наверняка сам пришел бы в полицию. К тому же он ведь думал не только о себе, когда не мог решиться прийти в полицию и сделать заявление. Ведь он думал еще и о Хайтаме. Должен ли был Клифф предавать гласности тот факт, что убитый пришел на Нец позабавиться анальным сексом, как это отразилось бы на репутации этого бедняги? Нет, рассуждал Клифф, нельзя мазать беднягу грязью, раз его нет на свете.
К тому же надо было еще считаться и с Джерри. А зачем волновать Джерри – ведь это все равно, что ворошить осиное гнездо, – тем более что в этом не было ни малейшей необходимости? Джерри все время твердит о верности, словно всем сердцем верит в то, что верность своему любовнику – это основной принцип его существования. А ведь суть-то заключается в том, что Джерри до смерти боится СПИДа. После того, как его поразил это испуг, он по три раза в году сдает анализы и слепо верит в то, что единственный способ выжить – это не менять партнера до конца жизни. Да прознай он, что Клифф имеет дела с Хайтамом Кураши, он довел бы себя до неврастенического состояния и у него наверняка появились бы симптомы какой-нибудь страшной болезни, которой в действительности у него никогда и не было. А Хайтам, надо сказать, всегда пользовался предохранительными средствами. А ведь, черт возьми, нередко при близком, вернее, при анальном общении Хайтам проявлял такие надоедливые предосторожности, что у Клиффа невольно возникала шальная мысль, а не завести ли в качестве третьего партнера какого-либо молодого начинающего гомика, и тем самым оживить ставшее пресным варево?
Нет, до этого он, конечно же, не дошел. Но нередко… вернее, временами, когда Хайт боролся с этими проклятыми презервативами, на что у него нередко уходило десять секунд… слишком долго, чтобы Клиффу это нравилось…
Однако эти дни прошли безвозвратно, и Клифф осознал это в полной мере сейчас, идя к своей машине. По другую сторону разбитой дороги он увидел шесть полицейских автомобилей, припаркованных по фасаду горчичной фабрики, и возблагодарил судьбу за то, что свою долю в расследование он уже внес. Клифф твердо верил, что, когда приедет домой, обо всем позабудет. Ведь он, что называется, висел на волоске и был бы законченным тупицей, если бы не осознал, что происшествия последних пяти дней – это четкий и ясный призыв перевернуть страницу и начать жизнь с чистого листа.
Двигаясь по Балфорду в южном направлении, петляя вдоль береговой линии, а затем выехав на Хай-стрит, он вдруг поймал себя на том, что свистит. Жизнь его определенно становится лучше. Все дела с Хайтамом остались в прошлом, его голова наконец-то поднялась и теперь он четко нацелен на то, что намерен делать до конца жизни. Клифф осознал, что готов посвятить себя Джерри. Они уже прошли опасную тропу – он вместе с Джерри, – и теперь все стало ясным и простым.
Он должен использовать все известные ему способы разжигания страсти, чтобы убедить Джерри в том, что подозрения были беспочвенными. Раньше он начинал процесс умиротворения с того, что злил любовника. Когда у Джерри впервые возникла идея сделать анализ на СПИД, Клифф отреагировал вспышкой гнева и возмущения, после чего объяснил, какой мучительный удар был нанесен ему.
– Ты снова собираешься сделать это, Джер? – спросил он в то утро на кухне. – Я ведь ни с кем, кроме тебя, не имею дела, тебе ясно? Господи! Ты хоть понимаешь, что я чувствую…
– Ты думаешь, ВИЧ-инфекция обойдет тебя стороной. – Голос Джерри звучал, как всегда, раздражающе. – Напрасно, Клифф, ты так уверен. Ты видел человека, умирающего от СПИДа? А может быть, ты выходил из кинозала, когда на экране показывали эти сцены?
– Похоже, друг, у тебя проблемы со слухом, а? Я же сказал, что не изменяю тебе. А если ты мне не веришь, то объясни почему?
– Я, по-твоему, совсем дурак, а? Днями я работаю на пирсе. Ночами я ремонтирую дом. Может, скажешь, чем ты занимаешься, пока я парюсь на этих работах?
Клифф почувствовал, что внутри у него все заледенело; никогда еще Джерри не был так близок к истине. Однако тогда он вывернулся.
– Ты не хочешь сказать мне прямо, что имеешь в виду? О чем ты вообще говоришь? Ну говори же, Джерри. – Сказать такое означало пойти на заранее обдуманный риск. Но по своему опыту Клифф блефовал тогда, когда не имел никакого представления о том, какие карты на руках у противника. Однако в этом случае он знал, в чем именно может подозревать его Джерри, а убедить любовника в необоснованности его подозрений можно было лишь одним способом: сперва выявить их, а затем обрушить на него бутафорский водопад праведного гнева. – Ну давай же, Джерри, говори.
– Хорошо, скажу. Ты куда-то уходишь по ночам, когда я работаю. И мы уже занимаемся этим не так, как раньше. Я же вижу, Клифф, теперь что-то не так.
– Чушь, и ты хочешь, чтобы я этому поверил? Ты хочешь, чтобы я сидел сиднем и ждал тебя, так? Но я не могу сидеть и ничего не делать. Я уже начал лезть на стены от безделья. Поэтому я стал выходить. Я гуляю. Бывает, пропускаю стаканчик в пабе «Никогда не говори «смерть». Или тружусь над специальными заказами в мастерской. Тебе нужны какие-либо доказательства? Может, приносить тебе письменные подтверждения бармена о том, что я действительно был там? Может быть, установить часы с отбиванием времени прихода и ухода в «Развлекательном центре», чтобы я мог предъявлять тебе карточку?
