Желание получить ответ на вопрос, кем он являлся – а также каковы его отношения с теми, кто его окружает, – заставило Эмили поспешить к себе в офис. Только сейчас она вспомнила о своем запросе в отделение полицейской разведки о неизвестном пакистанце, заявившемся в их управление в воскресенье во второй половине дня. Этот запрос находился в Клактонском отделении уже сорок восемь часов. Ответ на него не требовал больших затрат умственного труда – надо было лишь поинтересоваться в отделе SO11 в Лондоне о том, привлекал ли Таймулла Ажар когда-нибудь к себе внимание этой редко упоминаемой службы.
На столешнице ее письменного стола возвышались горы папок, документов, отчетов. Ей потребовалось добрых десять минут на то, чтобы разобраться в этом нагромождении. На Ажара ничего не пришло.
Проклятие. Ей нужно было получить хоть что-то на этого человека, что могло бы стать козырем в их словесной перепалке; пусть это будет пустяк или ничего не стоящий факт, но если она или Барбара Хейверс намекнут ему о своей осведомленности, то тем самым уведомят его, что он не так уж безупречен в глазах полиции, как он, вероятно, себе представляет.
Пикантные подробности, касающиеся противника, работают на то, чтобы одержать над ним верх. А пока она сознает, что одерживает верх – ведь именно она владела информацией и решала, выдавать ли ее, и если да, то какими порциями, или пока придержать. И Эмили хотела, чтобы и азиаты осознали это.
Она сняла трубку и позвонила в отдел полицейской разведки.
Когда Барбара вошла, Эмили говорила по телефону. И по тембру ее голоса было понятно, что она обсуждает свои личные дела. Сидя за письменным столом, одной рукой Барлоу подпирала голову, а второй – прижимала к уху телефонную трубку.
– Поверь мне, – говорила она, – сегодня ночью я дважды испытала это. Вернее, три раза, – и она засмеялась. Засмеялась гортанным смехом, исполняющим роль знаков препинания в разговорах, которые ведут любовники. Эмили, подумала Барбара, наверняка говорит не с шефом.
– В какое время? – продолжала ворковать Эмили. – Хм-м. Возможно, справлюсь. И она не удивилась?.. Гари, никто не выгуливает собаку три часа. – Неизвестно, что возразил на это Гари, но она снова засмеялась и заерзала на стуле.
Стоявшая у двери Барбара была готова незаметно выйти из офиса, пока подруга сидела, опустив голову. Но даже одного движения было достаточно. Эмили посмотрела в сторону двери и жестом руки попросила Барбару оставаться на месте, а потом движением пальца сообщила о том, что закругляет беседу.
– Ну хорошо, – торопливо бросила она. – В полдесятого. Только не забудь на этот раз презервативы… – Без тени смущения она положила трубку и обратилась к Барбаре: – Чем ты порадовала их?
Хейверс смотрела на Эмили изучающим взглядом, чувствуя, как горит ее покрасневшее лицо. А Барлоу была вся в делах. В ее облике не было и малейшего намека на то, что она минуту назад назначила на сегодняшний вечер свидание с женатым мужчиной. Да, все продолжается в том же духе: очередное занятие активной деятельностью на матрасе с тем же самым мужчиной, которого она отчитывала вечером в воскресенье. Правда, сейчас у нее был такой вид, будто она только что записалась на прием к стоматологу.
Эмили, как оказалось, могла с мучительной для Барбары точностью читать ее мысли.
– Курение, алкоголь, язвы, мигрени, психические заболевания или промискуитет[107]. Барб, выбирай же свой яд. Я для себя уже выбрала.
– Да? Ну, поздравляю, – сказала Барбара, пожимая плечами и намереваясь этим движением показать свою принадлежность к сестринскому союзу женщин, которые снимают стресс тем, что несут несуразную чушь. А сейчас она готова отдать жизнь за сигарету – но не за мужчину, – и все ее тело, от кончиков пальцев до глазных яблок, требовало никотина, хотя она только что, за время встречи с Ажаром и его кузеном, выкурила три с половиной сигареты. – Что помогает тебе…
– То помогает и мне, – докончила за нее Эмили, затем шумно выдохнула и, сунув растопыренную пятерню в волосы, провела ею ото лба к затылку. Со стоявшей на столе лампы, как причудливый абажур, свешивались мокрые бумажные полотенца. Взяв одно из них, Эмили провела им по затылку. – Господи, ну и погода. Словно находишься летом в Нью-Дели. Ты была там? Нет? Тебе повезло. И не трать деньги, это настоящая преисподняя. Так что ты им сообщила?
Барбара доложила. Она сказала азиатам, что полиции стало известно о существовании банковского сейфа Кураши, его содержимое изъято; что Сиддики подтвердил правильность сделанного Ажаром перевода пассажа из Корана; что сейчас они работают со списком входящих и исходящих телефонных звонков Кураши и что у полиции уже есть подозреваемый – помимо Кумара, – и его допрос проводится в настоящее время.
– И как отреагировал на это Малик?
– Давил.
