– Так здесь все его звонки? – уточнила Барбара. – За все время, которое он прожил в вашем отеле?
– Все международные и междугородные звонки, – поправил ее Тревес. – Что касается местных звонков, мы их, конечно же, не регистрируем.
Склонившись над столом, Барбара стала страницу за страницей просматривать распечатку. Она отметила, что в начальный период жизни Кураши в отеле международных звонков было немного, были они не частыми и в то время делались на единственный номер в Карачи. В последние три недели, однако, количество международных звонков возросло, а за пять последних дней буквально утроилось. Главным образом, он звонил в Карачи, и только четыре звонка были сделаны в Гамбург.
Барбара призадумалась. Среди сообщений, которые звонившие оставляли Хайтаму Кураши, когда не заставали его в отеле «Пепелище», не было ни одного, оставленного заграничным абонентом. Если бы таковые были, то внимательная и дотошная Белинда Уорнер наверняка отметила бы это, когда сегодня утром докладывала начальнице о том, что она выяснила, анализируя принесенный Барбарой список телефонных звонков. Значит, он либо всегда дозванивался до абонентов, либо, когда дозванивался и не заставал, не оставлял им сообщений с просьбой перезвонить ему. Барбара, проверив длительность звонков, нашла подтверждение своей догадки: самый продолжительный разговор затянулся на сорок две минуты, а самый короткий длился всего тринадцать секунд, и этого времени, конечно же, было недостаточно для оставления сообщения.
Но то обстоятельство, что в последние дни жизни Хайтама число звонков увеличилось, причем очень значительно, озадачило Барбару. Ей было ясно одно: необходимо выяснить, кто находится на другом конце телефонной линии. Посмотрев на часы, она прикинула, сколько сейчас времени может быть в Пакистане.
– Мистер Тревес, – сказала она, думая о том, как бы поскорее спровадить помощника, – вы проделали колоссальную работу.
Тот приложил руки к груди и произнес смиренно-угодливым тоном:
– Я так рад, что смог быть вам полезным, сержант. Приказывайте мне все, что угодно, и я сделаю все, что будет в моих силах. И прошу не сомневаться, сохраняя полную конфиденциальность. В этом можете быть уверены. Будет ли это информацией, наблюдениями, воспоминаниями, показаниями очевидцев…
– Что касается этого… – Барбара решила, что сейчас самый подходящий момент узнать у этого человека правду о том, где он сам находился в ночь смерти Кураши. Сделав паузу, она обдумывала, как спросить об этом, не вызвав его подозрений. – Вечером в прошлую пятницу, мистер Тревес…
Он был весь внимание; брови взметнулись вверх, пальцы рук теребили третью пуговицу на рубашке.
– Да, да? Вечером в прошлую пятницу?
– Вы ведь видели мистера Кураши, не так ли?
Конечно, видел, с готовностью ответил Тревес. Он зашел в бар разлить бренди и портвейн, и тут в зеркале увидел спускавшегося по лестнице Кураши. Разве он не сообщил уже эту информацию сержанту?
Конечно же, сообщил, торопливо заверила его Барбара. А интересовалась она тем, кто еще был тогда в баре. Если мистер Тревес занимался бренди и портвейном, логично предположить, что разливал он эти напитки для посетителей бара. Верно ведь? А если так, то кто-либо из посетителей вышел из отеля одновременно с Кураши или, может быть, последовал за ним вскоре?
– А-а-а-х! – протянул и Тревес и поднял вверх указательный палец, давая понять, что ему все ясно. Он сказал, что единственными, кто вышел из бара, когда Кураши выходил из отеля, была несчастная миссис Портер со своими ходунками на колесиках, с помощью которых вряд ли можно преследовать кого-то, да еще пожилая чета Ридов из Кембриджа, приехавшая в «Пепелище» отметить здесь сорок пятую годовщину своей свадьбы.
– У нас есть специальные программы для именинников, юбиляров и семейных пар, отмечающих памятные даты, – объяснил он. – А эта пара, осмелюсь сказать, захотела отметить свой юбилей шампанским и шоколадом.
Что до остальных постояльцев отеля, то они слонялись по бару и фойе примерно до половины двенадцатого. Он мог бы поручиться за любого и каждого из них, сказал он. Они весь вечер были у него на глазах.
Отлично, заключила про себя Барбара. Она с удовлетворением отметила, что у Тревеса не мелькнула мысль о том, чтобы сказать ей, где был он, и подтвердить тем самым собственное алиби. Хейверс поблагодарила его, пожелала спокойной ночи и пошла к себе, держа под мышкой компьютерную распечатку.
Войдя в свой номер, она сразу же присела к телефону, стоявшему на одной из двух прикроватных тумбочек, рядом с лампой, пыльный абажур которой походил на ананас. Держа распечатку на коленях, набрала код выхода в город, код выхода в международную сеть, а затем первый номер в Германии. После нескольких кликов соединение установилось, и где-то на другом берегу Северного моря зазвонил телефон.
