– Элеттра, порадуй своего папочку, – сказал Джонатан. Только вместо лица мистера Смита Элеттра увидела ухмыляющуюся физиономию своего отца.
– Что?! – закричала она, едва не упав со стула. Холодный ручеек пота проделал путь вдоль ее позвоночного столба.
– Я спрашиваю… как тебе паштет? На мой взгляд, он еще хуже, чем запеканка. А ты что об этом думаешь? – вновь подал голос Джонатан, уже со своим лицом.
«Я думаю, что надо бежать. Прямо сейчас! Я долго тянула, мучила и терпела Арджи… Не хотела радовать Никки нашим разрывом. И что из этого вышло?! Хватит!»
Элеттра вскочила из-за стола и покинула кухню.
– Арджи, что с ней? – еще пуще заволновалась миссис Смит.
Арджи обнаружил Элеттру на заднем дворе дома. С опаской смотрел он на нее. Элеттре тоже было страшно, не понимала она, что с ней происходит, есть ли у ее странного состояния научное объяснение. Она боялась и стыдилась своего какого-то большого, очевидно нездорового, безымянного чувства, что главенствовало над всем ее внутренним содержимым. «Я неправильная, испорченная, лишняя. Я сама страдаю и заставляю страдать всех вокруг… А, может, Аделайн права? Я действительно больна? Опасна?.. Может, и правда, мне место в психушке?» Глубоко засела эта мысль в Элеттре.
– Так и знал, что этого не избежать, – робко начал Арджи. – С моими родителями невозможно долго находиться в одном помещении.
– У тебя отличная семья, Арджи, – ответила Элеттра, обратив к небу бесстрастное лицо.
– Тогда почему ты убежала?.. Элеттра, тебе плохо?
– Да… мне очень плохо.
– Наверное, из-за запеканки. Не зря отец так ненавидит ее. – Арджи попытался улыбнуться.
– Я больше не могу. Я не могу быть с тобой.
Смит окаменел.
– Так, ну что опять случилось?
– Дело не в тебе, а во мне. Прости за эту штампованную формулировку. За все прости… У меня в груди огромная дырень, и ее не перекроет ни твоя любовь, ни мои успехи в спорте, ни дружба с Рэми, ни деньги, ни популярность, ничего! Я не знаю, как объяснить тебе то, что со мной происходит… Одно лишь понимаю: я не имею права держать тебя возле себя. Арджи, ты достоин лучшего.
– Так ты и есть лучшее! – запальчиво возразил парень.
– Нет…
– Элеттра, ты – воплощение моей самой заветной мечты!
– Убогая у тебя мечта, что я еще могу сказать?!
– В который раз ты так поступаешь? Ты постоянно хочешь убежать от меня, а я постоянно останавливаю тебя. Неужели в этот раз мне не удастся это сделать? Ты пришла ко мне домой, познакомилась с моими родителями… Зачем?! Я не понимаю, я… я не верю, что ты давно приняла такое решение. Ты была настроена совершенно иначе! Но вдруг что-то изменилось… – В следующую секунду Элеттра вместо Арджи опять увидела своего отца: – Что изменилось, девочка моя? – Он сделал шаг в ее сторону, Эл отпрыгнула от него, завизжав:
– Не смей! Не надо!
Арджи тотчас обрел свой натуральный облик. Элеттра испугала его не меньше, чем он ее. Парень сильно растерялся, хотел уже позвать отца с матерью, чтоб те помогли ему усмирить Эл. Кинг же сумела самостоятельно успокоиться. «Он столько добра мне сделал. Я так отчаянно боролась за него… Ну почему он сейчас так противен мне? Как же хочется, чтобы все это как можно быстрее закончилось!» С этой мыслью Элеттра раскрыла свою сумочку и достала какой-то страшненький сверточек. Нет… это не сверточек, а что-то другое, понял Арджи, когда присмотрелся. Цветок засушенный, что ли?
– Что это? – осторожно поинтересовался Арджи.
– Твоя роза. Та, что ты подарил мне, когда мы только познакомились, на балу.
– Точно… Ты все еще хранишь ее! – воспрянул духом Арджи. – Элеттра, это же прекрасно! Раз ты хранишь ее, то это значит…
– Нет, Арджи, – перебила Эл. – Я хранила ее, потому что она напоминала мне о том потрясающем чувстве, которое я испытала, когда встретила тебя. Я так надеялась, что это чувство вернется ко мне, и роза – мой своеобразный талисман – поможет мне в этом…
– Не помогла? – спросил Арджи совсем упавшим голосом.
Элеттра отрицательно покачала головой и сказала:
– Все завяло, засохло, погибло, как эта роза.
И затем она нанесла последний удар хрупкому «талисману» – сжала в кулаке, растормошила пальцами его сухую плоть и подбросила в воздух ароматную горсть лепестковых останков. Больше не требовалось слов. Этим красноречивым жестом была поставлена финальная точка в отношениях Арджи и Элеттры.
Глава 38
Почти сто лет назад за чертой города Глэнстоун функционировала психиатрическая лечебница «Бриарей». Об этом местечке ходили жуткие слухи: врачи-психопаты истязали своих пациентов различными бесчеловечными экспериментами, а пациенты, между тем, ошивались там самые опасные, настоящие монстры в человеческом обличье. Насилие процветало там ежедневно, ежечасно – и со стороны медперсонала, и со стороны умалишенных. Короче говоря, если бы кого-то посетило желание увидеть ад еще до своей кончины, то ему просто нужно было заглянуть в «Бриарей». Лечебницу закрыли после опустошительного пожара. Восстанавливать изуродованное огнем здание было не выгодно, выживших пациентов определили в ближайшие клиники. Так и стоит теперь «Бриарей» на окраине, черными глазницами пустых окон глядя на сторонящийся его мир, и бережно храня в своем обугленном кирпичном скелете память об ужасах дней его жизни.
