Но она не сказала ничего из того, о чем думала, а сказала вот что:
– Выходить замуж? Тебе? Замуж, Сале? За кого? Но… я думала… ведь ты же всегда говорила, что не сможешь…
– За человека из Карачи. За человека, которого мои родители выбрали для меня, – сказала тогда Сале.
– Так ты… Ну как ты можешь за незнакомца?.. Сале, как ты можешь выйти замуж за того, кого ты даже не знаешь?
– Так женились мои родители. Так женятся большинство наших людей.
– Ваших людей, ваших людей, – усмехнулась Рейчел. Она пыталась высмеять саму возможность поступить так, чтобы показать Сале, насколько курьезным выглядит ее намерение. – Ведь ты англичанка. Ты такая же азиатка, как я. Ну скажи, что тебе известно о нем? Он толстый? Он уродливый? У него вставные зубы? У него торчат волосы из ноздрей и из ушей? Сколько ему лет? А вдруг ему шестьдесят и у него варикозные вены?
– Его зовут Хайтам Кураши. Ему двадцать пять лет. Он учился в университете…
– А раз его выбрали тебе в мужья, – с горечью сказала Рейчел, – я думаю, у него еще и много денег. Твой папочка очень охоч до денег. Ведь из-за них и Юмн появилась в вашем доме. Кого волнует, какая обезьяна будет ложиться с тобой в постель, ведь главное для Акрама – это получить то, что он задумал. Ведь именно так, а не иначе? Разве твой отец думает о чем-либо еще? Ну скажи правду, Сале.
– Хайтам будет работать в нашем бизнесе, если это тебя интересует, – ответила Сале.
– Ха! Вы только посмотрите? У него есть все, что им надо – Муханнаду и твоему отцу, – а они могут заполучить это только одним способом: отдать тебя этому жирному типу, которого ты даже и не знаешь. Не могу поверить, что ты готова на это.
– У меня нет выбора.
– Да о чем ты говоришь? Если ты даже не сказала, что не хочешь выходить за него замуж, то как ты можешь утверждать, что твой отец принуждает тебя к этому? Он же боготворит тебя. А тебе надо всего лишь сказать ему, что у нас с тобой планы. Но в наших планах не предусматривается того, чтобы выходить замуж за какого-то тупицу из Пакистана, которого ты даже и не видела.
– Я хочу выйти за него замуж, – неожиданно объявила Сале.
– Ты хочешь… – Рейчел оторопела, пораженная столь явным предательством. Она никогда не предполагала, что эти шесть простых слов могут причинить такую боль, от которой у нее нет никакой защиты. – Ты хочешь выйти за него замуж? Но ведь ты не знаешь его, ты не любишь его, так как же ты можешь начинать жизнь с такой лжи?
– Мы научимся любить друг друга, – ответила Сале. – Именно так было у моих родителей.
– И именно так было и у Муханнада? Ну и шуточки у тебя! Юмн, по-твоему, его возлюбленная? Да она тряпка, о которую он вытирает ноги. Ты же сама это говорила. Ты хочешь, чтобы то же самое произошло с тобой? Ты этого хочешь?
– Мы с братом разные люди. – Говоря это, Сале отвернулась от Рейчел, и надетая на ней дупатта скрыла от подруги ее лицо. Она брала назад свои слова и обещания, и это заставляло Рейчел цепляться за нее еще крепче в надежде оставить все, как было.
– Да кого это волнует? Чем твой брат отличается от этого Хайбрама…
– Хайтама…
– Да какая разница, как его зовут. Важно, в чем разница между твоим братом и этим Хайтамом. А ты и не знаешь, есть ли вообще между ними разница. И не хочешь знать, разве не так, пока он не задаст тебе первую хорошую трепку. Точно, как Муханнад. Я помню, на что было похоже лицо Юмн, после того как по нему прошелся кулак твоего милого братца. А что может помешать Хайкему…
– Хайтаму, Рейчел.
– Да какая разница. Ну что помешает и ему поступить с тобой так же?
– На этот вопрос я ответить не могу, потому что сама еще не знаю ответа. Вот встретимся, тогда посмотрим.
– Только так? – изумилась Рейчел.
Они сидели в грушевом саду под раскидистым деревом, ветви которого были сплошь усыпаны благоуханными цветками. Они сидели на тех же самых качелях, на которых столько раз сидели в детстве, болтая ногами и строя планы на будущее, которым так и не суждено осуществиться. Как нелегко отказываться от того, что по праву считаешь своим, думала Рейчел, ведь от тебя отрывают человека, от которого ты привыкла зависеть. Нет, это не только нелегко, это еще и несправедливо. Ведь Сале врала ей. Она все время играла в игру, которую никогда не собиралась доигрывать.
Боль от потери подруги и ее предательства слегка притупилась; так бывает с земной поверхностью, вздыбленной землетрясением и обретающей новые очертания после затихания подземных толчков. Рейчел почувствовала, что душевная боль сменилась злостью. А вместе со злостью в душе поселилась и ее всегдашняя спутница: месть.
– Отец сказал мне, что я могу отказаться от брака с Хайтамом после того, как мы встретимся, – сказала Сале. – Он не станет принуждать меня, если поймет, что я не буду счастлива в браке.
