Прекрасный москвовед, автор вяжет интригу на балу в лефортовском доме Разумовских, то есть на Гороховом Поле, где граф Бутурлин уславливается с княжною Марфинькой Гагариной о встрече той же ночью в ее саду.
Княжна живет, по тексту, на Покровке. Может быть, в Армянском переулке, где современный дом № 11, древние палаты Милославского, принадлежал тогда Гагариным? Или в Потаповском, где им принадлежал дом № 8? – Удостовериться не представляется возможным, поскольку Бутурлин, застигнутый дождем и ветром, не может отыскать дорогу с Горохового Поля на Покровку.
Погодный морок нужен для того, чтобы герой попал в дом Брюса, легендарный дом на Разгуляе, и повздорил бы там с призраком хозяина, на карточном столе которого раскладывается судьба московских жителей.
С тех пор Бутурлину не видеть Марфиньки, но разделять свою любовь между Жервезой и Мадленой, женщинами-рыбами, первая из которых приходится племянницей английскому посланнику, живущему в Лефортове под характерной фамилией Гамильтон.
Правда, есть еще дворовая Матреша, с которой Бутурлин делит постель в фамильном доме на Знаменке и которая ходит поэтому барыней. (На Знаменке, в Арбате, действительно был дом Бутурлиных – № 12.)
В церкви Симеона Столпника, что за Арбатскими воротами, в той самой, где венчались, по легенде, Шереметев и Параша, Бутурлин венчается с Жервезой, в православии Глафирой.
Завязавшись на Яузе, история оканчивается в Арбате.
Часть XV. В Арбате: разное
Арбат и церковь Николы Явленного на акварели Владимира Нечаева. 1830–1840-е
1812 год не мог не стать великим мифотворцем.
«В тот день, когда мы прибыли сюда, – сообщал в письме из захваченной Москвы интендантский офицер Анри Бейль, – я, как и полагается, покинул свой пост и пошел бродить по всем пожарам, чтобы попытаться разыскать г-жу Баркову.»
Будущий Стендаль искал бывшую возлюбленную, актрису Мелани Гильбер, вышедшую замуж за русского: «Я никого не нашел».
В тот первый день Стендаль останавливался с интендантским штабом на Арбатской площади, в доме Апраксина (Знаменка, 19), откуда на другие сутки французов выкурил пожар.
Этот поиск на пожаре – словно крестоносный поиск женственной души мира, предпочитающей Восточный Рим Западному.
Анри Бейль (Стендаль) на портрете предположительно работы Жана-Батиста Жозефа Викара. 1824
Дом графа Апраксина на Знаменке. Чертеж фасада из Альбомов Казакова. Около 1800
(Сравнить с «Московским дневником» философа Вальтера Беньямина, написанным более века спустя: «…Кое-что об Асе и наших с ней отношениях. <…> Я оказался перед почти неприступной крепостью. Все же я полагаю, что уже одно только мое появление перед этой крепостью, Москвой, означает первый успех». Ася равняется Москве.)
На панораме московского любовного мифа Стендаль замещает своего императора, обделившего Москву амурными приключениями.
Или нет, это Москва обделила Наполеона любовью. Женщина Москва предпочла принести себя в жертву на глазах насильника.
Только на второй месяц московского сидения Стендаль узнал, что за несколько дней до вступления французов Мелани «уехала в Санкт-Петербург, что из-за этого отъезда она почти окончательно поссорилась со своим мужем, что она беременна, что она почти всегда носит зеленый козырек над глазами, что муж ее маленький, некрасивый и <…> очень ревнивый и очень нежный».
Теперь известно, что Барковы жили в предместной усадьбе на периферии Арбата (Долго-Хамовнический переулок, ныне улица Льва Толстого, место заводских домов под общим номером 23).
Горящая огнем Москва, забытая столица, возвращалась мировой истории. В этом же образе Москва, благодаря Толстому, открылась мировой культуре.
Сделав образ Москвы мировым, Толстой сделал всемирным и московский любовный миф.
И он оказался арбатским.
Прообразом «большому, всей Москве известному дому графини Ростовой, на Поварской» принято считать усадьбу князей Долгоруковых, во времена Толстого – барона Боде-Колычева (№ 52). Здесь князь Андрей Болконский объяснился с Наташей, сюда приходил и до помолвки с ней, и после, но «не как жених», «говорил ей вы и целовал только ее руку». Здесь во дворе в день оставления Москвы среди подвод с ранеными оказалась и коляска с умирающим князем Андреем, о чем Наташа узнала уже в пути.
«Дом Ростовых» на Поварской. Фототипия Карла Фишера. 1880-е
«Дом Болконского» на Воздвиженке. Фото между 1907 и 1916
Несомненным прообразом «старому, мрачному дому» Болконских послужил «дом с балконом» князя Николая Сергеевича Волконского, деда Толстого по матери, хозяина и устроителя Ясной Поляны (Воздвиженка, 9; полуразрушен и надстроен этажами в 2013 году). Здесь у княжны Марьи встретились после войны Наташа и Пьер, здесь они открывали в себе чувство друг к другу.
