Эмили сунула руку в сумку и вынула из нее солнцезащитные очки. На ее лице появилось какое-то сосредоточенно-рассеянное выражение, когда она, перед тем как ответить, протирала очки, водя стеклами по ткани своей блузки.
– Из этого чека следует, что Кураши заплатил Кумару четыреста фунтов. Единственный чек, единственный платеж. Ну, а если чек выписан на имя женщины, за что Кураши мог ей платить?
– Это мог быть шантаж, – предположила Барбара.
– Тогда зачем убивать Кураши? Если его шантажировал – или шантажировала – Кумар и он заплатил, зачем тогда ломать ему шею? Это все равно, что зарезать курицу, несущую золотые яйца.
Барбара, казалось, предвидела вопросы подруги.
– Он уходил куда-то по ночам. Он встречался с кем-то. При нем были презервативы. Разве эта самая Ф. Кумар не могла быть женщиной, с которой он трахался? А почему бы этой Ф. Кумар не забеременеть?
– Тогда на кой бес ему презервативы, если она забеременела?
– Да он перестал с ней встречаться. Он переметнулся на кого-то другого. И Ф. Кумар узнала об этом.
– Ну, а эти четыреста фунтов? На что они? На аборт?
– На аборт, и притом на тайный. Возможно, он даже был сделан неудачно.
– И за это кто-то пожелал ему отомстить?
– А почему нет? Кураши прожил здесь шесть недель. Этого времени вполне хватит на то, чтобы кого-то обрюхатить. И если пошла молва о его подвиге – а ведь для азиатских женщин невинность и добропорядочность являются чуть ли не самым главным достоинством, – вполне возможно, что ее отец, брат, муж или какой-либо другой родственник искал способ расставить все по местам. Итак, надо выяснить, не умерла ли недавно какая-нибудь азиатка? Не доставлялась ли в больницы азиатка с подозрительным кровотечением? Эм, что еще нам надо выяснить?
Эмили, слегка скривившись, посмотрела на нее.
– На Армстронге мы ставим точку? Или ты забыла, что на «Ниссане» его пальчики? И то, что он сидит на фабрике и самозабвенно исполняет работу Кураши?
Барбара посмотрела на здание фабрики, и перед ее мысленным взором вновь предстал Иан Армстронг, по лицу которого ручьями струился пот, когда он под пристальным взглядом руководителя следственной группы Барлоу приводил доводы в поддержку своего алиби.
– Его потовые железы работали в усиленном режиме, – качая головой, произнесла Барбара. – Нет, я не вычеркивала бы его из списка подозреваемых.
– А что, если его тесть и теща подтвердят, что говорили с ним по телефону в пятницу вечером?
– Тогда, я думаю, придется запросить телефонную компанию.
– Да ты упряма, как бык, сержант Хейверс, – со смешком сказала Эмили. – Если ты когда-нибудь решишь бросить Ярд и перейти работать на побережье, я немедленно включу тебя в свою группу.
Эта внезапно сказанная фраза доставила Барбаре огромное удовольствие. Но она никогда не придавала серьезного значения комплиментам и не основывала на них своих выводов. И сейчас она повела в ответ плечами и вытащила из сумки ключи.
– Хорошо, договорились. Я хочу проверить то, что Сале говорила о браслете. Если она бросила его в воду с пирса днем в субботу, то тогда наверняка кто-то видел ее там. Ведь ее трудно не заметить, особенно в той одежде, что она носит. И, может быть, мне стоит повидаться с этим парнем, Тревором Раддоком? Если он и вправду работает на пирсе, тогда я убью двух зайцев.
Эмили согласно кивнула.
– Выясни, стоит ли им заниматься. А я тем временем займусь этим Ракином Ханом, с которым Муханнад так настоятельно велел мне пообщаться. Хотя я почти не сомневаюсь, что он подтвердит его алиби. Он ведь всей душой желает, чтобы его собрат-мусульманин – как это Муханнад выразился? – ходил с гордо поднятой головой. Вот к такому восхитительному образу тебе и надо привыкать. – Она усмехнулась и пошла к своей машине.
Через несколько секунд ее машина выехала на дорогу и понеслась в сторону Колчестера за подтверждением еще одного алиби.
Поездка на Балфордский увеселительный пирс, первая поездка с того времени, когда шестнадцатилетняя Барбара проводила здесь лето, не стала для нее, вопреки ожиданиям, путешествием по памятным местам. Пирс очень сильно изменился, о чем ее сразу предупредила изогнутая в форме радуги многоцветная неоновая надпись над въездом АТТРАКЦИОНЫ ШОУ. И все-таки даже непросохшая краска, новая обшивка, свежевыструганные доски скамеек вдоль берега; обновленные аттракционы для катания и павильоны для тихих игр и рулетки; галерея игровых автоматов, предлагающих все, начиная от старомодного калейдоскопа до видеоигр, – не изменила тех запахов, оставшихся (вероятно, навсегда) в ее памяти после тех ежегодных поездок в Балфорд. Запахи рыбы с картошкой, жаренных во фритюре, гамбургеров, попкорна, сахарной ваты смешивались с соленым запахом моря. Шум и звуки на пирсе были такими же, как тогда: смех и голоса детей; от галереи игровых автоматов доносились резкие звоны на фоне неумолчной какофонии; каллиопа[65] звучала в такт с прыжками карусельных лошадок.
