– Мне известно, что вы попались на краже на горчичной фабрике Малика три недели назад, – сказала Барбара.
Тревор затянулся, взгляд его сузившихся глаз впился в Барбару. Она заметила, что ногти на пальцах его рук были грязными, в жутких заусенцах.
– И что?
– Вы не хотите рассказать мне об этом?
Он выдохнул дым.
– Вы хотите узнать, что я думаю об этом?
– Я хочу послушать, как вам видится это дело. Что думают они, я уже слышала. Вы, как я понимаю, не можете отрицать факт хищения. Вас поймали с поличным. На месте преступления, ведь так?
Взяв один из ежиков для чистки, он намотал проволочную рукоятку на свой указательный палец; между его губами дымилась сигарета, а глаза пристально смотрели на полусобранного паука на столе. Он взял кусачки и перекусил рукоятку второго ежика на середине. Из каждой половинки получилась паучья нога. Проволоку надо было скрепить с телом при помощи клея, который он аккуратно выдавил из тюбика.
– Малик, наверное, раздувает это дело, словно у него украли все? Черт возьми, ведь я взял даже меньше двух коробок. В одной коробке тридцать шесть банок. Ведь я же не банк ограбил. К тому же, я не взял только готовую горчицу, или варенье, или соус, которые должны были направить покупателю, сделавшему большой заказ. Я положил всего понемногу.
– Я знаю, что вы взяли понемногу, но почти весь ассортимент фабрики.
Тревор стрельнул в Барбару злым взглядом, а потом его внимание снова переключилось на паука. У него было правдоподобно сегментированное тело, собранное из кусков губки разного размера. Глядя на него, Барбара заинтересовалась тем, каким образом губчатые сегменты, из которых собрано тело, скреплены между собой. С помощью клея? Скобками? А может быть, проволокой? Она внимательно оглядела стол, ища на нем моток проволоки, но на столе, помимо частей паучьих тел, лежала груда книг о насекомых, развернутые газеты, оплавленные свечи и коробки с инструментами. Как он ориентируется в этом хаосе, подумала она.
– Мне сказали, что мистер Кураши уволил вас. Это так?
– Полагаю, что так, раз вы это слышали.
– А у вас другая версия? – Барбара повела глазами в поисках пепельницы, но не нашла. Тревор пододвинул ей баночку из-под сливочного крема, в которой был уже слой пепла и несколько окурков.
– Да какая разница, – ответил он.
– Вас уволили несправедливо? Кураши поспешил?
Тревор оторвал взгляд от паука и поднял голову. Барбара впервые заметила татуировку у него на шее под левым ухом. Это была паутина с неприятно-правдоподобным паукообразным, пробирающимся к центру сплетенной им сети.
– Не убил ли я его за то, что он попер меня с работы? Вы это хотите спросить? – Пальцы Тревора перебирали чистящую щетку на ноге паука, прореживая щетину до тех пор, пока остатки ее стали походить на волоски. – Я, к вашему сведению, не настолько глуп. Я прочитал сегодняшний «Стандарт» и знаю, что полиция считает это убийством. Я сразу понял, что вы или кто-то другой из вашего ведомства отыщет меня. И вот вы здесь. По-вашему, у меня был мотив, ведь так?
– Почему вы не рассказываете мне о своих взаимоотношениях с мистером Кураши, Тревор?
– Я стащил несколько банок из упаковочного отделения и из помещения, где наклеивают этикетки. Я ведь работал экспедитором, поэтому для меня это было нетрудно. Кураши меня застукал и уволил, вот так-то. Вот вам и весь рассказ о наших взаимоотношениях. – При последних словах Тревор саркастически улыбнулся.
– А ведь это было рискованно – красть банки из упаковочного отделения, ведь вы же в нем не работали?
– Я брал их тогда, когда там никого не было, понимаете? Банку сейчас. Банку потом, во время перерыва и во время обеда. Как раз и хватит на то, чтобы толкнуть по дешевке в Клактоне.
– Так вы их продавали? Зачем? Вам что, нужны были деньги? На что?
Тревор взялся руками за край столешницы и встал на ноги. Он подошел к окну и отдернул занавески. Под безжалостными лучами солнца Барбара ясно увидела, что стены комнаты сплошь в трещинах, а мебель безнадежно обшарпана и обтрепана. Ковровая дорожка, лежавшая на полу вдоль всей комнаты, была местами протерта до дыр. Не понятно почему, по ее середине была прочерчена черная линия, как бы разделяющая комнату на спальню и мастерскую.
– Мой отец не может работать. А мне пришла в голову эта глупая мысль: не допустить того, чтобы нашу семью вышвырнули на улицу. Чарли помогал, выполняя разные мелкие работы для соседей, а иногда и Стеллу приглашали присмотреть за детьми. Но ведь нас восемь человек, и нам надо есть. Поэтому мы с мамой и продавали то, что могли, на рыночной площади в Клактоне.
– В том числе и банки с фабрики Малика?
– Да, в том числе и их, причем по очень низкой цене. Я, честно говоря, не вижу, кому от этого было плохо. Ведь мистер Малик продает свое варенье и пряности вовсе не там, а в дорогих магазинах, шикарных отелях и ресторанах.
– А вы хотите сказать, что действовали в интересах покупателей?
