По мнению Барбары, Базил Тревес был рад любому постояльцу, выбравшему его отель в какое угодно время года. Следовательно, долговременное проживание Хайтама Кураши было для него несомненной удачей. Это, в свою очередь, ставило перед ней вопрос о том, какую роль мог (или не мог) играть Тревес в брачных намерениях Кураши. Об этом стоило поразмыслить.
Барбара пристально смотрела в сторону Увеселительного пирса. На том конце, где когда-то стояло кафе Джека Оукинса, теперь шла стройка. Даже на таком расстоянии она видела, что все строения на пирсе свежеокрашены – белые, зеленые, синие и оранжевые; пятно, на котором они располагались, по периметру окружали мачты с висящими на них разноцветными флагами. Когда она в последний раз приезжала в Балфорд, ничего этого не было и в помине.
Барбара отошла от окна. Глядя на себя в зеркало, она призадумалась над тем, было ли разумным снимать с лица повязку. Косметику с собой она не взяла. К тому же у нее и не было-то ничего, кроме тюбика губной помады «Блистекс» да баночки румян, оставшихся от матери, а поэтому укладывать косметичку в рюкзак было бы попросту бессмысленно. Ей нравилось представлять себя неким существом, моральная устойчивость которого не позволяет проделывать с внешностью никаких обманных манипуляций – ну, разве что наложить немного тональной пудры на щеки, дабы слегка улучшить цвет лица. Однако истинная причина заключалась в том, что, оказавшись перед выбором, на что потратить утром пятнадцать минут своего жизненного времени – на наложение макияжа на лицо или на сон, – Барбара выбрала второе. Учитывая характер ее работы, такое решение казалось ей более осмысленным. Таким образом, ее подготовка к предстоящему дню занимала не более десяти минут, четыре из которых тратились на отыскание нужных предметов в рюкзачке, вперемешку с проклятиями, и на поиски пары чистых носков.
Почистив зубы, причесавшись и сложив в свой рюкзачок пакет с вещдоками, собранными накануне в номере Кураши, Барбара вышла из номера. В коридоре запахи еды, приготовленной на завтрак, окутали ее так цепко, словно руки малого ребенка юбку матери. Из кухни пахло яичницей с беконом, жареными сосисками, подгоревшими тостами, помидорами и грибами, томящимися на рашпере. В обеденный зал можно было пройти и с завязанными глазами. Барбара шла на становящиеся более сильными запахи; спустившись по лестнице на один пролет, она двигалась по узкому коридору первого этажа, и теперь до нее доносился звон посуды и гудящий шум голосов, обсуждающих планы на день. С каждым ее шагом голоса становились все отчетливее. Один голос – особенно. Говорил ребенок, произнося слова быстро и разборчиво:
– Ты слышал о ловле крабов с лодки? Папа, а мы сможем их половить? А чертово колесо? Мы сможем прокатиться на нем сегодня? Я весь вечер смотрела на него, когда сидела на газоне с миссис Портер. Она сказала, что когда ей было столько лет, сколько мне, чертово колесо…
Раздраженный низкий голос, прервал преисполненное надежд щебетание ребенка. Как всегда, с грустью подумала Барбара. Ну что еще, черт возьми, нужно этому болвану? Он, как слепой слон, безжалостно топчет все порывы своей маленькой дочери. Подходя к двери, Барбара чувствовала, как внутри у нее закипает необъяснимое раздражение и озлобление, хотя понимала, что все это никаким боком ее не касается.
Хадия и ее отец сидели в одном из тускло освещенных углов обеденного зала, старые стены которого были обшиты массивными деревянными панелями. Их посадили подальше от остальных обитателей отеля: за тремя столиками, стоящими в ряд напротив застекленной двустворчатой двери, расположились три белые пожилые супружеские пары. Эти последние пришедшие на завтрак люди вели себя так, словно никого, кроме них, в обеденном зале не было, если не считать еще одной очень пожилой дамы, возле стула которой стояли ходунки на колесиках. По всей вероятности, это и была уже упоминавшаяся миссис Портер, поскольку она ободряюще кивала Хадии из своего конца зала.
Нельзя сказать, чтобы Барбару сильно удивило то, что Хадия и Таймулла Ажар живут в том же отеле, что и она. Хейверс ожидала, что они остановятся у Маликов, но раз это не представилось возможным, то логично было предположить, что они окажутся в этом отеле; ведь Ажар приехал в Балфорд по делу Кураши.
– О, сержант Хейверс, – Барбара, оглянувшись, встретилась глазами со стоявшим позади нее с двумя подносами в руках Базилем Тревесом. – Позвольте проводить вас к вашему столику?..
Он, извиваясь всем телом и учтиво кланяясь, обошел ее, и в это время раздался счастливый выкрик Хадии:
– Барбара! Вы приехали! – Она, бросив ложку в тарелку с кашей и расплескав молоко по скатерти, соскочила со стула и стремглав бросилась к Барбаре, подпрыгивая, как обычно, и громко распевая: – Вы приехали! Вы приехали! Вы приехали на море! – Косички с вплетенными в них желтыми лентами прыгали по ее плечам, словно солнечные зайчики, да и сама она, казалось, излучала солнечный свет: желтые шортики, полосатая футболка, носочки с желтой каемкой, выглядывающие из сандалий. Она повисла на руке у Барбары. – Давайте построим замок из песка? Вы приехали, чтобы насобирать ракушек? Я хочу поиграть на автоматах и покататься на машинках, а вы?
