечно ранней весной в этих краях. Хотелось бы долго-долго наслаждаться свежим хвойным воздухом, слушать тихую кукушечью песню, подставлять лицо ласковым лучам солнышка и улыбаться. Но тут Джераб повернул голову. Рядом идет Алесса, рассказывает про что-то, и в мгновение ока прекрасное настроение Эверетта скрылось за изорванной тучей, перекрывшей солнце.
– Так что Рассел может быть спокоен. Я не стану тревожить доблестных стражей правопорядка из-за этого пустяка.
– Ты теперь называешь это пустяком? – спросил Джераб, изобразив удивление.
– Ну, Джераб, я несколько раз обдумала всю эту ситуацию и поняла, что моя вина тоже в ней есть.
– Что же ты сделала?
– Как что? Я просто была собой. Такой… м-мм… обольстительной! Настоящий мужчина не сможет пройти мимо такой женщины, как я, вот Рассел и не сдержался. Ну разве можно винить его за это? Только посочувствовать нужно. Что бы он ни сделал, я всегда буду для него недоступна. Ведь я твоя, Джераб. – Алесса вдруг остановилась, прильнула к жениху, и обвив холодными ручками его шею, посмотрела ему прямо в лицо. Взгляд его отрешенных глаз ничуть не смутил ее: – Я навеки твоя.
И воздух вдруг стал тлетворным, с холодком, пробирающим до костей; и кукушка прервала свою песнь, видимо, улетела туда, где хорошо, куда Джераб никогда не найдет дорогу.
– Так, мне пора на урок, – сказала Алесса, отпрянув от своей окаменевшей жертвы. – У тебя «окно»?
– Да.
– Тогда иди к Леде. Сообщи ей, что ее благоверный помилован.
Джераб сиюсекундно приступил к выполнению ее поручения. Алесса снова потянулась к жениху, чтобы поцеловать на прощание, но тот резко развернулся и пошел к центральному корпусу. Алесса едва не упала из-за такого неожиданного маневра. Джераб очень пожалел, что «едва».
– Я так понимаю, тебя можно поздравить? – с легким чувством зависти поинтересовался Джераб.
Леда не сразу догадалась, что он имеет в виду. Потом до нее дошло, что речь идет об их с Расселом очередном расставании. Финальном, надеялась Леда.
– Да. С моих плеч свалился огромный груз, только мне от этого легче не стало. Ты до сих пор мучаешься, и это удручает меня.
– Леда, я как-нибудь справлюсь, – упавшим голосом ответил Джераб.
– Когда ты только рассказал мне, что у тебя происходит с Алессой, я решила, что она просто не привлекает тебя как женщина. Ну, такое бывает. Еще она очень назойлива. Это кого угодно раздражает. Но сейчас… сейчас я понимаю, что ты ненавидишь ее. Достаточно упомянуть ее имя, чтобы ты воспылал гневом. Я права?
– Абсолютно.
– Но откуда взялась такая ненависть, Джераб?
– Я же сказал, у нас все сложно.
– У нас с Расселом тоже все было сложно, и я объяснила тебе почему. Ну сколько можно скрытничать?
Джераб молчал. Леда в полнейшей растерянности глядела на него.
– Прости, что давлю… Я только хотела помочь, – разочарованно промолвила она.
«Может, Леда поймет? Что, если рискнуть? В конце концов, хуже того, что эту правду знает Алесса, уже ничего не может быть». И Джераб выложил все подробности своей печали. Леда, не издав ни звука, выслушала его рассказ о Диане, о том, как им манипулирует Алесса, как он запутался и как невыносимее становится его жизнь день ото дня. В конце он снова заговорил о Диане. И каждый раз, когда он произносил ее имя, Леда с грустью, умилением и едва заметным раздражением отмечала, как изменяется его лицо. Оно словно озарялось внутренним светом.