– Я думаю, они оба старались работать как можно лучше, – как бы вскользь отметила Эмили.
– Здесь я с вами согласен. Но их личные деловые качества не повлияли бы на будущее. После моей смерти генеральным директором компании станет мой сын. Хайтам знал об этом. И конечно же, он был абсолютно уверен в том, что так оно и будет. Таким образом, у Муханнада не было никаких оснований опасаться вхождения Хайтама в нашу семью, вы ведь это имели в виду? Но фактически в ситуации присутствовал и прямо противоположный аспект. Хайтам снял ношу с плеч Муханнада.
– И что это за ноша?
Малик расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке и снова провел ладонями по влажному лицу. Воздух в комнате словно застыл, и Эмили не понимала, почему он не откроет хотя бы одно из двух окон в помещении.
– До приезда Хайтама Муханнаду было вменено в обязанность следить за работой мистера Армстронга. Тот был временным работником и не являлся членом нашей семьи, а поэтому за его работой надо было постоянно и строго следить. Как начальник производства, он отвечал за работу всей фабрики. И хотя претензий к нему не было, он, зная, что является временным работником, наверняка не вникал во все мелочи, как это делал бы человек, имеющий личную и постоянную заинтересованность в положении дел на фабрике. – Подняв вверх палец, Малик этим жестом попросил Эмили не перебивать его, видя, что она собирается задать очередной вопрос. – Я никоим образом не хочу сказать, что мы были недовольны работой мистера Армстронга. Будь это так, я никогда бы не попросил его вернуться на прежнее место после смерти Хайтама.
То, что она услышала, было очень кстати, а также проясняло то, на чем зациклилась Барбара Хейверс. Армстронга попросили снова вернуться на фабрику «Горчица и пряности Малика».
– И как долго, вы полагаете, мистер Армстронг будет работать здесь на этот раз?
– Пока я не найду для своей дочери другого подходящего мужа, который тоже сможет работать на фабрике.
И для этого, подумала Эмили, потребуется некоторое время, за которое положение Армстронга на фабрике еще более укрепится.
– А мистер Армстронг был знаком с мистером Кураши? Они встречались друг с другом?
– Конечно, встречались. Иан в течение пяти дней перед тем, как уйти, вводил Хайтама в курс дела.
– И какие между ними были отношения?
– Вполне добросердечные. С Хайтамом было легко ладить. Врагов на моей фабрике у него не было.
– А он знал всех работников фабрики?
– Хайтам должен был знать всех. Ведь он руководил производством, то есть фактически был директором фабрики.
Да, значит, придется говорить со всеми, подумала Эмили, ведь у каждого есть враги, несмотря на то, что Акрам Малик думает иначе. Задача состоит в том, чтобы выявить их. Это надо будет поручить двум детективам. Они смогут работать в зале для совещаний. И должны будут действовать осмотрительно. Она задала новый вопрос:
– А за пределами фабрики? Кого знал мистер Кураши?
Этого вопроса Акрам, казалось, ждал.
– Очень немногих. Из «Сообщества джентльменов». Ведь он присоединился к этому сообществу почти сразу, как приехал сюда.
О «Сообществе джентльменов» Эмили было известно. В период избирательной кампании оно особенно громко заявило о себе тем, что представило публике разнообразную агитационную литературу, описывающую достоинства Акрама Малика. По сути, это был клуб городских бизнесменов, созданный Акрамом вскоре после открытия фабрики. Раз в неделю они собирались на обед и раз в месяц собирались на ужин. Сообщество провозгласило целью стимулировать своих членов проявлять добрую волю, сотрудничать в бизнесе, делать все для процветания города и улучшения качества жизни его жителей. Основная задача состояла в том, чтобы находить и использовать во благо общие устремления входящих в сообщество бизнесменов; философия создателя сообщества зиждилась на том, что люди, работающие во имя единой цели, – это люди, живущие в гармонии друг с другом. Будет интересно, подумала Эмили, найти различия между «Сообществом джентльменов», созданным Акрамом Маликом, и «Джамой», созданной его сыном. А заодно и выяснить, насколько несхожи эти два человека и как эта несхожесть может повлиять на их будущего зятя.
– Ваш сын тоже является членом этого сообщества? – с притворным любопытством спросила она.
– У Муханнада другая компания, которая мне не нравится, – ответил Малик. – Но он, конечно же, является членом Сообщества.
– Но менее преданным общему делу, чем покойный мистер Кураши?
Лицо Малика помрачнело.
– Вы ищете связь между моим сыном и смертью мистера Кураши, не так ли?
– Как ваш сын относился к этому браку по договоренности? – спросила Эмили, неожиданно меняя тему разговора.
По изменившемуся выражению лица Акрама она поняла, что тот не будет отвечать на ее вопросы о своем сыне до тех пор, пока не будет знать, какую цель преследует она, задавая их. Однако на этот вопрос он все-таки ответил:
– Муханнад и сам вступил в брак по договоренности, поэтому подобный брак сестры он воспринял как должное. – Сев поудобнее, он продолжил: – Мой сын, инспектор, был далеко не пай-мальчиком. На него, да это и понятно, оказали большое влияние западная традиция и западная культура. И тем, кто видит, как это влияние проявляется в его поведении, бывает трудно его понять. Но он уважает свои корни и гордится кровью, которая течет в его жилах. Он человек своего народа.