Лицо Базила Тревеса, наблюдавшего за этим странным общением, стало удивленно-испуганным. Он повторил свое приглашение, на этот раз более решительно:
– Прошу вас, сержант Хейверс, располагайтесь за этим столиком. – С этими словами он, вытянув вперед подбородок, указал на столик у раскрытого окна в той части зала, где наверняка сидели англичане.
– Я предпочла бы сидеть там, – ответила Барбара, показав большим пальцем на темный угол, где размещались пакистанцы. – Чем больше свежего воздуха утром, тем тяжелее переносится дневная жара. Так вы не возражаете?
Не дождавшись его ответа, она направилась к Ажару. Хадия вприпрыжку бежала впереди.
– Она здесь, папа! Смотри, она здесь! Она здесь! – возбужденно кричала девочка, не замечая того, что отец, приветствуя Барбару, проявляет такую сдержанность, с какой, возможно, обнимал бы прокаженного.
В это время Базил Тревес подошел с двумя подносами к столику, за которым расположились миссис Портер и ее компаньонка. Поставив перед ними подносы, он поспешил к Барбаре, намереваясь усадить ее за столик, стоявший рядом с тем, за которым расположился Ажар.
– Конечно, как вам будет угодно, – обратился он к ней. – Вам подать апельсиновый сок, сержант Хейверс? А может быть, грейпфрутовый? – Тревес с такой готовностью выхватил салфетку из укладки и с такой галантностью положил ее на стол, словно усадить сержанта в общество темнокожих постояльцев было частью разработанного им генерального плана.
– Нет, с нами! Только с нами! – шумно запротестовала Хадия и потащила Барбару за их стол. – Папа, ну скажи ты ей! Она должна сидеть с нами.
Ажар молча смотрел на Барбару своими непроницаемыми карими глазами. Единственно, что удалось заметить Хейверс, было его моментное колебание, перед тем как встать, чтобы поздороваться с ней.
– Мы будем очень рады, Барбара, – произнес он беспристрастно-официальным тоном.
Ну и фрукт, раздраженно подумала она, но, сдержав себя, сказала:
– Если я вас не стесню…
– Секундочку, я сейчас накрою вам здесь, – засуетился Тревес. Он перенес ее прибор на стол Ажара, при этом что-то мурлыкая себе под нос, а выражение его лица было такое, какое бывает у человека, старающегося изо всех сил исправить неприятную ситуацию, созданную другими.
– Как я рада, как я рада, рада, рада! – распевала Хадия. – Вы приехали сюда отдохнуть, да? Мы пойдем на пляж. Будем собирать ракушки. Будем ловить рыб. Пойдем на пирс, где аттракционы. – Она залезла на стул и взяла ложку, лежавшую в тарелке с кашей, словно восклицательный знак, завершающий все, что случилось в то утро. Хадия вытащила ложку, не замечая капель, упавших на ее футболку. – Вчера, когда папа уходил по делам, я оставалась с миссис Портер, – доверительно сообщила она Барбаре, – мы читали, сидя на газоне. Сегодня мы решили погулять по Скалистому бульвару, но это очень далеко, почти столько, сколько надо идти до пирса. Я хотела сказать, что это далеко для миссис Портер. А я могу пройти хоть сколько, не верите? А раз вы здесь, папа разрешит мне пойти к аттракционам. Да, папа, разрешишь? Папа, если Барбара пойдет со мной, ты мне разрешишь? – Она вертелась на стуле, поворачиваясь то к Барбаре, то к отцу. – Мы покатаемся на американских горках и на чертовом колесе, правда, Барбара? Мы сможем пострелять из ружей в тире. Достать игрушки из большой прозрачной банки железной рукой. А вы умеете доставать игрушки? Папа очень хорошо умеет. Он однажды достал мне коалу, а маме достал розовую…
– Хадия. – Голос ее отца был спокойным и бесстрастным. Она, словно повинуясь врожденному рефлексу, мгновенно замолчала.
Барбара сосредоточенно вчитывалась в меню, словно верующий в священное писание. Выбрав еду на завтрак, она сообщила заказ Тревесу, стоящему рядом в полупоклоне.
– Хадия, Барбара здесь на отдыхе, – обратился Ажар к дочери, как только Тревес направился в сторону кухни. – Мы не должны мешать ей отдыхать. Она недавно сильно поранилась и еще недостаточно поправилась, чтобы подолгу ходить по городу.
Хадия не ответила, но посмотрела на Барбару взглядом, преисполненным надеждой. На ее просящем личике легко читались и чертово колесо, и игровые автоматы, и американские горки. Покачивая ногами, она чуть заметно подпрыгивала на стуле, и Барбара, глядя на нее, не могла понять, откуда у отца берется сила воли на то, чтобы отказать ей в чем-либо.
– Мои усталые кости, возможно, осилят прогулку до пирса, – обнадежила девочку Барбара. – Но для начала надо выяснить, как идут дела.
Такое расплывчатое обещание, по всей вероятности, обнадежило Хадию.
– Да! Да! Да! – радостно закричала она и еще до того, как отец успел вновь напомнить ей о приличиях, опустила глаза в тарелку и принялась доедать кашу.