Хегарти скрестил руки на груди. В этот момент татуировки на бицепсах проявились во всей красе.
– Я могу позвонить адвокату, если сочту нужным, – заявил он. Когда он говорил, свет от висящей под потолком лампы отражался на свисавшем с губы кольце.
– Можете, – согласилась Эмили. – Но, поскольку я еще не зачитала вам предостережение при аресте[121], меня заинтриговало то, что вам уже потребовался адвокат.
– Я не сказал, что он мне уже потребовался. Я не сказал, что хочу, чтобы он присутствовал. Я лишь напомнил, что могу позвонить адвокату, если захочу.
– Так что вы решили?
Высунув язык, Хегарти быстро, как это делают ящерицы, провел им по губам.
– Я могу сообщить вам все, что вас интересует, и сам хочу сделать это. Но вы должны дать мне гарантию, что мое имя не попадет в прессу.
– Не в моих правилах гарантировать кому-то что-то, – поморщилась Эмили, садясь напротив него. – А учитывая тот факт, что отпечатки ваших пальцев были обнаружены на месте преступления, вы не в том положении, чтобы предлагать какие-то свои условия.
– Тогда я не буду говорить.
– Мистер Хегарти, – вступила в разговор Барбара, – мы получили свидетельство об идентификации отпечатков ваших пальцев от отдела SO4 в Лондоне. Я полагаю, вам известно, что это значит: вы можете быть арестованы. Неужели вам нужно объяснять то, что и так яснее ясного: если отпечатки пальцев некоего уголовного преступника обнаружены на месте убийства, а потом оказывается, что задержанный и этот уголовный преступник – одно и то же лицо, какой может быть разговор?
– Я никогда никого и пальцем не трогал, – ощетинился Хегарти. – Ни в Лондоне, ни где-либо в другом месте. И я не уголовник. То, что я делал, касалось двух взрослых людей, и раз один из них платил, то это никак нельзя считать насилием. К тому же тогда я был почти ребенком. Если полиция будет уделять больше внимания предотвращению настоящих преступлений и отстанет от парней, желающих заработать несколько честных монет при помощи своих тел, как это делают шахтеры или проходчики тоннелей, тогда, возможно, в этой стране жить станет более комфортно.
Эмили не выразила желания вступать в спор о том, что общего между мужчинами, занимающимися физическим трудом, и мужчинами-проститутками.
– Послушайте, адвокат не может сделать так, чтобы ваше имя не попало в газеты, так что вы в данном случае напрасно рассчитываете на это. Да и я не могу гарантировать, что какой-либо ловкач из «Стандарта» не подстерегает вас, сидя в засаде возле вашего дома. Но чем быстрее вы выберетесь отсюда, тем меньше шансов, что это случится.
Обдумывая ее слова, Хегарти снова высунул язык и снова, как ящерица, быстро провел им по сухим губам. Его бицепсы напряглись, и фаллосы в окружении тычинок вызывающе распрямились. Наконец он решился.
– Похоже, все именно так, как вы сказали. Дело в том, что существует еще один человек. Он и я… мы вместе уже некоторое время. Четыре года, если быть точным. Я не хочу, чтобы он знал о том… ну, что я собираюсь рассказать вам. Хотя он уже что-то подозревает, но он не должен знать. И я не хочу посвящать его в это.
Эмили бросила беглый взгляд на фарфоровую доску, которую по пути в камеру для допросов захватила в приемной.
– У вас, насколько я знаю, есть свой бизнес? – спросила она.
– Ай, да какой там бизнес. Я же не могу сказать Джерри, что вы зацепили меня из-за картинок. К тому же ему не нравится, что я делаю эти пазлы. Он постоянно донимает меня разговорами о том, что надо заниматься чистыми делами – чистыми в соответствии с его пониманием законов, – и если он прознает, что у меня неприятности с копами…
– И как я знаю, ваш бизнес делается в промышленной зоне Балфорда, – не обращая внимания на его слова, продолжала Эмили. – По соседству с горчичной фабрикой Малика, на которой работал мистер Кураши. Мы, как вы понимаете, по ходу расследования опросим всех бизнесменов в промышленной зоне. Вам это надо, мистер Хегарти?
Хегарти шумно выдохнул воздух, который набрал в легкие, намереваясь высказать протест ее намерениям. Он ясно понял, что именно она имеет в виду.
– Да, – пробормотал он. – Понял. Я согласен.
– Отлично. Тогда начнем. – Резким движением Эмили включила кассетный магнитофон. – Начнем с того, как вы познакомились с мистером Кураши. Мы ведь имеем основания полагать, что вы знали его, верно?
– Я знал его, – подтвердил Хегарти. – Да, я знал этого человека.
Они встретились на рыночной площади в Клактоне. Клифф часто наведывался туда по делам, связанным с работой. Покупал кое-что, а между делом занимался тем, что называл «немного поразвлечься».
– Немного поразвлечься и отдохнуть душой, вы понимаете, что я имею в виду. Ведь когда вы все время имеете дело с одним и тем же парнем, это действует на вас как успокоительное средство. Поразвлечься – это в данном случае означает внести разнообразие в уже наскучившее существование, понимаете? Именно так все и было. Мне просто хотелось немного поразвлечься.
