В XVII столетии столь дорогой Романовым Георгиевский монастырь опекали Стрешневы, жившие выше по Большой Дмитровке. Дом Стрешневых, постройки XVIII века, можно видеть во дворе владения № 7. При Грозном этот двор принадлежал Собакиным, родне его третьей жены.
Георгиевский собор и Казанская церковь бывшего Георгиевского монастыря. Фото из Альбомов Найденова. 1880-е
Если так; если, самое малое, три девицы со Страстного холма перешли царицами на холм Кремля, – то два холма определенно составляют отношение, а переход семейств с холма на холм – традицию.
После Петра традиция попробует вернуться вместе со столицей. В начале Тверской улицы в отцовском доме будет жить князь Алексей Григорьевич Долгоруков, едва не ставший тестем Петра II. Палаты Долгоруковых стояли там, где ныне Театр имени Ермоловой (Тверская, 5).
За аналогией необходимо обратиться к Риму, где Страстному холму отвечает Квиринальский холм, как Палатинский отвечает холму Кремля.
Между двумя холмами строится одно из знаменитейших преданий о начале Рима. Палатинская община не имела женщин, и Ромул, первый римский царь, похитил их у племени сабинян, обитавшего на Квиринале. Похищение, по-нашему умык, обещало войну, однако женщины сумели замирить своих прежних и новых мужей. Две общины составили Рим.
Выводом, суммой перемножения общин стала патрицианская община Капитолия – холма, которому в Москве ответил холм Арбата.
Нет, невозможно думать, что москвичи передавали в поколениях тайну подобия Москвы и Рима. Однако точности уподобления невероятны. Значит, не Москва печатает свой образ с Рима, а Москва и Рим – с единого высокого праобраза. Москва и Рим суть две проекции Замысла, Промысла о вечном городе.
Конечно, несколько дворов с неясным статусом – слабые знаки Квиринала. Что ж, такова степень его проявленности на московском Страстном холме.
Часть IV. В смуту
Дворец Лжедмитрия I на взрубе. Рисунок Исаака Массы. 1610
После Грозного любовь осталась за царями и вернулась в Кремль, оставив Занеглименье царицыной родне и вынося в него знаки семейных нестроений.
Так, Зачатьевский монастырь близ Остоженки (2-й Зачатьевский переулок, 2) есть воплощенная молитва царя Федора Иоанновича и царицы Ирины, урожденной Годуновой, о даровании наследника.
Наследник не родился, династия Даниловичей прервалась, и на престоле оказался брат Ирины.
Царь Борис был, как известно, «вчерашний раб, татарин, зять Малюты». Этим родством Годунов начал свое возвышение при Грозном.
Двор Малюты, Григория Лукьяновича Скуратова-Бельского, ищут, естественно, в опричнине. А именно в Чертолье – в окрестностях Волхонки. Ищут у церкви Антипы Мученика (Колымажный переулок, 8), в которой Скуратов мог опекать придел во имя тезоименитого святого Григория Декаполита. Ищут и у церкви Похвалы Богородицы на Пречистенской набережной (владение № 43), в которой перед сносом обнаружилась его могила.
В первом из этих приходов указывают на владение № 6 в Колымажном переулке, за алтарями Антипьевской церкви, документально принадлежавшее Скуратовым в XVII столетии.
Палаты Аверкия Кириллова (в центре) на фотопанораме Москвы с храма Христа Спасителя. 1867
Церковь Похвалы Богородицы в Башмакове и храм Христа Спасителя. Фото из собрания Э.В. Готье-Дюфайе
Но это по науке; а старинное московское предание предпочитает поселять Малюту за Москвой-рекой, в известнейших палатах Аверкия Кириллова (Берсеневская набережная, 20), где в самом деле есть подклет XVI века. Берсеневка, верхняя стрелка острова между рекой и старицей, определенно относившаяся к земщине, по смыслу этого предания притягивается к опричнине. А у предания есть скрытый смысл. Ведь если некогда Неглинная впадала в старое русло Москвы-реки, где ныне русло Водоотводного канала, прорытое по старице, – Берсеневка оказывалась Занеглименьем, а не Замоскворечьем.
Сейчас для нашей темы важно, что ищется отцовский двор царицы Марьи Годуновой. Семейная история царя Бориса начиналась как частная. Но только воцарение поместило ее в миф.
Царевне Ксении Борисовне, внучке Малюты, было суждено стать главной, наряду с Мариной Мнишек, героиней любовного предания Смутного времени.
Красавица, «млечною белостию облиянна», обученная книжному писанию и музыке, царевна Ксения семь лет, все годы царствования ее отца, ждала буквально принца – королевича. Западным принцам трудно было исполнение условий Годунова: перемена веры и принятие удельного княжения в России.
Королевич Шведский, герцог Густав Ирикович (сын Эрика XIV), имел резоны согласиться, поскольку был преследуем в своем отечестве. Беглец благополучно прибыл, но в Москве дела нескоро делались. Принц пообвыкся… и выписал старинную любовницу, с которой уже имел детей. Когда он стал показываться с ней в Москве, царь разорвал помолвку и отправил принца в Углич, где десятью годами ранее погиб царевич Димитрий. Самозванец переведет Густава в Кашин, где тот скончается.