Рейчел понимала, что ее подруга говорит совсем не то, что думает, хотя Сале всеми силами старалась не показывать этого.
– Можно подумать, ты сомневаешься в том, что будешь несчастлива в этом браке? Но, несмотря на это, ты все равно собираешься выходить за него замуж. Я же вижу. Я же знаю тебя, Сале.
Доска на качелях, на которой они сидели, была старая. Она часто и подолгу лежала на земле под деревом. Аккуратно закругленным ногтем большого пальца Сале подцепила скол на краю доски и стала медленно приподнимать его.
Рейчел чувствовала, как всю ее захлестывает отчаяние, а вместе с ним появляется желание наброситься, ранить и причинить боль. Ее сознание отказывалось верить в то, что ее подруга могла так сильно измениться. Всего два дня прошло после их последней встречи. Но ведь тогда и речи не было о том, что все их планы перечеркиваются. Так что же все-таки с ней произошло? Это была уже не прежняя Сале, с которой Рейчел проводила часы и дни; не та Сале, с которой она играла; не та Сале, которую она защищала от задиристых придурков в начальной школе Балфорда-ле-Нец и средней школе Уикхам-Стендиш. Это была другая, ранее не известная ей Сале.
– Ты же сама говорила мне о любви, – сказала Рейчел. – Мы же не раз обсуждали эту тему и были откровенны друг с другом. Мы же верили в то, что главное в любви – это честность. Или ты уже забыла?
– Нет, не забыла. Все было так. – Сале во все время их разговора не сводила глаз с дома, словно опасаясь, что кто-то может заметить страстную реакцию, с которой Рейчел восприняла новость. Но сейчас она повернулась к Рейчел и, глядя ей прямо в глаза, произнесла твердым голосом: – Но иногда полная – абсолютная – честность невозможна. Она невозможна в отношениях с друзьями. Она невозможна в отношениях между любовниками. Она невозможна в отношениях между родителями и детьми. Она невозможна в отношениях между мужьями и женами. И она не только невозможна – пойми, Рейчел, – она попросту не нужна. И не всегда разумно настаивать на абсолютной честности.
– Но ведь мы-то с тобой были честными по отношению друг к другу, – возразила Рейчел, справившись с оторопью, в которую ее повергли слова Сале. – Я, по крайней мере, была с тобой честна. Всегда. И во всем. И ты была честна со мной. Так была или нет? И во всем или не во всем?
Молчание этой девушки-азиатки поведало Рейчел правду.
– Но я все знаю о… Ты говорила мне… – Вдруг оказалось, что ничего не ясно и надо выяснять все. Так что на самом деле Сале говорила ей? Это были детские откровения о мечтах, надеждах и любви. Рейчел верила, что посвящение в такие секреты скрепляет дружбу. Секреты, которые она поклялась никому не выдавать, и сдержала свою клятву.
Но такого болезненного удара Рейчел не ожидала. Она никогда не думала, что ее подруга с таким спокойствием и с такой непреклонной решимостью посчитает все, сказанное ранее, лишь пустыми звуками. Такая решительная перемена и все, что за ней последовало, требовали ответных действий.
Рейчел избрала единственный возможный способ. И сейчас столкнулась с его последствиями.
Ей надо было думать над тем, что она делает. Она никогда не предполагала, что одно простое решение может вызвать эффект домино, опрокидывающий все до одного элементы существующей структуры.
Рейчел не сомневалась в том, что сержант из полиции не поверила ни ей, ни ее матери. Как только она раскрыла книгу чеков и провела пальцем по страницам, то сразу узнала всю правду. Сейчас самое правильное для Рейчел было бы поговорить с Сале. Но как только это произойдет, никаких надежд на восстановление прежних отношений с подругой уже не будет.
Поэтому нечего и думать о том, что делать дальше. Сейчас судьба вела ее так, как прямая дорога без единого перекрестка ведет едущего по ней водителя.
Рейчел встала со стульчака и на цыпочках подошла к двери. Отведя щеколду, она приоткрыла дверь и прильнула к щели, стараясь рассмотреть, что происходит в подсобке, и услышать то, что происходит в торговом зале. Мать уже включила радиоприемник и настроилась на станцию, которая без сомнения помогала ей вспомнить дни юности. Подбор звуковых дорожек вызывал ироническую усмешку – можно было подумать, что диджеем работал бог-насмешник, знавший все секреты души Рейчел Уинфилд. «Битлз» пели «За деньги не купить мою любовь». Если бы не слезы, душившие ее в этот момент, Рейчел наверняка бы расхохоталась.
Она потихоньку выбралась из уборной и, бросив торопливый взгляд в сторону торгового зала, кинулась к двери запасного выхода. Та была раскрыта настежь в надежде создать вентиляционный поток воздуха от душной аллеи позади магазина к такой же душной Хай-стрит, на которую выходила дверь в торговый зал. Воздух словно окаменел, но открытая дверь давала возможность убежать, что Рейчел было сейчас необходимо. Оказавшись в аллее, она бросилась к своему велосипеду, села на него и, изо всех сил нажимая на педали, помчалась в сторону моря.
Она ведь дала толчок, и все, согласно эффекту домино, начало рушиться – именно так оно и было. Но может быть, существовал какой-то шанс спасти хоть что-то до того, как рухнет все?