Рейчел проглотила горький ком, стоявший у нее в горле. Ведь у нее и в мыслях не было навредить кому-либо. Она лишь хотела знать правду. Ведь это к лучшему, когда люди знают правду. Неужели лучше жить во лжи?
Но Рейчел знала, что настоящая ложь – это та, которую она вспоминает сейчас. А свидетельства этому располагались как раз за ее спиной; стоило лишь посмотреть на кирпичные стены, на занавески с рюшами на окнах, на красные буквы надписи «ПРОДАЕТСЯ», выведенной на широкой, приклеенной к дверям ленте. Ей не хотелось думать об этой квартире.
– Это самая последняя из всех, что осталась, – сказал ей тогда агент по недвижимости, многозначительно глядя на нее и изо всех сил стараясь не замечать необычного уродства ее лица. – Как раз то, с чего начинается собственный дом. Держу пари, это именно то, что вам нужно, разве я не прав? И кто же этот счастливец?
Но Рейчел не думала ни о замужестве, ни о детях, когда ходила по квартире, заглядывая в шкафы и обозревая видимые из окон пейзажи. Тогда она думала о Сале. Думала о том, как они будут вместе стряпать, сидеть вдвоем перед камином, в котором будет жарко полыхать искусственное пламя, пить чай на террасе весной, разговаривать, мечтать, оставаясь друг для друга тем, кем они были в течение прошедших десяти лет: самыми лучшими подругами.
Рейчел тогда не занималась специально поисками квартиры, когда неожиданно наткнулась на последний достроенный дом «Приюта на утесе». Тогда она ехала на велосипеде домой от Сале. Тот визит был обычным, ничем не отличавшимся от других таких же визитов за те годы, что они провели вместе: разговоры, смех, музыка и чай. Но уже тогда их общение часто прерывала Юмн, врываясь в их комнату с повелительными требованиями. Она требовала, чтобы Сале делала ей педикюр. Немедленно. Сейчас же. Ее совершенно не трогало то, что у Сале гостья. Юмн повелевала и требовала полного подчинения. Тогда Рейчел заметила, как Сале менялась в лице, слыша визгливый голос золовки. Веселая, жизнерадостная девушка превращалась в послушную служанку – покорную, готовую к услугам, – и снова становилась похожей на ту испуганную школьницу младшего класса, которую все дразнили, к которой все приставали.
И вот, когда Рейчел подъехала к рекламному щиту, на котором висело написанное красными буквами и украшенное геральдическими символами объявление «ЗАВЕРШЕНИЕ СТРОИТЕЛЬСТВА! КВАРТИРЫ СО ВСЕМИ УДОБСТВАМИ!», она вдруг повернула велосипед на Уэстберри-уэй и въехала в проезд, ведущий к этому дому. Риелтор, вопреки ее ожиданиям, оказался вовсе не тучным, суетливым неудачником средних лет в залосненном галстуке – он выглядел так, словно продавал мечты. Но мечты, как она поняла, имеют обыкновение разбиваться и приводить того, в чьей голове они засели, к разочарованию. И все-таки это лучше, чем вообще не мечтать. Ведь когда ты научишься давать приют мечтам, ты также…
– Рейчел.
Она вздрогнула, оторвав взгляд от бескрайней и гладкой, как расстеленная по столу скатерть, поверхности Северного моря, и мгновенно обернулась. Перед ней стояла Сале. Плечи ее накрывала привычная дупатта, лицо было погребально грустным. Родимое пятно на щеке, похожее на ягоду клубники, потемнело, сигнализируя, как это бывало всегда, о глубине чувств, которые его хозяйка не могла скрыть.
– Сале! Как ты… Что ты… – Рейчел не знала, с чего начать, ведь им надо было столько сказать друг другу.
– Я сперва пошла в магазин. Твоя мама сказала, что ты убежала после того, как к вам пришла эта женщина из Скотленд-Ярда. Я подумала, что ты, должно быть, здесь.
– Ты же знаешь меня, – печально произнесла Рейчел. Ее пальцы теребили золотую нить на юбке, вплетение которой сверкало в красно-голубых узорах ткани. – Ты знаешь меня, Сале, лучше, чем кто-либо другой. Да и я знаю тебя.
– Я всегда думала, что мы знаем друг друга, – сказала Сале. – А сейчас я в этом не уверена. Я даже не знаю, друзья мы еще или уже нет.
Рейчел была озадачена, не зная, что хуже – сознание того, что она нанесла Сале страшный удар, или боль от ответного удара, нанесенного ей Сале. Она не могла поднять глаза на подругу из боязни получить еще более страшный удар, который не сможет перенести.
– Почему ты отдала этот чек Хайтаму? Я ведь знаю, Рейчел, от кого он получил его. Твоей матери незачем было передавать чек ему. Но я никак не могу понять, зачем ты это сделала, зачем ты передала ему чек.
– Ты сказала мне, что любишь Тео. – Язык Рейчел с трудом шевелился у нее во рту, она лихорадочно искала в голове ответ на то, что ей самой казалось необъяснимым. – Ведь ты сказала, что любишь его.
– Я не могу быть с Тео. Я сказала тебе и это. Я сказала, что моя семья никогда не допустит этого.
– И это разбило твое сердце. Ведь ты же так сказала, Сале. Ты сказала, я люблю его. Он часть меня самой. Ты ведь так сказала.