В 1602 году приехал королевич Датский, герцог Иоганн (Ханс), уже помолвленный с царевной. Как сообщал голландский резидент Исаак Масса, на царском приеме в Грановитой палате «царица и молодая княжна сквозь потаенную решетку видели герцога, но он их не видел, ибо москвитяне никому не показывают своих жен и дочерей и не выпускают из дому». Дальнейшая история Иоганна стала историей болезни. Царские доктора оказались бессильны перед неизвестной инфекцией. Борис несколько раз приходил рыдать у постели названого зятя.
У Пушкина в «Борисе Годунове» царевна Ксения целует портрет королевича и обещает верность мертвецу.
Кирха Михаила Архангела в Немецкой слободе. Фото 1928
Иоганна погребли в лютеранской кирхе Немецкой слободы. По словам Массы, Борис и его сын царевич Федор прошли за гробом герцога две улицы.
Немецкая слобода возникла при Грозном для поселения ливонских пленных. Вскоре опричный погром причинил ей первый урон. Годунов открыл или возобновил в слободе кирху неизвестного посвящения.
Возможно, это кирха Святого Михаила, или «Старая Обедня», древнейший храм Немецкой слободы, перестроенный в камне при царе Петре и существовавший до советских лет (улица Радио, бывшая Вознесенская; дом № 17 может включать в себя часть башни).
…Сплачется на Москве царевна:
Ох-ти мне, молодой, горевати,
Что едет к Москве изменник,
Ино Гришка Отрепьев расстрига,
Что хочет меня полонити,
А полонив меня, хочет постричи,
Чернеческий чин наложити!
10 июня 1605 года юный царь Федор Годунов с царицей-матерью, вдовой Бориса Марьей Григорьевной, были убиты на глазах царевны Ксении. Ее без чувств перевезли в дом князя Мосальского и передали воцарившемуся Самозванцу. Лжедмитрий продержал ее в наложницах пять месяцев.
Все это время в Москву ждали невесту Самозванца Марину Мнишек. Лишь накануне ее приезда Ксению постригли и услали в монастырь на Белоозеро.
Инокиня Ольга прожила еще шестнадцать лет, не перестав быть очевидицей, участницей и снова жертвой разных актов Смуты.
Назвать любовь двух Самозванцев и Марины первой из нецарских можно только с оговоркой: Самозванец – тень царя. Лишь похищая его имя и в особых случаях корону, воры попадают в миф и вовлекают в него других.
В сложносоставном Кремлевском дворце Лжедмитрий I выбрал годуновский Запасной дворец на взрубе, то есть на искусственном прибавлении холма со стороны Москвы-реки. На плоской крыше взруба стояли летние палаты Годунова, которые Лжедмитрий разобрал, чтобы построить собственные.
Большая часть этого краткого царствования протекла в отсутствие Марины. На заочном обручении в Кракове Лжедмитрий был представлен доверенным лицом.
Если самозванческие браки так же символичны, как и царские, – Марина символизирует попытку воссоединения Руси Московской и Руси Литовской под невозможным суверенитетом Речи Посполитой и под знаком римской унии.
Прибытие Марины в мае 1606 года напоминало военную экспансию, что, может быть, ускорило развязку. Вдоль путей Маринина приезда, из Арбата и Чертолья, зачем-то выселяли горожан, а по Никитской размещались свитские поляки. Людям старших поколений выселение могло напомнить об участи семейств, поверстанных в земщину и изгнанных из тех же самых улиц, отданных в опричнину.
Запасной дворец (в центре) на панораме Москвы Питера Пикарта. 1700-е
Новой опричниной глядели и поляки, окружившие престол, и маскарадные кощунства против веры и традиции, и обособление царя в Запасном дворце. Недаром Карамзин легкой рукой отождествит дворец на взрубе с загадочной крепостью Ад. В действительности Адом прозывалась устроенная Самозванцем на льду Москвы-реки дощатая передвижная крепость, Гуляй-город, разрисованная страшными картинами.
Невеста Самозванца поселилась в самом женском уголке Кремля – в основанном княгиней Евдокией-Евфросинией Вознесенском монастыре. Там Марина сделалась соседкой инокини Марфы, в миру Марии Нагой, вдовы Ивана Грозного, признавшей Самозванца сыном.
Венчание происходило не в домовом Благовещенском соборе, а в Успенском кафедральном, поскольку совмещалось (небывалый случай!) с царским помазанием невесты.
После воцарения Марина Юрьевна переселилась в Запасной дворец. Всего лишь девять дней спустя московское восстание низвергнет Самозванца с этой высоты.
Падение Лжедмитрия со взруба на сторону реки, с крепостью Ад на льду, сочли знаком падения во ад. Тело сожгли в этом Аду, отогнанном в село с многозначительным название