Тео, опустив голову, смотрел на руки. Агата заметила, как он с силой прижал друг к другу большие пальцы. После недолгой паузы он заговорил:
– Ба, ну неужели так важно, как Акрам Малик назвал участок газона, примыкающий к его дому; как он назвал фонтан, деревянную скамейку или то, что он прикрепил к дереву ракитника табличку в память о своей теще? Почему это так сильно тебя волнует?
– Меня это не волнует. И меня совершенно не волнует, как Акрам Малик манипулирует с зелеными насаждениями.
– Да что ты? – Тео поднял голову. – Насколько помнится, ты и не помышляла ни о какой реконструкции, пока «Стандарт» не напечатал статью о восстановлении парков.
– Значит, твои воспоминания неверны, – возразила Агата. – Мы вели работы на пирсе уже десять, ты вспомни, десять месяцев, когда Акрам Малик открыл свой парк.
– Не спорю, работы на пирсе мы вели, а остальное – отель, центр досуга, дома вдоль променада, пешеходные дорожки, реконструкция Хай-стрит… Ведь до открытия парка Акрама мы ни к чему не приступали. А после того, как ты почитала эту публикацию в «Стандарте», ты не могла успокоиться, пока мы не наняли архитекторов, не собрали самых перспективных градостроителей и не заверили всех, имеющих уши, что долгосрочные планы возрождения Балфорда-ле-Нец в ваших руках.
– Ну, так что из этого? – вспыхнула Агата. – Это мой город. Я живу здесь всю жизнь. Кто, как не я, имеет право инвестировать в его будущее?
– Если речь идет только об инвестициях – инвестициях в будущее Балфорда, – я согласен, – ответил Тео. – Но ведь будущему города отведена более чем скромная роль в твоих истинных и только тебе известных планах.
– Что ты говоришь? – воскликнула Агата. – И что же это за истинные и только мне известные планы?
– Избавиться от пакистанцев, – сказал Тео. – Сделать Балфорд-ле-Нец местом, в котором купить собственность им будет не по карману, вытеснить их отсюда экономически, лишить их очагов культуры и религии; сделать участки земли недоступными для них и лишить их возможности построить мечеть, открыть магазин халяльной еды, лишить их возможности получить работу…
– Так я же даю им работу, – прервала его Агата. – В этом городе я даю всем работу. А кто, по-твоему, будет работать в отелях, в ресторанах или в магазинах? Кто, как не жители Балфорда?
– Ах да, я как-то упустил из виду, что именно ты и обеспечишь работой оставшихся пакистанцев, которых не сможешь выставить прочь из города. Чернорабочими, мойщиками посуды, горничными, полотерами. Работой, которая создана для них и которая не позволит им вознестись до того, чтобы считать себя людьми.
– А зачем им возноситься? – не унималась Агата. – Они по гроб жизни должны быть обязаны за то, что им позволили жить в этой стране, и им необходимо всегда помнить об этом.
– Давай. Давай, ба, – подзадорил ее Тео. – Давай представим себе, что мы живем в последние дни Британской империи.
Эти слова возмутили ее, но не сами слова, а скорее вялый тон, которым они были произнесены. Неожиданно Тео заговорил почти так же, как говорил его отец, отчего она едва сдержалась, чтобы не наброситься на него. Ей казалось, она слышит Лоренса. В эти мгновения она почти видела Лоренса. Ведь тогда он сидел на том же стуле и с важным видом официально ставил ее в известность о том, что решил прекратить заниматься наукой и жениться на шведской волейболистке, которая на двенадцать лет старше него и не может похвастаться ничем, кроме непомерно большого бюста и ровного загара. «Я не оставлю тебе ни единого шиллинга, – закричала она, – ни единого фартинга, ни единой полукроны, черт возьми!» Ее, похоже, не смутило, что старые деньги уже давно не в ходу. Тогда ей нужно было только одно – остановить его, и ради этого она задействовала все, что могла. Что она только ни делала – маневрировала, манипулировала – но по крупному счету не сделала ничего, а лишь только выгнала сына из дому, чтобы затем проводить его в могилу.
Но от старых привычек избавиться не так-то легко, от них вообще не избавиться, если не прилагать титанических усилий к тому, чтобы вырвать их с корнем. Но сама Агата никогда не проявляла такой нетерпимости к неприятным чертам собственного характера, какой требовала от других. Поэтому сейчас она сказала:
– Послушай меня, Тео Шоу. Если с моим планом реконструкции у тебя возникли проблемы, из-за которых ты не прочь получить работу где-нибудь в другом месте, просто скажи об этом сейчас. Заменить тебя очень просто, и я с удовольствием сделаю это, раз тебе так противно иметь дело со мной.
– Ба, – протянул Тео уныло-подавленным голосом, но этого ей было мало. Она хотела, чтобы он спустил флаг и сдался.
– Я не шучу. Я вполне отдаю себе отчет в том, что говорю. И так было всегда. И так будет. Поэтому, если тебя из-за этого мучает по ночам бессонница, то, как мне кажется, самое время каждому из нас пойти своей дорогой. Мы прошли уже довольно много вместе – целых двадцать лет. Это намного больше, чем большинству современных пар удается прожить в браке. И если ты хочешь, как твой брат, пойти своим путем, иди. Я тебя не держу.