Этот взрыв негодования сработал отлично. Голос Джерри изменился, в нем появились едва уловимые на слух нотки ласкового умиротворения, которые подтвердили, что путь, выбранный Клиффом, правильный и что он снова берет верх.
– Я ведь говорю, что, если необходимо пройти тест, так давай пройдем его. Лучше знать правду, чем жить под угрозой смертного приговора, даже и не зная о том, что ты приговорен.
Тон Джерри явно изменился, и это подвигло Клиффа на то, чтобы еще активнее наехать на любовника.
– Отлично. Если хочешь, делай анализ, но меня от этого уволь. Мне анализ не нужен, потому что я, запомни это, тебе не изменяю. А если ты решил начать копаться в моих делах, то я ведь тоже могу начать копаться в твоих. Запросто смогу, поверь мне. – Он сделал секундную паузу и продолжил с еще большим апломбом: – Ты весь день пыхтишь на пирсе, так, а полночи корячишься на ремонте дома какого-то типа – если, конечно, ты и вправду так усердно трудишься.
– Постой, – изумился Джерри. – Что ты хочешь этим сказать? Нам нужны деньги, а насколько мне известно, есть только один легальный способ их иметь.
– Хорошо. Отлично. Работай на всю катушку, если тебе это нравится. Но не рассчитывай, что я буду делать то же самое. Мне бывает необходимо передохнуть, и если каждый раз, когда мне это потребуется, ты будешь подозревать меня в том, что я трахаюсь с кем-либо в общественном сортире…
– Клифф, ты ведь ходишь в базарные дни на рыночную площадь.
– Господи, боже мой! Попал пальцем в небо. Интересно. А где мне купить все необходимое, как не на рыночной площади в базарные дни?
– А искушения, которые там в изобилии? Ведь мы оба знаем, что ты падок на искушения.
– Конечно, мы знаем, и давай разберемся, почему мы это знаем. – Лицо Джерри побагровело. Клифф понял, что вот-вот он забьет решающий гол в их словесном футбольном поединке. – Помнишь меня? – язвительно спросил он. – А ведь я тот самый педик, которого ты встретил на рыночной площади в те времена, когда встретить партнера, желающего поиметь тебя, было более важным, чем «принимать меры предосторожности».
– Это все в прошлом, – оправдываясь, произнес Джерри.
– Согласен. Давай обратимся к прошлому. Тебе, как и мне, доставляло удовольствие ловить партнеров в общественных туалетах. Подавать знаки глазами, незаметно проскальзывать в туалет, трахаться там, даже не спросив имени нового партнера. Но ведь я не попрекаю тебя тем временем, когда ты делал то, что мне не нравится. И я не учиняю тебе допроса, если ты остановишься на площади, чтобы купить пучок салата. Если, конечно, ты оказался там по этой причине.
– Прекрати, Клифф.
– Нет, это ты прекрати. Прикрываешься двумя работами и больше ночей, чем я, проводишь вне дома.
– Я же сказал. Я работаю.
– Отлично. Работай.
– Ты же знаешь, что для меня значат верность и постоянство.
– Я знаю, что ты говоришь о верности и постоянстве. А ведь то, что люди говорят и что они чувствуют, – это совсем не одно и то же. Думаю, Джерри, ты это понимаешь. Жаль, если это так.
Вот так они пикировались. Джерри сдавал позиции, когда его аргументы оборачивались против него самого, и от этого сам как бы уменьшался в размерах. Некоторое время он дулся, но, не будучи человеком злопамятным, вскоре просил прощения за свою подозрительность. Поначалу Клифф не принимал его извинений.
– Не знаю, Джерри, – мрачным тоном говорил он, – как мы можем жить в мире друг с другом – в согласии, о котором ты постоянно толкуешь, – когда мы постоянно ругаемся?
– Забудь об этом, – обычно возражал Джерри. – Это все из-за жары. Она действует на меня, и у меня путаются мысли.
Все дело, оказывается, в путанице в мыслях. Клифф, в конце концов, и сам пришел к этому выводу. Сейчас, петляя по сельской дороге между Грейт-Холланд и Клактоном – по сторонам которой яровая пшеница в течение четырех томительных недель изнывала под жарким небом, не пролившим на землю ни капли дождя, – он понял, что от него сейчас требовалось сменить преданность одному человеку на преданность другому. Каждому в жизни дано получить такой сигнал. Главное – распознать, к чему призывает этот сигнал, и знать, как на него ответить.
Его ответом будет непоколебимая верность, причем с этой самой минуты. Джерри де Витт был, в общем-то, неплохим парнем. У него отличная работа. У него дом на Сыпучих песках в пяти шагах от пляжа. У него лодка и мотоцикл в придачу. Если бы не Джерри, жизнь Клиффа была бы намного хуже. Для того чтобы убедиться в этом, Клиффу достаточно было вспомнить свое прошлое. И если Джерри и был иногда нудным; если временами его одержимое стремление к аккуратности и поспешность в работе действовали кому-либо на нервы; если он привязывался настолько сильно, что появлялось желание отправить его надолго и куда-нибудь от себя подальше… что значили все эти мелочи в сравнении с тем, что Джерри мог предложить взамен? Ничего. Так, по крайней мере, казалось.