, на фразе «Жизнь начинается сейчас» и на стоимости изделия. Снизу листка были мелким курсивом напечатаны два слова: Официальная копия.
– Это магазинный чек, верно? – спросила она, обращаясь к Рейчел Уинфилд и ее матери. – Покупателю дается оригинальный белый чек из книги, которая лежит на сейфе. В магазине, в качестве регистрации продажи, остается желтый чек.
Конни Уинфилд поспешно прервала Барбару.
– Ой, мы никогда не придерживаемся таких формальностей, правда, Рейч? Выписав чек, мы одну копию вырываем из книги, а другую оставляем себе. Я не думаю, что это имеет значение, какая именно копия остается у нас, а какую получает покупатель. Я правильно говорю, милочка?
Но Рейчел, кажется, поняла ошибку матери. Она часто заморгала, увидев, что Барбара потянулась за книгой с чеками. Документы, относящиеся к предшествующим покупкам, были расположены по порядку. Барбара перелистала их. Все копии чеков в книге были желтыми.
Отметив про себя, что все чеки были пронумерованы, она быстро перелистнула страницы в поисках копии чека, который держала в руке. На нем стоял номер 2395. Желтые чеки с номерами 2394 и 2396 в книге были, чека 2395 – ни белого, ни желтого – не было.
Закрыв книгу, Барбара спросила:
– Она всегда находится в магазине? Где вы оставляете ее, когда закрываете магазин на ночь?
– Мы оставляем ее в ящике столика. На котором стоит сейф, – ответила Конни. – Там ей тепло и не дует. А что? Мы неправильно храним чековую книгу? Бог свидетель, и я, и Рейчел бываем иногда немного рассеянными в бухгалтерских делах, но мы никогда не делаем ничего противозаконного. – Она засмеялась. – Какой толк мухлевать с чековой книгой, если ты сам хозяин магазина, вы же понимаете, о чем я. Нам попросту некого обманывать. Конечно, я понимаю, мы, если бы захотели, могли бы обманывать наших мастеров, но, в конце концов, обязательно попались бы – ведь мы дважды в году представляем им отчеты, к тому же они и сами имеют право проверять наши книги. Поэтому, будучи здравомыслящими – а мне хочется думать, что мы такими и являемся, – мы можем…
– Этот чек был найден в вещах человека, которого убили, – прервала ее Барбара.
Конни оторопела и начала хватать ртом воздух, прижимая сжатые в кулаки ладони к груди. Она пристально смотрела на Барбару, и было совершенно ясно, на чье лицо она сейчас не в силах смотреть. Даже, когда Конни овладела собой настолько, что могла говорить, то и тогда ни на мгновение не взглянула на дочь.
– Рейч, ты только подумай. Ну как, по-твоему, такое могло случиться? Вы говорите о том парне, которого убили на Неце, сержант? Ведь вы из полиции, а этот парень – единственный из людей, которым сейчас интересуется полиция. Это наверняка он. Это и есть тот самый убитый. Да?
– Да, тот самый, – подтвердила Барбара.
– Не представляю себе, – в изнеможении произнесла Конни. – Совершенно не представляю, как у него могла оказаться наша копия чека. Может, ты скажешь, милочка? Тебе что-либо известно об этом, Рейч?
Одной рукой Рейчел теребила складку на своей юбке. Барбара впервые за все время пребывания в магазине отметила про себя, что юбка, надетая на девушке, была азиатская, полупрозрачная – такие юбки сейчас продавались на уличных базарах по всей стране. Сама юбка не указывала на принадлежность девушки к азиатской общине, но не исключала возможности того, что она – если к тому же принять во внимание ее нежелание говорить – как-то, возможно косвенно, но вовлечена в ситуацию.
– Понятия не имею, – еле слышно пролепетала Рейчел. – Может быть, этот парень подобрал его на улице или еще где-то. На чеке – имя Сале Малик. Возможно, оно было ему знакомо. Может, он хотел передать чек ей, но так и не успел этого сделать.
– А как он мог знать Сале Малик? – поинтересовалась Барбара.
Рука Рейчел, теребившая складку на юбке, задвигалась сильнее.
– А разве не вы сказали, что он и Сале…
– Да об этой истории писала местная газета, сержант, – перебила дочь Конни. – Мы с Рейчел прочли, что этот парень должен был жениться на дочери Акрама Малика.
– И вам известно только то, что написано в газете? – спросила Барбара.
– Больше ничего, – ответила Конни. – Рейч, может, ты что-то знаешь?
– Ничего, – пожала плечами Рейчел.
В этом Барбара сомневалась. Конни была чересчур говорливой, Рейчел – слишком молчаливой. В этом водоеме следует половить рыбку, но лучше забросить удочку, когда у нее будет хорошая наживка. Достав свою визитку, Хейверс написала на ней «Отель «Пепелище» и, протянув ее женщинам, просила звонить ей, если что-то вдруг всплывет у них в памяти. Она бросила прощальный взгляд на браслет работы Кеннеди и положила чек на браслет АК-162 в рюкзачок.
Выйдя из магазина, Барбара, быстро повернув голову, оглянулась назад. Обе женщины смотрели на нее. Все, что им известно, они в свое время расскажут. Так обычно бывает, если правильно выбрать момент. Вероятнее всего, подумала Барбара, этот золотой браслет, пропущенный мимо кассы, и будет той искрой, от которой вспыхнет ссора между матерью и дочерью и растопит лед их молчания. А послушать их ей было необходимо.