Он заметил Кураши, когда тот рассматривал шарфы, якобы выпущенные фирмой «Гермес», а на самом деле поддельные, но поначалу не остановил на нем взгляда – «я не любитель темного мяса», – и только когда этот азиат поднял голову и посмотрел на него…
– Я видел его прежде возле фабрики Малика, – пояснил Хегарти. – Но я никогда не встречался с ним и никогда не думал о нем. Однако, когда он посмотрел на меня, я сразу понял, что к чему. Это был взгляд гомика, и тут не могло быть ошибок. Поэтому я пошел в туалет. Он пошел следом. Вот так это и началось.
Верная любовь, подумала Барбара.
Он поначалу подумал, что их роман будет эпизодическим, объяснял Хегарти, именно это ему и было нужно – они встречались, когда он приходил на рыночную площадь. Но Кураши это не устраивало. Хайтам хотел, чтобы между ними была постоянная – пусть и незаконная – любовная связь, и в конце концов Клифф был вынужден удовлетворять не только любовные, но и все прочие потребности пакистанца.
– Он рассказал мне о своей помолвке с дочерью Малика, но их отношения не шли дальше подписания бумаг. Он был нужен ей, чтобы прикрыть добрачную связь. Она была нужна ему по той же причине.
– Прикрыть добрачную связь, – перебила его Барбара. – Вы хотите сказать, что дочь Малика – лесбиянка?
– Она беременна, – ответил Хегарти. – Так, по крайней мере, Хайт сказал мне.
Ну и дела, мысленно покачала головой Барбара.
– Мистер Кураши твердо знал о том, что Сале беременна? – спросила она, чтобы внести полную ясность.
– По его словам, эта цыпочка сказала ему об этом сама. Сразу, как только они встретились. А его эта новость обрадовала, потому что ему не нужно было трахаться с ней. По его словам, трахать женщину – это сплошная скука. Поэтому лучше всего представить новорожденного его ребенком. Все будет выглядеть так, будто он совершил свою супружескую работу в первую брачную ночь. Если новорожденный окажется мальчиком, то ему лафа: он уже никогда не притронется к жене.
– И он бы все это время встречался с вами.
– Так было запланировано. Меня это тоже устраивало, поскольку, как я говорил, иметь изо дня в день дела с одним партнером… – Он слегка пошевелил поднятыми вверх пальцами. – Я мог получать удовольствие на стороне, а то – постоянно Джерри, Джерри, Джерри…
Эмили продолжала внимательно слушать все, что говорил Хегарти, а мысли Барбары были заняты совсем другим. Если Сале Малик беременна и если не от Кураши, то отцом будущего ребенка мог быть только один человек. Слова «Жизнь начинается сейчас» приобрели совершенно иной смысл. А также и тот факт, что у Теодора Шоу не было алиби в тот вечер, когда произошло убийство. А ведь ему и нужно было лишь перегнать свой прогулочный катер от Балфордской яхтенной пристани по главному каналу до северной оконечности Неца и выйти на берег в том месте, где Хайтам Кураши умер в результате падения. Вопрос заключается в том: мог ли он взять катер на яхтенной пристани и остаться незамеченным?
– Мы встречались в доте на косе, – объяснял Хегарти Эмили. – Это было самое безопасное место. У Хайта была квартира на Первой авеню – где он и его цыпочка должны были жить после женитьбы, – но там мы не могли появляться, поскольку по ночам там работал Джерри, приводя квартиру в порядок.
– Так вы встречались с Кураши по ночам, когда Джерри был на работе?
– Да, так оно и было.
Не могли они встречаться и в отеле «Пепелище», опасаясь, что Базил Тревес – «этот ватный пенис Тревес», как назвал его Хегарти – растреплет всем об их встречах, и в особенности Акраму Малику, вместе с которым он заседал в городском муниципалитете. Не могли встречаться они и в квартире Хегарти и Джерри на Сыпучих песках, в этом малонаселенном районе, где каждый человек на виду и слухи об их встречах сразу дошли бы до ушей Джерри, а уж он-то немедленно понял бы, что его любовник завел себе нового партнера.
– СПИД и разное другое, – добавил Хегарти, словно желая подробнее объяснить полиции тупоголовую упертость Джерри.
Итак, они встречались в доте на косе. И там Клифф поджидал Кураши в ту ночь, когда его убили.
– Я видел, как это произошло, – медленно произнес он, и его глаза помрачнели, словно перед ними всплыла картина того, что он видел в ту ночь. – Было темно, но я видел огни его машины, когда он остановился у края скалы. Он подошел к ступенькам и огляделся вокруг, будто услышал что-то. Я уверен в этом. Потому что видел его силуэт.
Задержавшись на верхней ступеньке, Кураши вдруг покатился с лестницы. Упал он почти с самого верха, максимум с пятой ступени. С резким стуком покатился по ступеням – переворачиваясь с головы на пятки, с пяток на голову – и докатился до подножия скалы.
– У меня внутри все заледенело. – Лицо Хегарти покрылось испариной. Безделушка, свисавшая с кольца на губе, дрожала. – Я не знал, что делать. Я не мог поверить в то, что он упал… Я ждал и ждал, надеясь, что он встанет… отряхнется… может быть, засмеется над своей неловкостью или засмущается. Но тут я увидел другого человека.