Прямо перед ней простирался пирс, словно спина огромного существа, вынырнувшего из моря. Барбара прошла к тому концу, где находилось перестраиваемое сейчас старое кафе Джека Оукинса; именно отсюда Сале Малик якобы бросила в воду браслет, купленный в подарок жениху.
Из-за стен этого старого кафе доносились крикливые голоса, заглушающие стук металла по металлу, громкое шипение и хлопки газовой сварки, с помощью которой усиливали прежнюю арматуру каркаса. Жар, казалось, струился изо всех щелей строения, и когда Барбара заглянула внутрь, она почувствовала, как ее лицо обдувают пульсирующие горячие струи.
Тела рабочих были минимально прикрыты одеждой. Обрезанные под шорты джинсы, башмаки на толстой подошве, замызганные футболки – ни о какой спецодежде и речи не было. Некоторые были по пояс голыми. Парни как на подбор, все здоровые, мускулистые, и все как один с головой в работе. Но стоило одному из них увидеть Барбару, как он, отложив в сторону инструмент, закричал:
– Сюда нельзя! Вы что, неграмотная? Уходите прочь, пока целы!
Барбара вытащила свое удостоверение – скорее всего, чтобы произвести эффект, поскольку на разделяющем их расстоянии рассмотреть, что у нее в руке, было невозможно.
– Полиция, – ответила она крикуну.
– Джерри! – Парень обратился к сварщику, склонившемуся над горелкой. Голова того была скрыта под шлемом и маской, но по его сосредоточенной позе было видно, что ничего, кроме работы, в данный момент для него не существует.
– Джерри! Эй! Де Витт!
Барбара остановилась возле трех стальных арматурных прутков, лежавших на полу и ждущих своей очереди на установку. Она отступила, давая проехать тележке, нагруженной большими бобинами электропроводов и нераскрытыми деревянными ящиками.
– Отойди! Тебе жить надоело? – раздался чей-то вопль.
Этот вопль, по всей вероятности, и привлек внимание Джерри. Он поднял голову, посмотрел на Барбару, а потом потушил пламя газовой горелки. Снял с себя шлем, под которым оказался натянутый на голову цветастый носовой платок. Стащив с головы платок, он сначала встряхнул его, вытер лицо, а потом и голый, сияющий под солнцем череп. На нем, как и на остальных, были надеты обрезанные по бедра джинсы и сорочка-безрукавка. У него было такое тело, какое быстро реагирует на переедание и снижение физической активности накоплением жира в проблемных зонах. Сейчас он был в отличной форме и загорелым до черноты.
Прежде чем дать и ему шанс предостеречь ее, Барбара снова подняла вверх руку с удостоверением и сказала:
– Полиция. Я могу поговорить с вашими парнями?
Джерри нахмурил брови и снова натянул на голову платок. Сзади над затылком он завязал концы платка узлом; в одном ухе у него болталась крючковидная серьга – пират из детского фильма, подумала Барбара. Он плюнул на пол – но, по крайней мере, в сторону, а не между собой и Барбарой – и, сунув руку в карман, вытащил тюбик «Поло»[66]. Отколупнув большим пальцем верхнюю конфету, бросил ее в рот.
– Джерри Де Витт, – представился он. – Я здесь старший. Что вы хотите?
Он не подошел к ней, и поэтому Барбара поняла, что ее удостоверения он не рассмотрел и не прочел. Она представилась; когда Джерри услышал «Нью-Скотленд-Ярд», его брови на мгновение взметнулись вверх, но больше он ничем не выдал своей реакции. Лишь посмотрел на часы и сказал:
– У нас немного времени.
– Всего пять минут, – успокоила его Барбара, – а может, и меньше. Никто из ваших меня конкретно не интересует.
Ее ответ ему понравился, и он одобрительно кивнул. Почти все работы приостановились, и Джерри взмахом руки пригласил своих ребят подойти поближе. Их было семеро – потных, разгоряченных, перемазанных в тавоте.
– Спасибо, – сказала Барбара, обращаясь к Де Витту. Она объяснила, что ее интересует: ей необходимо выяснить, приходила ли молодая женщина – по всей вероятности, одетая в традиционный азиатский наряд – на этот конец пирса в субботу и бросала ли она что-нибудь в море с пирса. – Это, должно быть, произошло во второй половине дня, – уточнила она и спросила, обратясь к Джерри: – А вы работаете по субботам?
– Работаем, – подтвердил он. – А в какое время это было?
Поскольку Сале утверждала, что не знает точного времени, Барбара прикинула, что если ее история правдивая и если она пошла в тот день на работу, чтобы не оставаться в одиночестве дома, то на пирсе она могла появиться на исходе дня, вероятно, по пути домой.
– Что-нибудь в районе пяти.
Джерри покачал головой.
– Мы уходим отсюда примерно в половине пятого. – Повернувшись к своим парням, он спросил: – Кто-нибудь из вас видел эту красотку? Кто-нибудь из вас был здесь после пяти?
– Ты что, дружок, шутишь? – спросил один мужчина, и все засмеялись, представив себе, насколько глупо было бы околачиваться на стройплощадке после окончания работы. Никто не мог подтвердить правдивости рассказа Сале Малик.