На мгновение Ребекке показалось, что старичок даже покраснел.
– Но история Нелли Закс на самом деле идет рука об руку с тем предметом, которым вы интересуетесь…
Он остановился перед маленькой дверью, достал из кармана ключи и отпер ее.
– Добро пожаловать, Нелли, проходите… Нет-нет, конечно же, Ребекка… – быстро исправился он.
Она вошла. Помещение площадью не больше десяти квадратных метров, и прилив легкой клаустрофобии сразу напомнил ей о допросных кабинетах в управлении полиции в квартале Крунуберг. Заваленный бумагами письменный стол, несколько переполненных книгами стеллажей вдоль одной из стен, а также два офисных стула заполняли почти все пространство. Старичок притворил за ней дверь. Толстые бетонные стены, похоже, всасывали каким-то образом все звуки, которые как-то странно тут обрывались.
– Ну, так вот, – продолжил Туре. – Нелли Закс стала гражданкой Швеции в 1952 году, в том же самом, когда начали строить здесь, под Королевским политехническим институтом, первый ядерный реактор. Садитесь, пожалуйста…
Он указал на одно из кресел.
– В 1966 году, когда Закс получила Нобелевскую премию по литературе, Швеция подписала договор о нераспространении ядерного оружия, и мы пообещали, что прекратим наши попытки сделать собственную атомную бомбу, и ко времени ее смерти эту программу уже полным ходом сворачивали. А двумя годами позднее все уже в принципе было свернуто…
– Но не до конца… – быстро добавила Ребекка.
Шёгрен окинул ее долгим взглядом и в первый раз пригубил свой кофе.
– Да, вы правы. Часть проекта продолжалась. Они называли это исследованиями в области защиты от ядерной угрозы…
– Но на самом деле это было что-то совсем другое? – снова вставила она.
Старик медленно покачал головой.
– Не следует верить всему, что написано в Интернете, милочка…
Он похлопал по крышке ненового ноутбука, стоявшего у него на столе.
– Ядерная программа в целом была свернута в семидесятые. Реактор в Огесте закрыли в семьдесят третьем. Конечно, остались кое-какие небольшие участки работы, но они были строго ограничены, и речь шла исключительно об исследованиях в сфере защиты от ядерного удара.
– А, понятно… Так, а в чем заключалась ваша роль, Туре? – Ребекка взглянула на наручные часы.
– Я был младшим научным сотрудником в том, что называлось проектом «L». Работал в основном в Огесте, на так называемом Третьем реакторе. Мы пытались получить собственный плутоний, но, к сожалению, ничего не вышло. Когда Эрландер с Пальме[101] закрыли нас совсем, мне пришлось уволиться. Сейчас, по прошествии времени, я думаю, что и хорошо, что так. Не очень-то хочется на закате жизни иметь на своей совести создание атомной бомбы.
Тут он вдруг встал с места.
– Но, простите меня, дорогая, с моей стороны это так невежливо. Я тут все разоряюсь. Вы же так и не забрали свой кофе. Я могу вас угостить чем-то другим? Может быть, минеральной водой?
Шёгрен наклонился и открыл небольшой шкафчик в одном из стеллажей, откуда извлек бутылку минералки и стакан. Откупорив ее открывалкой, которую Туре тоже ей дал, Ребекка налила себе воды и стала молча пить. Пузырьки газа обжигали язык; ей все больше казалось, что она теряет драгоценное время.
– Так, ну, посмотрим… С той поры, как мы переехали из своего дома в квартиру, я храню большинство бумаг здесь. Май-Бритт не хотела, чтобы мы перевозили это все в новое жилье. Я думал написать книгу…
Шёгрен рылся в кипах бумаг на столе, что-то искал. Пора бы уже перейти к делу, прежде чем он снова начнет что-то рассказывать.
– Туре, а вы когда-нибудь работали с человеком по имени Эрланд Петтерссон?
Ноль реакции, он даже не взглянул на нее, и почему-то это ее обрадовало. Но одновременно и не обрадовало.
– А с Таге Саммером?
И снова никакой реакции.
– Не-е-ет, к сожалению, эти имена мне ничего не говорят… – наконец пробормотал он, вставая и переходя к папкам на дальнем стеллаже.
Уже готовая выругаться от облегчения и разочарования, Ребекка вспомнила еще одно имя.
– А как насчет Андре Пелласа? – Туре резко встал. – Ведь вы его знали, не правда?
Она заметила, сколько возбуждения было в ее голосе.
– Знал – не знал… Полковник Пеллас руководил одной из секций нашей программы.
– Какой? Какой секцией?
Ребекка еле справилась с импульсом вскочить со стула.
– Их называли группа «I». Они держались немного с краю, так сказать. «Информация и разведка», вот как они назывались на самом деле, думаю я, но не совсем уверен. К сожалению, память уже не та, что раньше… – Старик покачал головой.
– А какова была их роль в этом проекте?