Гудки в трубке прекратились, она сделала вдох, готовясь представиться. Но вместо человеческого голоса, она услышала автоответчик. Мужской голос выпустил по ее ушам автоматную очередь из немецких слов. Она разобрала число семь, две девятки и слово chьs, завершающее эту словесную очередь – которое она приняла за немецкий вариант «ну, покеда!» – это было все, что она смогла понять из сказанного автоответчиком. Пропищал сигнал; она продиктовала свое имя, номер телефона и просьбу позвонить ей, надеясь, что тот, кто прослушает ее сообщение, владеет английским.
Затем Барбара набрала второй номер в Гамбурге. Ей ответила женщина на таком же неразборчиво скорострельном немецком, как и мужчина на автоответчике. Но сейчас, по крайней мере, на другом конце линии было живое существо, и Барбара решила напрячь все свои силы.
Господи, как жаль, что она в свое время не уделяла должного внимания языкам! Ее познания в немецком ограничивались фразой «Bitte zwei Bier»[80], которая вряд ли могла сейчас пригодиться. Черт побери, думала она, но, собрав в кулак познания и волю, произнесла: «Ich spreche… Я хочу сказать… Sprechen vous… Нет, не так… Ich bin ein звоню из Англии… О, черт! Проклятие!
Последние слова, вероятно, сыграли роль побудительного стимула, потому что ответили Барбаре по-английски, а сам ответ ее удивил.
– Это Ингрид Эк, – четкой скороговоркой произнесла женщина и с таким явным немецким акцентом, что Барбара не удивилась бы, услышав эти слова на фоне «Das Deutschlandlied»[81]. – Это полиция Гамбурга. Wer ist das, bitte?[82]Чем я могу вам помочь?
Полиция, изумилась Барбара. Полиция Гамбурга? Немецкая полиция? За каким чертом пакистанец из Англии обращался по телефону в немецкую полицию?
– Простите, – ответила Барбара. – С вами говорит сержант Барбара Хейверс, Нью-Скотленд-Ярд.
– Нью-Скотленд-Ярд, – повторила женщина. – Ja?[83]А с кто вы хотеть говорить из наш участок?
– Я даже и не знаю, – заколебалась Барбара. – Мы ищем убийцу, а жертва…
– Жертва гражданин Германии? – перебив ее, поинтересовалась Ингрид Эк. – Гражданин Германии вмешан в убийстве?
– Нет. Убитый азиат. Пакистанец. Его звали Хайтам Кураши. И он звонил по этому номеру за два дня до того, как его убили. Я бы хотела выяснить, кому он звонил. Вы можете мне помочь?
– О. Ja. Понимаю. – Отведя трубку в сторону, она быстро заговорила по-немецки, из которого Барбара поняла два слова: Англия и mord. Ей ответило сразу несколько голосов, в основном гортанных, звучащих так, словно у полудюжины говорящих мужчин серьезные проблемы с гортанями. Надежды Барбары росли пропорционально страстности их беседы, однако они рухнули, как только голос Ингрид снова послышался из трубки.
– Это снова Ингрид, – объявила она. – Я в ужасе от того, что мы не можем помогать.
«В ужасе? – подумала Барбара и мысленно поправила ее: – Боюсь, что…»
– Позвольте, я запишу имя, вам интересное, – любезно предложила Ингрид. – Иностранные имена на слух звучат странно, а если вы видите их на бумаге, то можете узнавать их. Или их узнавать другие, если вы спрашивать их.
С остановками, повторениями, и как минимум с пятью паузами, необходимыми для коррекции, Ингрид в конце концов удалось правильно записать имя Хайтама Кураши. На своем ломаном и доморощенном английском она заверила Барбару, что вывесит это имя на доске объявлений в участке, однако попросила Нью-Скотленд-Ярд не питать слишком больших надежд на получение от них ответа, который помог бы в расследовании. Многие сотни людей работают в разных подразделениях Polizeihoghhause в Гамбурге, и сведения от того, кому известно это имя, могут поступить к ней очень не скоро. Наступает время летних отпусков, люди перетрудились и устали, и их внимание сосредоточено на немецких делах, а не английских…
Да, вот тебе и европейское единство, подумала Барбара. Она попросила Ингрид все-таки сделать все возможное, продиктовала свой номер и повесила трубку. Промокая влажное лицо краем футболки, подумала о том, как ей повезло хотя бы в том, что собеседник на другом конце провода оказался англоговорящим. В Пакистане было уже далеко за полночь, и поскольку она не знала ни слова на урду и не могла бы объяснить вскочившему спросонья азиату причину, по которой этот телефонный звонок разбудил его, Барбара решила найти того, кто бы смог сделать это вместо нее.
Поднявшись по лестнице, она направилась по коридору в ту половину отеля, где находился номер Кураши. Проходя мимо номера, за дверью которого прошлым вечером работал телевизор, Хейверс остановилась. В нем должны были находиться Ажар и Хадия. Нечего было и думать о том, что Базил Тревес мог отступить от своего философического принципа «равенства на своей половине» и разместить азиатов на той половине отеля, где его английские постояльцы не почувствовали бы себя уязвленными и оскорбленными присутствием чужаков.