– Возможно, и так. – Тревор облокотился о подоконник и двумя пальцами стал вертеть сигарету, зажатую между губами. Окно было открыто настежь, но жара в комнате была такой, словно они сидели в печке. – Казалось, что сбывать их в Клактоне безопаснее. Я никак не ожидал встретить там Кураши.
– Так он застукал вас на рыночной площади, когда вы пытались сбыть эти самые банки? Там Кураши застукал вас?
– Да. Свалился, прямо как снег на голову. Для него было так же неожиданно увидеть меня в Клактоне, как и мне встретить его там. Я догадался, что он там делает, и понадеялся на то, что он не поднимет шума из-за моего мелкого проступка, да и вообще забудет о нем. Ведь он и сам совершил небольшой проступок.
При этих словах Барбара ощутило легкое покалывание в кончиках пальцев, что обычно бывало, когда вдруг в процессе расследования открывались какие-то новые обстоятельства. Но она решила не проявлять поспешности. Тревор внимательно следил за ней, стараясь определить, как она отреагировала на его последнюю фразу. Та внимательность, с которой он смотрел на нее, невольно наводила на мысль о том, что этот контакт с полицией отнюдь не единственный в его жизни. Большинство людей по крайней мере теряются, отвечая на официально заданные вопросы. Но Тревор был абсолютно спокоен и уверен в себе, будто знал наперед, что она спросит и что он ответит.
– Тревор, где вы были в ночь гибели мистера Кураши?
Его глаза на мгновение вспыхнули, выдав его разочарование тем, что она как бы пропустила мимо ушей его упоминание о «небольшом проступке» Кураши. Это к лучшему, подумала она. Не стоит зацикливаться только на подозреваемых при проведении расследования.
– На работе, – ответил Тревор. – Убирал пирс. Если не верите, можете спросить мистера Шоу.
– Уже спросила. Мистер Шоу сказал, что вы отметили приход на работу в половине двенадцатого. Так что вы делали ночью с пятницы на субботу? А кстати, у вас есть карта регистрации прихода и ухода?
– В тот вечер я пробил ее, как пробиваю всегда.
– В половине двенадцатого?
– Да, что-то около этого. И я, если хотите знать, никуда не отлучался. Я работаю не один, а с ребятами, и они могут подтвердить, что я никуда не отлучался в течение всей ночи.
– А что вы делали до половины двенадцатого? – спросила Барбара.
– Что именно вас интересует?
– Где вы были?
– Когда?
– До половины двенадцатого, Тревор.
– В какое время?
– Пожалуйста, расскажите о том, куда вы ходили.
Он в последний раз затянулся, после чего выбросил сигарету в окно на улицу, а вместо нее сунул в рот указательный палец. Перед тем, как ответить, он в задумчивости погрыз ноготь.
– Я был дома… до девяти. Потом ушел.
– Ушли куда?
– Просто погулять. – Выплюнув на пол обслюнявленный кусочек ногтя, он поднес палец к глазам, полюбовался на дело своих зубов и продолжал: – У меня есть девушка, с которой я время от времени встречаюсь. Я был с ней.
– И она может это подтвердить?
– Хмм?
– Она может подтвердить, что вечером в пятницу вы были с ней?
– Конечно. Но это было не свидание и не что-либо другое. Она не моя девушка. Мы просто иногда встречаемся. Разговариваем. Курим. Смотрим, что творится вокруг.
Какой праведник, подумала Барбара. Она попыталась мысленно представить себе, в какого рода философические дискуссии с дамами мог углубляться Тревор Раддок.
Ее озадачило то, что он только что сказал, и главным образом то, зачем ему понадобилось говорить об этом. Он либо был с женщиной, либо не был с женщиной. Она либо подтвердит его алиби, либо не подтвердит. А вот миловались ли они, говорили о политике, играли в «замри-отомри» или трахались, как полоумные обезьяны, – это Барбаре было безразлично. Она раскрыла сумку и вынула из нее блокнот.
– Как ее зовут?
– Как зовут эту девушку?
– Да. Эту девушку. Мне необходимо поговорить с ней. Кто она?
Он переминался с ноги на ногу.
– Просто знакомая. Мы разговаривали. И ничего больше…
– Попрошу вас назвать ее имя.
Он вздохнул.
– Ее зовут Рейчел Уинфилд. Она работает в ювелирном магазине на Хай-стрит.
– А, Рейчел. Так мы уже встречались.
Обхватив себя правой рукой, он сжал ее ладонью левый локоть.
– Да. Так я был с ней вечером в пятницу, – сказал он. – Мы друзья. Она подтвердит.
Барбара видела его смущение и старалась понять, в чем дело. Либо он был смущен тем, что ей стало известно о его отношениях с Рейчел, либо врал, надеясь предупредить ее до того, как Барбара встретится с ней, чтобы проверить его рассказ.
– И где вы вместе с ней были? – спросила она, желая найти еще кого-то, кто мог бы подтвердить его слова. – В кафе? В пабе? В зале игровых автоматов? Где?
– А… нет… мы не были. Мы просто гуляли.
– А где? Может быть, по Нецу?
– Да нет. Мы были на косе, хотя оттуда недалеко до Неца. Сначала мы шли по пирсу.
– Вас кто-нибудь видел?
– Не думаю.