Рейчел заперлась в туалете. Как только сержант Скотленд-Ярда скрылась из виду, она стремглав бросилась в подсобку и с ходу протиснулась через узкую щель между стенкой и стеллажами. Туалет находился возле запасного выхода. Туда она и направилась. Войдя в туалет, сразу же заперла дверь на щеколду. Пытаясь унять дрожь в руках, сцепила пальцы, а когда поняла, что ей это не удастся, обеими руками повернула кран над маленькой треугольной раковиной. Рейчел вся горела и одновременно с этим, как ни странно, ощущала леденящий холод. Она понимала, что дело не кончено, а за тем, что произошло сейчас, последует еще что-то, но что именно, она никак не могла предположить. Рейчел принялась набирать воду в пригоршни и плескать ее в разгоряченное лицо, но тут в дверь замолотила Конни.
– Выходи оттуда, Рейчел Линн, – приказала она. – Нам надо поговорить.
– Не могу, – задыхаясь, произнесла Рейчел. – Мне плохо.
– Ой, моей крошке плохо, – передразнила Конни. – Открывай дверь, или я сейчас возьму топор, чтобы вытащить тебя оттуда.
– Пока она была здесь, мне все время хотелось в туалет, – сказала Рейчел и для полноты эффекта, подняв юбку, села на стульчак.
– А я-то подумала, что тебя тошнит. – В голосе Конни послышались триумфальные нотки, какие обычно звучат в те моменты, когда матери уличают дочерей во лжи. – Так что с тобой на самом-то деле? Что с тобой, Рейчел Линн? Тебе плохо? Ты… Что с тобой?
– Не то, что ты думаешь, – ответила Рейчел. – Совсем не то. И ты это знаешь. Мне надо хоть немного побыть одной, ну пожалуйста.
Наступила тишина. До слуха Рейчел донеслись легкие шаги маленьких, изящных ступней матери. Такой походкой она ходила всегда, когда планировала что-то.
– Мам, ну дай мне хотя бы минуту, – взмолилась Рейчел. – Мой желудок сжался в комок. Послушай. Слышишь звонок над дверью? Кто-то вошел в магазин.
– Не морочь мне голову, девочка. У меня есть часы, и я знаю, сколько требуется времени на то, чтобы сделать все дела в сортире. Тебе понятно, Рейчел?
Рейчел услышала удаляющиеся шаги; мать шла из подсобки в торговый зал. Она понимала, что выговорила для себя всего несколько минут, и поэтому старалась изо всех сил взять себя в руки, чтобы обдумать план действий. У тебя бойцовская натура, внушала себе Рейчел тем же внутренним голосом, который выработала в детстве, готовясь каждое утро к новым схваткам с безжалостными школьниками. Так она думала. Думала. Ну стоит ли обращать внимание на два булавочных укола, когда все в мире только и думают о том, как бы обидеть и унизить тебя, Рейчел, а все потому, что ты всегда остаешься собой и дорожишь этим…
Но она разуверилась в этом два месяца назад, а произошло это тогда, когда Сале Малик объявила ей о своем решении подчиниться воле родителей и выйти замуж за незнакомого мужчину из Пакистана. Уверенность в том, что она всегда остается собой, сменилась ужасом оттого, что теряет Сале. С этой минуты Рейчел чувствовала себя брошенной и одновременно морально сломленной. После недолгих размышлений она решила, что ее жестоко предали. Земля, на которой, как она верила, был заложен фундамент ее будущего, вдруг зашаталась и широко разверзлась под ее ногами, и в то же мгновение Рейчел напрочь забыла все самые важные жизненные уроки. В течение десяти лет после своего рождения ее не покидала уверенность в том, что ее собственные удачи, неудачи, счастье могут быть обеспечены усилиями лишь одного человека на свете, а именно: Рейчел Линн Уинфилд. Конечно, насмешки товарищей по школе причиняли ей боль, но они никогда не пугали ее, а лишь усиливали уверенность в том, что она кузнец своей судьбы. После встречи с Сале все переменилось, и их дружба стала для нее тем центром, вокруг которого строилось все ее будущее.
Ой, какая это была глупость – глупость, – она постоянно терзала себя этой мыслью, а сейчас окончательно уверилась в этом. Но в те первые страшные моменты, когда Сале посвятила ее в свои планы, и сделала это в обычной для нее спокойной и ласковой манере – манере, не спасавшей ее от злобных гонителей, которые, правда, не осмеливались поднимать свои подлые руки на Сале Малик или отпускать гнусные реплики по поводу цвета ее кожи, если Рейчел была рядом. – Рейчел не могла думать ни о чем, кроме их будущего. А как же я? А как же мы? А как же наши планы? Ведь мы же копили деньги на квартиру; мы же хотели обставить ее мебелью из сосны и купить большие мягкие подушки; мы хотели оборудовать для тебя мастерскую рядом со спальней, где бы ты могла делать украшения, не опасаясь, что племянники будут шуровать на твоих подносах; мы хотели собирать ракушки на отмели; мы хотели завести двух кошек; ты собиралась научить меня готовить, а я собиралась научить тебя… чему? Чему, черт возьми, я могла бы научить тебя, Сале? Что, черт возьми, я вообще могу тебе предложить?