Упоминание о брате напомнило Тео о том, как тот покидал дом, имея десять фунтов и пятьдесят девять пенсов в кармане, и к этим деньгам бабушка не добавила ни одного пенни в течение прошедших десяти лет. Тео встал. На какое-то мгновение, показавшееся ей ужасным, Агата вдруг подумала, что неправильно обошлась с ним, навязывая ему материнскую заботу в делах, которые он уже давно в состоянии решить сам. Но когда Тео заговорил, она поняла, что одержала над ним верх.
– С утра я начну обзванивать членов совета, – сказал он.
Она почувствовала, что ее лицо расплывается в улыбке.
– Вот видишь, как мы можем использовать эту бузу во время заседания совета в наших целях. Мы победим, Тео. И еще до того, как закончится реконструкция, повсюду в городе будут гореть световые буквы Шоу. Ты только представь, какая у тебя будет жизнь. Подумай, каким человеком ты станешь.
Тео отвернулся от нее, но не в сторону окна. Сейчас он смотрел на дверь и на то, что может быть за нею. Несмотря на жару, в воздухе чудилось какое-то пульсирующее движение. Он в недоумении повел плечами, затем направился к двери.
– Ну, что? – крикнула она вслед ему. – Ведь почти десять. Куда ты?
– Немного охладиться, – ответил он.
– И где же ты намерен это сделать? На улице не холодней, чем в доме.
– Я знаю, – согласился он. – Но там воздух чуть свежее, ба.
Тон его голоса подсказал Агате, какую цену ей придется заплатить за свою победу.
Глава 14
Барбара последней выходила из обеденного зала, а потому Базил Тревес без труда подстерег и остановил ее для разговора. Он возник перед ней, когда она проходила через фойе, намереваясь вместо послеобеденного кофе пройтись вдоль подножия скалы в надежде подышать свежим морским воздухом.
– Сержант. – Тревес произнес ее звание с каким-то змеиным шипением. Хозяин отеля снова вошел в роль агента 007. – Я не хотел беспокоить вас во время приема пищи. – Он держал в руке отвертку, которой только что копался в телевизоре, на большом экране которого Дэниел Дэй-Льюис[79] клялся в вечной верности пышногрудой леди перед тем, как перепрыгнуть через водопад. – А теперь, когда вы откушали… если у вас найдется минутка…
Не дожидаясь ответа Барбары, он, сжав ее локоть между большим и указательным пальцами, повел ее по коридору в сторону вестибюля. Нырнув под письменный стол, вынул из нижнего ящика напечатанный на принтере лист бумаги.
– Еще информация, – произнес он тоном завзятого конспиратора. – Я думал, что не стоило передавать это вам, пока вы общались с… ну как бы это сказать, с другими людьми. Надеюсь, вы понимаете, что я имею в виду. Но раз вы сейчас свободны… Вы ведь и вправду сейчас свободны? – Он все время старался посмотреть на что-то за ее плечом, словно боялся, что Дэниел Дэй-Льюис с кремневым ружьем в руках выскочит из фойе и бросится спасать Барбару.
– Как личность, я всегда свободна.
Барбара не понимала, почему этот липкий противный тип ничего не делает со своим лицом. Сейчас его борода была буквально усыпана крупными чешуйками кожи, как будто он только что ткнулся лицом в тарелку с сухими пирожными.
– Ну и отлично, – осклабился Тревес. Оглядевшись вокруг и убедившись, что рядом никого нет, он, не расслабляясь и следуя правилам конспирации, согнулся над столом и, обдавая ее парами джина, произнес с придыханием: – Запись телефонных разговоров. Мне, слава богу, установили новую систему в прошлом году, которая позволяет фиксировать телефонные контакты постояльцев с другими городами. Прежде все телефонные звонки шли через гостиничный коммутатор и было необходимо вручную записывать номер и время разговора. Это допотопный способ регистрации, да и точность, которую он обеспечивал, была весьма невысокой. Вы не представляете себе, сержант, сколько скандалов возникало из-за этого при расчетах с постояльцами.
– Вы отследили все исходящие звонки мистера Кураши? – спросила Барбара, глядя на Тревеса поощрительным взглядом и чувствуя хотя и слабые, но угрызения совести за то, что плохо думала об этом человеке. Экзема у него или что-то другое, но он и вправду был для нее находкой. – Мистер Тревес, вы гений. Итак, что мы имеем?
С присущей ему гордостью хозяин гостиницы, определяя себя местоимением во множественном числе, заверил, что находится в полном ее распоряжении, и положил компьютерную распечатку перед ней на стол. Ей сразу бросилось в глаза, что по крайней мере две дюжины позиций были обведены кружками. Все номера начинались с двух нулей. Барбара поняла, что это был перечень международных звонков.
– Знаете, сержант, я позволил себе пойти несколько дальше в нашем расследовании. Надеюсь, моя инициатива не будет наказана. – Тревес взял карандаш из жестяной банки, приклеенной к панцирю краба, и продолжал: – Это номера пакистанских телефонов: три из них – в Карачи, и один – в Лахоре. Это, между прочим, в Пенджабе. Два звонка из Германии, оба из Гамбурга. Но, учтите, я не звонил ни по одному из этих номеров. Когда я видел код страны, то пользовался только телефонным справочником. Здесь указаны коды государств и городов. – Под конец в его голосе послышались нотки досады и разочарования. Подобно многим, он ошибочно полагал, что полицейская работа связана только с плащом и кинжалом, пока дело не доходит до слежки, засад, продолжительных автомобильных погонь, во время которых лимузины и грузовики, за баранками которых сидят плохие парни, сталкиваются друг с другом на забитых транспортом городских улицах.