(Нехлюдов в романе «Воскресение» кружит вокруг Воздвиженки, как, может быть, кружил Толстой, хотя бы мысленно, вокруг потерянного дедовского дома. И в том же доме, у чужих хозяев, на балу, писатель увидал княжну Прасковью Сергеевну Щербатову – Кити Щербацкую «Анны Карениной».)
После войны «на маленькой квартире, на Сивцевом Вражке» поселился граф Николай Ростов. Подразумевается одна из квартир самого Толстого, сохранившийся в этом переулке скромный дом № 34. Между Сивцевым Вражком и домом Болконских на Воздвиженке устроилась партия графа Николая с княжной Марьей, прообразующая брак родителей Толстого.
Театр, в котором Анатоль Курагин видит Наташу Ростову, – вероятно, Арбатский, существовавший до войны 1812 года на одноименной площади. (Над той же площадью видит комету Пьер.)
Дом Марьи Дмитриевны Ахросимовой, из которого Курагин пытался умыкнуть Наташу, Толстой представлял совершенно отчетливо. Реальная Анастасия Дмитриевна Офросимова жила в Обуховом, нынешнем Чистом, переулке (№ 5; теперь здесь резиденция Святейшего).
«Я этих модных церквей не люблю», – говорила Марья Дмитриевна, приглашая Ростовых к обедне в церковь Успения на Могильцах, свою приходскую (Большой Могильцевский переулок, 2). Но после войны и эта церковь станет «модной».
«Модными церквами, – объясняет Щедрин в “Пошехонской старине”, – в то время считались: Старое Вознесенье, Никола Явленный и Успенье-на-Могильцах.» Невест возили в них с «матримониальными целями», то есть напоказ.
Церковь Успения на Могильцах. Фото из Альбомов Найденова. 1881
Старое Вознесение – это церковь Малого Вознесения на Большой Никитской (№ 18), против Консерватории. Церковь Николы Явленного стояла во владении № 16 по Арбату; парапет дома по улице включает кладку колокольни, у которой Пьер Безухов собирался покуситься на Наполеона.
Сам Слтыков-Щедрин венчался с Болтиной (1856) в Крестовоздвиженской церкви, давшей имя Воздвиженке. Одна из древнейших по упоминанию в Арбате, бывшая монастырская, церковь стояла в глубине владения № 7 по этой улице, наискосок от дома Шереметевых.
Помимо Шереметевых и вымышленного Чаяновым Бутурлина, «у Симеона», то есть в церкви Симеона Столпника на Поварской, венчались (в 1816 году) Сергей Тимофеевич Аксаков и генеральская дочь Ольга Семеновна Заплатина.
Их сын Иван Сергеевич Аксаков спустя полвека обвенчался с Анной Федоровной Тютчевой в домовой церкви «у Ростовых», то есть у барона Боде-Колычева на Поварской, 52. Церковь, посвященная святому предку Колычева, митрополиту Филиппу Московскому, выходит на Большую Никитскую под собственным номером 55.
В церкви Святого Власия Старой Конюшенной слободы (Большой Власьевский переулок, 8/20) в 1906 году венчались Максимилиан Волошин и Маргарита Сабашникова.
Но для становления мифа мало одной известности брачующихся.
В скромной экстравагантности чеховской женитьбы (1901) есть попытка мифотворчества: родственники и друзья, собранные на обед без объявления причин, получили сразу два известия: о венчании Антона Павловича с Ольгой Леонардовной – и об отъезде молодых из церкви на вокзал.
Венчались Чеховы в Крестовоздвиженской, что на Пометном Вражке близ Плющихи, церкви (2-й Вражский переулок, 1).
Пометный Вражек принадлежит окраине арбатского пространства, возвышенному берегу Москвы-реки против Дорогомиловской излучины. Уже в XV столетии этот район принадлежал судебному участку Занеглименья. В указе о введении опричнины район Плющихи назван Дорогомиловским вспольем (не путать с новым Дорогомиловом на противоположном, низком берегу реки, где Киевский вокзал). Принадлежат периферийному Арбату и Хамовники, соседние Плющихе, и Лужники. Во всяком случае, опричнина распространялась до Новодевичьего монастыря.
Крестовоздвиженская церковь на Пометном Вражке. Фото из Альбомов Найденова. 1880-е
Чехов и Ольга Леонардовна Книппер-Чехова
Правда, исключая Дорогомиловскую слободу, где ныне Ростовские переулки, и слободу Саввинского монастыря, где переулки Саввинские. То есть не выходила на высокую кромку берега. Возможно, границей опричнины служила сама Плющиха – древнейшая версия Смоленской дороги, ведшая к Сетунскому, а не к Дорогомиловскому перевозу. Но выход, спуск к реке между помянутыми слободами, собственно Пометный Вражек, мог принадлежать опричнине.
Атмосфера некоторой тайны роднит все «вспольные» венчания. В подобных случаях важна окраинность прихода.
Так, Тихвинская церковь в Лужниках была выбрана местом тайного венчания князя Ивана Алексеевича Гагарина с ушедшей для него со сцены Екатериной Семеновой. Гагарины венчались через четверть века после Шереметевых, которым поневоле подражали, в 1827 году. Князь выбрал церковь за границей города, в малом селе среди большого луга (теперь на этом месте Центральный стадион). Церковный причт был оштрафован за венчание брака не своего прихода.