– Но ведь я сказала, что не смогу выйти за него замуж, несмотря на то, что очень хочу этого, несмотря на все, что было между нами, несмотря на наши надежды и… – Голос Сале задрожал. Рейчел подняла глаза и посмотрела в лицо подруги. Ее глаза были влажными, она резко повернула голову и устремила задумчивый взгляд на дальний конец пирса, туда, где был Тео. После секундной паузы она снова заговорила: – Я сказала, что, когда придет время, я выйду замуж за человека, которого выберут мои родители. Ведь мы же с тобой говорили об этом. Этого ты отрицать не можешь. И я сказала: «Рейчел, Тео потерян для меня навсегда». Ты же помнишь наш разговор. Ты знаешь, что я никогда не буду с ним. Так на что ты надеялась, отдавая этот чек Хайтаму?
– Но ты же не любила Хайтама.
– Ты права. Я не любила Хайтама. А он не любил меня.
– Ну так и не надо выходить замуж, если вы не любите друг друга. Вы не можете быть счастливы, если не любите друг друга. Ведь это все равно, что начинать жизнь с огромной лжи.
Сале подошла к скамейке и села. Рейчел опустила голову. Она смотрела на манжет брюк подруги, на ее изящную ступню, перехваченную ремешками сандалий. Поднять голову и посмотреть в глаза Сале она боялась, боялась того, что расплачется. Еще никогда за много лет не чувствовала она себя такой одинокой.
– Ты же знала, что мои родители никогда не позволили бы мне выйти замуж за Тео. Они прогнали бы меня из семьи. Но ты все равно рассказала Хайтаму о Тео…
Голова Рейчел взметнулась вверх, словно ее неожиданно укололи.
– Я не называла его имени. Клянусь. Я не называла Хайтаму его имени.
– Потому, – продолжала Сале, обращаясь больше к себе, чем к Рейчел, и как бы раскрывая для себя логику поступков подруги, – что ты надеялась на то, что Хайтам разорвет нашу помолвку. И что потом? – Сале жестом показала на дом, и Рейчел впервые увидела его таким, каким его наверняка видела Сале: дешевым, убого-стандартным жильем. – Я стану свободной и мы будем жить здесь вдвоем? Ты надеялась, что мой отец позволит мне это?
– Ты любишь Тео, – вялым голосом произнесла Рейчел. – Ты же сама говорила.
– Так ты пытаешься убедить меня, что действовала в моих интересах? – спросила Сале. – Ты утверждаешь, что была бы рада, если бы мы с Тео поженились? Я тебе не верю. Потому что существует еще одна правда, в которой ты не сознаешься: если бы мы с Тео решили пожениться – что, конечно, нереально – но если бы мы все-таки попытались, ты и тогда сделала бы все возможное, чтобы помешать этому.
– Никогда! Я бы никогда не сделала этого!
– Представь, мы решили бы убежать, потому что иначе я не смогла бы выйти за него замуж. Я сказала бы об этом тебе, моей лучшей подруге. А ты наверняка сделала бы все возможное, чтобы помешать этому. Возможно, предупредила бы моего отца. Или Муханнада, или даже…
– Нет! Никогда! Никогда! – Рейчел не смогла сдержать слез. Она ненавидела себя за слабость, на которую – она была в этом уверена – ее подруга была неспособна. Отвернувшись от Сале, она посмотрела на море. Прямые лучи солнца падали ей на лицо и осушали слезы, осушали так быстро, что они не успевали скатиться по щекам. Она лишь чувствовала, как проступившая на лице соль неприятно стягивает кожу.
Сале молчала. Единственным ответом на сдавленные рыдания Рейчел были крики чаек да треск скутера, неистово пахавшего вдалеке спокойную гладь моря.
– Рейчел. – Сале тронула ее за плечо.
– Прости, – всхлипывала Рейчел. – Я не хотела… Я не думала… Я только считала… – Ее перебивающие речь рыдания звучали неожиданно звонко. – Ты можешь выходить замуж за Тео. Я вам не помешаю. Ты сама увидишь.
– Что?
– Я всего лишь хотела, чтобы ты была счастлива. А если быть счастливой означает быть с Тео, так именно этого я тебе желала.
– Я не могу выйти замуж за Тео.
– Можешь! Можешь! Почему ты постоянно твердишь о том, что не можешь и не сделаешь этого?
– Потому что моя семья не допустит этого. У нас так не принято. И даже если бы…
– Ты можешь сказать отцу, что у него ничего не выйдет со следующим мужчиной, которого он пригласит для тебя из Пакистана. Ты можешь сказать ему, что ничего не выйдет и со следующим мужчиной, и с тем, который будет после следующего. Он не заставит тебя выйти замуж за того, кого выберет тебе в мужья. Пройдет какое-то время, и он поймет, что ты не можешь быть счастлива с теми, кого он выбирает для тебя…
– В этом все и заключается, Рейчел. У меня нет времени. Неужели ты не понимаешь? У меня нет времени.
Рейчел оторопела.
– Тебе же всего двадцать лет. Сейчас уже никто не считает двадцать лет преклонным возрастом. Даже азиаты. Девушки твоего возраста поступают в университеты. Работают в банках. Изучают право. Учатся на врачей. Они, что, все замужем? Что с тобой, Сале? Ведь ты всегда стремилась к большему. Прежде у тебя были мечты. – Рейчел почувствовала, что ее и без того безнадежное положение стало еще хуже из-за того, что она не смогла заставить свою подругу понять себя и принять ее слова за правду. Не найдя других слов, она решила сдаться. – Ты хочешь стать такой, как Юмн? Ты этого хочешь?