Поведала я вам об этом страшном месте не просто так. Именно здесь, в «Бриарей», Никки решила закатить громкую вечеринку в честь своего семнадцатилетия. Она пригласила почти всю школу, кроме самых мелких и вражеской компании – Брандт, Кинг и Арлиц; привезла мощную музыкальную аппаратуру, свечи, кресла-пуфы, яства (спонсором этого мероприятия был Элай). В целом, получился такой андеграундный пикничок в заброшенном, пользующемся дурной славой, здании. Нежнейшие принцессы «Греджерс» были, мягко говоря, ошарашены выбором Никки локации для торжества, а потом все сошлись в едином мнении: «Ну это же Никки Дилэйн. Чего еще от нее можно ждать?» А Никки ведь и хотела добиться такого эффекта. Не раз я вам говорила, что она любила шокировать публику. К тому же день рождения на пепелище отлично отражал ее внутреннее состояние. Вот так же черно и смрадно в ее душе, такой же раздрай в ее голове. Она уже давно свихнулась из-за этой бестолковой жизни, так что самое место ей в психушке. Такая вот самоирония в чистом виде.
– Никки, поздравляю! – крикнула Эсси. – Как ты?!
– Я буха как требуха! – ответила Никки, покачиваясь. Она протянула Джефферсон бутылку бренди. – Вообрази, родная, этот старичок опустел еще за час до начала вечеринки!
Никки делала обход, выпивая с каждым встречным гостем. Следующая остановка была подле Лейлы Флейшер и Ирланд Гловицки.
– Лейла, Ирланд, почему не пьете?!
– Да надоело уже, Никки! – рявкнула с улыбкой Лейла.
– И так весело, – добавила Ирланд.
– Надоело пить?! Господи Иисусе, не трогайте меня. Вдруг это заразно!
Пошла дальше. Наткнулась на Элая.
– О, именинница, да вы уже изрядно повеселились, я погляжу. Неэротично пованиваете спиртягой, – сказал парень.
– Это ты так решил скреативничать? Отличное поздравление! Я польщена… Ну выпила! Ну много выпила! И что? Сегодня праздник у меня!.. Леди имеет право нажраться в говнище хотя бы в свой день рождения!
Леди рыгнула и рассмеялась.
– Ладно, пойдем, поздравлю тебя как полагается. Идти-то еще можешь?
– Могу вот так, – сказала Никки и повисла на его шее. – Веди меня, мой сударь!
Элай потащил не вполне вменяемую именинницу в заранее запримеченное им местечко, что раньше выполняло роль общей душевой. По пути встретили Сагари Пью.
– Вы что, близнецы?! – хихикнула она.
– Ага, двоюродные, – съязвил Элай.
– Каждый раз одно и то же, – прокомментировала Никки.
Где бы Элай и Никки ни появились, всегда найдется кто-нибудь, кто назовет их близнецами. Ну похожи они очень, что с этим поделать?
Ребята добрались до вышеупомянутого помещения. В нем Элай оставил подарок.
– Никки Дилэйн, я хочу представить тебе свое лучшее творение. Не судите строго, сударыня, а то разобью хлебало.
Элай подошел к стене. Возле нее стоял холст с изображением… Никки. В тусклом свете свечи сложно было разглядеть детали картины. Бросились в глаза лишь очертания худенькой девушки. Она стояла обнаженной спиной к зрителю, голова повернута к правому плечу. Безупречный профиль, загадочный, немного уставший взгляд, белоснежные волосы слегка взъерошены. Разглядывая картину, Никки даже удалось ненадолго прогнать пьяный дурман, затопивший ее сознание. Она наслаждалась трезво, искренне.
– Боже мой! Это я, что ли?
– Ты, что ли, – ответил Элай без какого либо интереса. А у самого внутри все кричало: «Вот, какая ты красивая на самом деле. Вот, как я тебя люблю!»
– Неужели я такая красивая? – вдруг спросила Никки.
Элай почувствовал, как кровь его, превратившись в раскаленную лаву, прихлынула к неистово бьющемуся сердцу. Вот как это здание полыхало много лет назад, так и он полыхал, с головы до ног огнем любви был объят.
– Вообще-то нет. Где ты тут красоту увидела? – Губы дрожали, поперек горла стоял пульсирующий комок.
– Показалось, может… А мне все-таки нравится. Ты, оказывается, не просто наркоша и жалкий неудачник, а еще и талант. Недюжинный талант!
И внезапно все в Элае раскололось. На лице его проявилось, как на фотопленке, истинное выражение – без напускного, уже ставшего привычным, ледяного безразличия. Выражение это было грустное, глубокомысленное, в нем была сосредоточена вся сила чувств Элая. Заблудился он, свернул из любопытства не на ту дорожку. «А что будет, если я иначе посмотрю на нее, иное разрешу себе почувствовать к ней? Смеяться над ней перестану, смою с нее свое презрение. Жалеть ее тоже не буду. Просто… полюбуюсь, как будто музой. Выслушаю ее, постараюсь понять. А! Вот, что за этим следует! Я ее словно через сито пропустил, и она такой чистой стала! Ни одного недостатка. Никки привлекател