– Точно не знаю, но у нас был ежемесячный отчет, в котором мы фиксировали возникшие проблемы. И в тех пунктах, где мы заходили в тупик, как правило, ставилась отметка «I». Проходила где-то неделя, после чего мы получали подробное описание того, как с этой проблемой можно справиться. Эти рекомендации были по-шведски, но время от времени создавалось ощущение, что это перевод с английского. Просто там были некоторые выражения, ну, и так далее…
– И эти рекомендации поступали от группы «I»? В таком случае это говорит о том, что они общались с кем-то извне?
Туре пожал плечами.
– Мы-то в этом не сомневались, но никаких доказательств у нас не было…
– Американцы?
– Ну, это самое простое объяснение. Хоть наши политики и клялись в обратном, между Швецией и США были прочные связи в военной сфере с самого конца войны. Американское УСС, предшественник ЦРУ, финансировало в том числе и тайную военную деятельность вдоль норвежской границы. И цель, прежде всего, была не в том, чтобы бороться с немцами, а в том, чтобы подготовить войска к тому моменту, когда немцы уйдут. Чтобы предотвратить возможную советскую оккупацию Норвегии, – пояснил Шёгрен. – А такие операции были бы невозможны без помощи шведских военных и разведки…
Он осекся посреди предложения и, извиняясь, улыбнулся.
– Ну, вот я и снова уехал в сторону, милочка, но моя мысль состоит в том, что шведские и американские военные сотрудничали задолго до того, как начался наш проект…
Ребекка кивнула.
– А вам известно, что стало с группой «I» потом, после семьдесят второго года?
Он сдела паузу на несколько секунд, чтобы отпить кофе.
– Как я уже сказал, проект был свернут, военных перевели на новую работу, а нам, гражданским, пришлось искать новую работу в других учреждениях. Не очень-то весело: так много преданных сотрудников, столько вложенного труда – и все понапрасну…
Он вздохнул.
– Сам я переехал в Вэстерос, начал работать на ABB[102] в качестве инженера по автоматике. Доработал там до пенсии. Замечательное, кстати, предприятие, так что все, можно сказать, было к лучшему. Понимаете, мы там разрабатывали процессы…
Он продолжал рассказывать, но Ребекка уже не слушала. Она была права. Дядя Таге работал в ядерной программе и занимался обменом информацией с американцами.
– Так, ну, вот…
Туре Шёгрен достал какой-то конверт и высыпал его содержимое на стол. Фотографии, много черно-белых, но были и цветные. Пожелтевшие, давно забытые фото летних отпусков, выездов на пикники или других достопамятных событий. Судя по одежде и прическам, большинство снимков сделаны в 60-е и 70-е годы.
– Моя жена Май-Бритт, – пробормотал он и выложил на стол фотографию загорелой женщины в летнем сарафане за столиком в ресторане. – Умерла три года назад.
– Соболезную…
Туре Шёгрен продолжил рыться в снимках.
– Вот!
Он выложил на стол несколько черно-белых фотографий. Типичные групповые фото, такие делаются в любых учреждениях. Множество серьезных мужчин в костюмах, некоторые из них в белых халатах. Всего человек шестьдесят-семьдесят, стоящих в три ряда на какой-то большой лестнице.
– Этот снимок сделан то ли в шестьдесят шестом, то ли в шестьдесят седьмом… Вот это я.
Он ткнул пальцем в молодого человека с зачесанными на пробор волосами. Сходство было очевидно.
– Молодой и красивый, – засмеялся Туре. – А теперь… – Он провел пальцем по рядам лиц. – Вот, – сказал он.
Но Ребекка его уже нашла. Задний ряд, третий слева. И тут ей стало дурно.
– Полковник Пеллас, – сказал старик и ткнул пальцем в лицо на фото, но она смотрела на совсем другое лицо.
Лицо своего отца.
Глава 22And those we’ve left behind[103]
Они стояли на поляне среди деревьев. Несмотря на темноту и то, что они были далеко, он всех их легко узнал. Пожилого, гладко выбритого мужчину с тростью. Рядом с ним – согнувшаяся фигура Манге. Из их чашек шел пар.
Потом, приближаясь к ним сквозь снег, он уже мог различить больше людей там, среди деревьев. Десятки, может быть, даже сотни силуэтов, молчаливо за ним наблюдающих. Он чувствовал, как снег скрипит у него под ногами, но, как ни странно, никаких звуков слышно не было. К обоим мужчинам на поляне присоединились другие. Четыре фигуры, все в белых масках Гая Фокса с нарисованными на них, закрученными вверх усами и клиновидными бородками.
– Добро пожаловать, Хенрик, – произнес Гейм-мастер, когда тот вышел на поляну. – Кофе будешь?
Манге протянул ему пластиковый стаканчик, и он принял его, ни слова не говоря.
– Кто они? – Он кивнул в сторону четверых в масках.
– А разве ты не знаешь? – посмеиваясь, спросил Гейм-мастер. – Двое из них не представляют никакого интереса, но вот два других могут иметь жизненно важное значение.
Первый из них сделал шаг вперед и протянул руку. Несмотря на бесформенную зимнюю одежду, можно было различить его квадратную мускулистую фигуру. Они обменялись рукопожатиями.
– Друг? – спросил Эйч Пи, но ответа не получил.