Этот ответ лишь в самом общем смысле характеризовал то, что произошло на встрече. Муханнад Малик потребовал сообщить расу и личные данные второго подозреваемого. Он просил показать ему опись вещей, найденных в банковском сейфе Кураши. Он настаивал на подробном объяснении смысла формулировки «работают со списком входящих и исходящих телефонных звонков». Он настаивал на том, чтобы ему дали возможность войти в контакт с профессором Сиддики, дабы убедиться, что этот человек понимает характер преступления, расследуемого сейчас в Балфорде-ле-Нец.
– Господи, да у этого придурка слоновьи нервы, – заключила Эмили, выслушав отчет. – Ну, а что ты ему ответила?
– Мне не пришлось ничего ему отвечать, – с усмешкой сказала Барбара. – Ажар поработал за меня.
А он и действительно проделал это в своей обычной манере, с апломбом, оправданным, по всей вероятности, тем, что ему уже не однажды доводилось иметь дело с полицией, с ПАСЕ и с применением этого закона. Это вызвало у Барбары интерес, но уже иного рода, – к ее лондонскому соседу. В течение двух месяцев их знакомства она мысленно называла его университетским профессором и отцом Хадии. Но кем он был еще, спрашивала она себя. И какого рода информацию об этом человеке ей еще предстоит узнать?
– Тебе, похоже, нравится второй парень, этот самый Ажар? – с хитрецой заметила Эмили. – Интересно, почему?
Барбара знала, что сказать в ответ. Потому что я знаю его по Лондону, мы соседи, и к его дочке я отношусь по-особому. Но вместо этого она сказала:
– Да просто какое-то подспудное чувство. Он, мне кажется, честный. И, как мне думается, он так же, как и мы, хочет докопаться до истины в этой истории с Кураши.
У Эмили вырвался какой-то скептический лающий смешок.
– Не особенно рассчитывай на это, Барб. Он заодно с Муханнадом и совершенно не стремится докопаться до истины в том, что произошло на Неце. А может, ты потеряла нить следствия за время нашей короткой встречи с Ажаром, Маликом и Фахдом Кумаром?
– Какую нить?
– Реакцию Кумара, когда он увидел этих двоих, входящих в комнату. Ты ведь заметила это, верно? Как по-твоему, что это может значить?
– Да Кумар попросту был не в себе, – предположила Барбара. – Я никогда не видела, чтобы кто-либо так нервничал в камере. Но дело сделано, Эмили, разве не так? Он в камере. И что ты намерена делать дальше?
– Я хочу установить связь, существующую между этими людьми. Кумар бросил один взгляд на Ажара и Муханнада, после чего чуть не протер свои коричневые штаны.
– По-твоему, он их знает?
– Ажара, возможно, и нет. Но я утверждаю, что Муханнада Малика он знает. Я на сто процентов уверена, что он его знает. Его так затрясло, хоть сбивай на нем коктейли. И поверь мне, то, как он отреагировал на это, не имеет ничего общего с испугом, вызванным попаданием в камеру.
Барбара отнеслась настороженно к столь неколебимой уверенности подруги.
– Но, Эмили, взгляни на ситуацию. Он в камере – подозреваемый в ходе расследования убийства – в чужой стране, а его познания в языке настолько убоги, что, захоти он удрать, его схватят прежде, чем он доберется до городской окраины. Неужто этого недостаточно для того, чтобы…
– Да, – нетерпеливо перебила ее Эмили. – Все правильно. Его английского даже не хватит на то, чтобы предложить собаке кость. А тогда что он делал в Клактоне? И еще важнее, как он там оказался? Ведь мы сейчас говорим не о городе, кишащем азиатами. Мы говорим о городе, где их можно перечесть по пальцам, а нам всего-навсего надо было поинтересоваться в магазине «Джонсон и сын» об одном пакистанце, и хозяин магазина сразу понял, что мы ищем Кумара.
– Так? – желая узнать, что дальше, протянула Барбара.
– То, что мы видим, вовсе не в традиции свободных духом. Эти люди ведут себя так, словно они склеены в одно целое. Так что же Кумар делает в Клактоне один, в то время как все остальные его собратья толкутся здесь, в Балфорде?
Барбара хотела возразить и сказать, что Ажар жил в Лондоне один, хотя у него, как она недавно узнала, где-то в этой стране есть большая семья. В подкрепление своего довода она хотела обратить внимание Эмили на тот факт, что, хотя азиатская община в Лондоне концентрируется в основном вокруг Саутхолла и Хоунслоу, Ажар живет в Чок-Фарм, а работает в Блумсбери. «Насколько это типично?» – хотела спросить она. Но не могла, так как боялась подвергать риску свое участие в расследовании.
Эмили между тем разошлась еще сильнее.
– Послушай, что говорит детектив Хониман. Кумар был в полном порядке, пока эти двое не нарисовались в комнате. Ну и что это, по-твоему, значит?
Да что угодно, подумала Барбара. Это можно было легко истолковать так, как кому-то хочется. Она хотела напомнить Эмили то, что сказал Муханнад: азиаты вошли в комнату не одни. Но оспаривать сейчас какое-то туманное предположение казалось ей бессмысленным. Хуже того, это могло бы спровоцировать конфликт. Поэтому она постаралась перевести разговор об умственном состоянии Кумара на другую тему.
– Если Кумар все-таки знаком с Маликом, какая между ними связь?