Эмили нередко доводилось слышать подобные фразы, когда дело касалось хулиганов из ИРА[54] и других оголтелых политических экстремистов. В словах Акрама была логика, и политическая активность Муханнада в городе не противоречила тому, что говорил о нем отец. Само существование «Джамы» свидетельствовало не только о том, что молодой человек гордится кровью, которая течет в его жилах, но давало наглядные примеры того, что он не испытывает большого уважения к закону и может манипулировать людьми, играя на их невежестве и страхе. Думая о «Джаме», Эмили спросила:
– Скажите, мистер Малик, мистер Кураши входил в братство, которое создал ваш сын?
– Братство?
– Вам же известно о «Джама», не так ли? Хайтам Кураши входил в нее?
– Вот этого-то я и не знаю. – Акрам развернул бумажный колпак так же аккуратно, как свернул его некоторое время назад, неотрывно следя за движением своих пальцев по бумаге. – Это вам скажет Муханнад. – Он нахмурился, но вдруг поднял голову и посмотрел на Эмили: – Должен признаться, что направленность заданных вами вопросов меня тревожит. И это наводит меня на мысль о том, что мой сын – который, я согласен, слишком быстро приходит в ярость и бывает глух к голосу разума, когда дело касается межрасовых конфликтов, – оказался прав, утверждая, что вы намеренно закрываете глаза на то, что единственным возможным мотивом этого убийства являются ненависть и невежество.
– Я вовсе не закрываю на это глаза, – возразила Эмили. – Преступления на расовой почве – это мировая проблема, и с моей стороны было бы глупо не рассматривать эту версию. Но, если единственным возможным мотивом убийства Кураши являются ненависть и невежество, почему был убит именно он, а не первый азиат, попавший на глаза убийце? Нам необходимо проследить все контакты мистера Кураши в обеих общинах. Это единственный путь, по которому можно выйти на след убийцы. «Джентльменское сообщество» отражает одну сторону его жизни в Балфорде-ле-Нец, «Джама» – думаю, вы согласитесь – другую. – Она встала. – Вы не проводите меня к мистеру Армстронгу?..
Акрам Малик задумчиво посмотрел на нее. Его пристальный взгляд, казалось, раскрыл ей все различия, существующие между ними, – не просто разницу между мужчиной и женщиной, а непреодолимые различия, проистекающие из несходства их культур. Они проявлялись в манере одеваться: блузка из тонкой ткани с бретельками, серые брюки, непокрытая голова. Они проявлялись в привычной для нее свободе: Эмили была самостоятельной женщиной, существующей в необъятном мире, в котором ей все было доступно. Они проявлялись в должности, которую она занимала: главная фигура в команде, состоящей преимущественно из мужчин. Она и Акрам Малик – несмотря на его публично объявленную любовь к новой родине – всегда будут друг для друга представителями разных миров.
– Сюда, пожалуйста, – сказал он, вставая со стула.
Барбара вдоволь натряслась в своем «Мини» по ямам и ухабам бокового проезда, пока нашла место для парковки. Она остановилась перед задним фасадом крупнопанельного здания с вывеской, весьма неопределенно информирующей о том, что внутри размещается «Развлекательный центр Хегарти для пожилых». Заметив в одном из окон батарею воздушных кондиционеров, Барбара почувствовала непреодолимое желание войти в здание и, раскинув руки, встать под струи прохладного воздуха. Вот это было бы действительно стоящим развлечением для пожилых, решила она.
Переносить жару на побережье стало труднее, чем в Лондоне, где организм, казалось, дошел до предела возможного. Если климат Англии и вправду станет тропическим, как это уже много лет предсказывают ученые, занимающиеся глобальным потеплением, подумала Барбара, то хорошо бы обзавестись тропической одеждой и другими аксессуарами, необходимыми человеку, живущему в тропиках. Сейчас разносчик в белой куртке с подносом сингапурского слинга[55] пришелся бы очень кстати.
Барбара посмотрела на себя в зеркало заднего вида, чтобы выяснить, насколько пот повредил макияж, нанесенный Эмили на ее лицо. Она ожидала увидеть свою физиономию изменившейся, аналогично тому, как это происходило с доктором Джекилом[56], однако и основа, и румяна были там, где им положено быть. Вероятно, все дело в опыте, приобретенном благодаря тому, что каждое утро колдуешь над баночками с косметикой, стараясь сделать себя красивой.
Барбара побрела по разбитой дороге назад, к зданию, в котором располагалась компания «Горчица и пряности Малика». Побывав перед этим в доме Маликов, Барбара выяснила, что Сале работает на фабрике вместе с отцом и братом. Об этом ей сообщила безвкусно одетая, полная женщина, державшая на руках ребенка, в то время как второй ребенок цеплялся за ее подол; глаза женщины беспрестанно рыскали по сторонам, а над верхней губой была заметная поросль тонких, но густых черных волос. Взглянув на удостоверение Барбары, она сказала: