есть семья, а не только мама и папа. А он такой красивый, мой кузен Муханнад. Ну пойдемте, я вас познакомлю?
Ажар подошел к двери бара. За его спиной стоял Муханнад, поднявшийся с повернутого в сторону окна кресла с подлокотниками, обтянутыми растрескавшейся кожей. В руке у него был стакан, который он поднес к губам, опрокинул его содержимое в рот, а затем поставил на стол.
Барбара мысленно обратилась с вопросом к Таймулле Ажару. Что сказать?
Но Хадия висела на ее руке, и все притворные ухищрения с целью показать, что их взаимная любовь к кулинарным шедеврам отеля «Пепелище» вспыхнула два дня назад, моментально стали бесполезными после ее слов.
– Вы ведь думаете то же самое, верно, Барбара? Мы ведь всегда жили так, как будто у нас нет никакой семьи. Я уверена, вы будете видеть их в Лондоне. Они могут приезжать на уикэнд. Мы ведь можем приглашать их к нам на барбекю, ведь верно?
Конечно, хотела сказать Барбара. А Муханнад Малик, без сомнения, сгорал в эту минуту от нетерпения поскорее впиться зубами в жаренный на решетке кебаб, приготовленный из следователя сержанта Барбары Хейверс.
– Кузен Муханнад, – кричала Хадия. – Познакомься с моей подругой Барбарой. Наша квартира на первом этаже, как я тебе рассказывала, а Барбара живет в маленьком красивом домике за нашим домом. Мы с ней познакомились, когда ее холодильник по ошибке привезли в нашу квартиру. Папа перевез его к ней. Он тогда посадил на рубашку жирное пятно. Мы его почти полностью смыли, но папа больше не хочет надевать эту рубашку, когда идет в университет.
Муханнад подошел к ним. Хадия сразу же схватила его за руку. Теперь она стояла между ними, держа за руки обоих – Барбару и своего кузена, – и лицо ее светилось такой радостью, словно ей удалось устроить счастливый брачный союз.
Лицо Муханнада свидетельствовало об активной мыслительной работе, происходящей в голове, словно там, в мозгу, трудился компьютер, обрабатывающий информацию и классифицирующий ее по определенным категориям. Барбара без труда могла представить, что это были за категории: предательство, скрытность, обман. Муханнад говорил с Хадией, но смотрел на ее отца.
– Как я рад, что встретился с твоей подругой, моя маленькая кузина. А ты давно с ней знакома?
– О, много, много, много недель, – весело отвечала Хадия. – Мы ходим кушать мороженное на Чок-Фарм-роуд, мы ходили в кино, Барбара приходила даже на мой день рождения. Иногда мы ездим проведать ее маму в Гринфорде. Нам всегда так весело, правда, Барбара?
– Какое приятное совпадение, что вы оказались в одном отеле в Балфорде-ле-Нец, – многозначительно заметил Муханнад.
– Хадия, – обратился к дочери Ажар, – Барбара только что вернулась в отель, и, мне кажется, ты перехватила ее по дороге в номер. Если вы…
– Мы сказали ей, что едем в Эссекс, ты понимаешь? – Хадия дружески сообщала кузену все подробности. – Мы должны были сказать ей об этом потому, что я оставила ей сообщение на автоответчике. Я пригласила ее покушать мороженое и не хотела, чтобы она решила, будто я забыла об этом. Поэтому я пошла к ней в домик и объяснила ей все, а когда за мной пришел папа, мы сказали, что едем на море. Но только папа не сказал мне, что вы живете здесь, кузен Муханнад. Он приготовил мне сюрприз. А вот теперь ты можешь познакомиться с моей подругой Барбарой, а она может познакомиться с тобой.
– Знакомство уже состоялось, – сказал Ажар.
– Да, но, по-моему, не так скоро, как могло бы состояться, – заметил Муханнад.
– Послушайте, мистер Малик… – решилась заговорить Барбара, но сразу замолчала, увидев приближающегося Базила Тревеса.
Он шел из бара своей обычной вихляющей походкой, сжимая в руке кипу заказов на ужин и, как всегда, что-то мурлыкая на ходу. Однако, увидев Барбару в обществе пакистанцев, он мгновенно смолк, и в его вокальной партии наступила пауза, подобная той, что наступает после пятой ноты в мелодии заглавной песни к фильму «Звуки музыки»[109].
– А! Сержант Хейверс, – радостно воскликнул он. – Вам звонили. Три раза, один и тот же мужчина. – Он как-то по-особому посмотрел сперва на Муханнада, затем на Ажара, а затем добавил таинственно, но с непререкаемо важным видом, который подчеркивал, что его обладатель является соотечественником, помощником и лучшим другом скотленд-ярдовского детектива: – Послушайте, сержант. Этот маленький немец, наша головная боль… Он оставил номера двух своих телефонов, домашнего и прямого в его офисе. Я записал их и оставил в ящике стола в вашем номере. Если вы подождете минуту, то я…
Он со всех ног понесся за своим листком, а Муханнад снова заговорил:
– Кузен, надеюсь, мы поговорим позже. Хорошего вечера, Хадия. Мне было… – Его лицо распрямилось и стало мягче от правдивости этих слов; он бережно и нежно обнял ладонью затылок девочки, нагнулся и поцеловал ее в темя. – Я очень рад, что мы наконец-то встретились.
– А ты еще придешь? А я смогу увидеть твою жену и мальчиков?
– Всех, – улыбнулся Муханнад, – в свое время.
Простившись со всеми общим поклоном, он направился к выходу, и Ажар, бросив быстрый взгляд на Барбару, последовал за ним. Барбара слышала, как он, уже стоя в дверях, настойчиво окликнул своего кузена:
– Муханнад, постой.
Интересно, какие объяснения он собирается дать Муханнаду, подумала Барбара. Да это и не важно, кто и как видит сложившуюся ситуацию, хорошей ее не назовешь.
– Вот и я. – Базил Тревес вернулся и трясущейся рукой протянул Барбаре листок. – Он исключительно вежливо общался со мной по телефону. Для немца это просто удивительно. Вы отужинаете у нас, сержант?
Она ответила, что отужинает.
– Садитесь с нами, садитесь с нами! – закричала обрадованная Хадия.
При этих словах девочки вид у Тревеса стал еще менее радостным, чем утром в понедельник во время завтрака, когда Барбара без всякого напряга перешла тот невидимый барьер, который хозяин отеля воздвиг между белыми и цветными постояльцами. Базил потрепал Хадию по голове. Он смотрел на девочку каким-то особым добрым и ласковым взглядом; так обычно смотрят на маленьких животных, которые при близком общении вызывают острый приступ аллергии.
– Ну конечно, дорогая моя, если она захочет, – с готовностью объявил он, подавляя при этом отвращение во взгляде. – Она может сесть, где захочет.
– Ну и отлично! Ну и отлично! – Преисполненная радости Хадия запрыгала куда-то в сторону, и через несколько мгновений Барбара услышала, как она щебечет с миссис Портер, сидевшей в баре.
– Это полиция, – таинственным полушепотом произнес Тревес, кивком головы указывая на листок в руке у Барбары. – Я не хотел говорить обо всем при… этих двоих. С иностранцами надо всегда быть настороже.
– Вы правы, – согласилась Барбара. Она с трудом сдерживала себя, подавляя непреодолимое желание треснуть Тревеса по роже, да так, чтобы тот слетел с катушек. Вместо этого она быстро пошла по лестнице к себе в номер.
Сняв с плеч рюкзачок, Барбара бросила его на одну из сдвоенных кроватей и подошла ко второй. Улегшись на нее, она принялась изучать телефонные сообщения. Все сообщения были оставлены одним и тем же человеком по имени Гельмут Кройцхаге. Он звонил в три часа, затем в пять и последний раз в шесть пятнадцать. Посмотрев на часы, она решила сначала попробовать позвонить к нему в офис. Барбара набрала немецкий номер и в ожидании соединения стала обмахиваться пластиковым подносом, взятым с чайного столика.
– Hier ist Kriminalhauptkommisar Kreuzhage.
Повезло, подумала Барбара. Она представилась, медленно и четко выговаривая английские слова, помня об Ингрид и ее более чем скромном знании родного языка Барбары. Немец на другом конце провода, мгновенно переключившись на другой язык, произнес:
– Да, сержант Хейверс. Я тот самый человек, который здесь, в Гамбурге, разговаривал по телефону с мистером Хайтамом Кураши.
Он говорил с едва ощутимым акцентом. Голос его был приятным и располагающим. Этот голос, должно быть, довел Базила Тревеса до сумасшествия, потому что был совсем не похож на манеру речи киноэкранных нацистов в послевоенных фильмах.
– Отлично, – с горячностью произнесла Барбара и поблагодарила его за звонок, а затем вкратце рассказала ему об обстоятельствах, которые заставили ее обратиться к нему.
Когда она рассказала о проволоке и старых бетонных ступенях, с которых произошло роковое падение Хайтама Кураши, на другом конце линии раздался какой-то квакающий звук.
– Я наткнулась на номер телефона полиции Гамбурга, когда просматривала список телефонных звонков, сделанных убитым из отеля. Мы проверяем все его контакты. И я надеюсь, что вы нам в этом поможете.
– Боюсь, что моя помощь окажется очень незначительной, – ответил Кройцхаге.
– Но вы помните, о чем говорили с Кураши? Он не один раз обращался в полицию Гамбурга.
– О, да, я все отлично помню, – заверил ее Кройцхаге. – Он хотел сообщить некоторую информацию о делах, которые на основании его данных делались по адресу в Вандсбеке.
– В Вандсбеке?
– Да. Это район в западной части города.
– И что это за дела?
– Дела, о которых этот джентльмен говорил весьма туманно. Он лишь называл эти дела незаконной деятельностью, в которую вовлечены Гамбург и порт города Паркестона в Англии.
Барбара почувствовала покалывание в кончиках пальцев. Черт возьми, неужели Эмили Барлоу оказалась права?
– Возможно, это какая-либо контрабанда, – предположила она.
Кройцхаге смачно откашлял мокроту. Собрат-курильщик, подумала Барбара, подсевший на табак еще основательнее, чем я. Он убрал трубку от лица и сплюнул. Ее всю передернуло, и она мысленно дала клятву не так сильно налегать на курево.
– Я бы не спешил с выводами о контрабанде, – сказал немец.
– Почему?
– Потому что, когда этот джентльмен упомянул порт Паркестона, я тоже пришел к подобному заключению. Я предложил ему позвонить в