Она тихонько постучала, назвала Ажара по имени и вновь постучала. В замке повернулся ключ, и дверь открылась. Перед ней стоял Ажар в красно-коричневом халате и с сигаретой в руке. В комнате за его спиной был полумрак. Лампа, стоявшая на прикроватном столике, была накрыта большим носовым платком голубого цвета, оставлявшим достаточно света, чтобы он мог читать. Рядом с подушкой лежала куча каких-то бумаг.
– Хадия спит? Вы не хотите зайти ко мне в номер? – спросила Барбара.
Ее приглашение повергло Таймуллу в такой испуг, что и ее собственное лицо запылало от мысли, как он мог истолковать ее слова. Она поспешила исправить свою ошибку:
– Вы нужны мне для того, чтобы позвонить в Пакистан по нескольким телефонам, – сказала она и подробно объяснила, как ей удалось выйти на эти номера.
– Ага. – Он посмотрел на золотые часы на своем запястье. – А вы знаете, Барбара, сколько сейчас времени в Пакистане?
– Думаю, что там поздно.
– Рано, – поправил он. – Очень рано. Может быть, для вас имеет смысл дождаться более удобного времени?
– Только не тогда, когда имеешь дело с убийцей, – возразила она. – Так вы позвоните по этим телефонам, Ажар?
Он посмотрел через плечо в комнату. Отойдя на полшага в сторону, Барбара увидела за его спиной на второй кровати разметавшееся тельце Хадии. Девочка спала, а рядом с ней лежал полунакрытый одеялом большой набитый поролоном Кермит[84].
– Ну хорошо, – сказал Ажар, отступив назад, в комнату. – Если вы подождете минуту, пока я…
– Не стоит. Вам незачем переодеваться. Все займет не более пяти минут. Пойдемте.
Барбара не дала ему возможности затеять с ней спор и быстро пошла по коридору к своему номеру. Услышав хлопок закрывшейся двери, а затем скрежет запиравшего ее ключа, она остановилась на верхней ступеньке лестницы, чтобы подождать его.
– Кураши звонил в Пакистан практически каждый день в течение трех недель до своей смерти. Те, кому он звонил, должны будут вспомнить, о чем они говорили, когда узнают, что его нет в живых.
– Семье уже сообщили, – сказал Ажар. – А кроме нее, я не думаю, чтобы он мог звонить кому-то еще.
– Вот это нам и надо будет выяснить.
Толчком распахнув дверь своего номера, Хейверс жестом пригласила его войти. Торопливо собрав с пола валявшееся нижнее белье, футболку и брюки с поясным шнуром, в которых она проходила весь день, пробормотав: «Прошу прощения за беспорядок», Барбара сунула всю кучу в шкаф и указала Ажару на прикроватный столик, возле которого на выцветшем покрывале лежала компьютерная распечатка.
– Вот, смотрите, – сказала она и ободряюще добавила: – Устраивайтесь поудобнее.
Таймулла сел и, взяв в руки распечатку, некоторое время молча смотрел на нее; сигарета в его губах дымилась, и тоненькая струйка дыма, подобно туманной змейке, поднималась над его головой. Легонько постучав пальцами по одному из отмеченных в списке номеров, он поднял голову и задумчиво посмотрел на нее.
– А вы твердо уверены в том, что мне нужно звонить по этим телефонам?
– А разве вы в этом не уверены?
– Ведь мы принадлежим к противоборствующим сторонам, Барбара. Ведь если те, кто находится на другом конце линии, говорят только на урду, как вы узнаете, скажу ли я вам правду о том, о чем буду говорить с ними?
Он попал в самую точку. Еще до того, как отправиться за ним, Барбара не удосужилась подумать о том, насколько надежным и корректным проводником информации будет Ажар. Эта мысль вообще не приходила ей в голову. После секундного размышления она ответила:
– Ведь у нас общая цель, верно? Мы оба хотим доподлинно выяснить, кто убил Кураши. Я не думаю, что вы станете скрывать от меня правду о том, что вам станет известно. Честно говоря, я не считаю вас способным на такое.
Ажар посмотрел на нее; по выражению его лица она поняла, что ее ответ слегка озадачил и даже ошеломил его, и он сейчас думает, но думает явно не о том, как обмануть ее.
– Как вам будет угодно, – наконец произнес он и потянулся к телефону.
Барбара, достав из рюкзачка пачку сигарет, положила ее на белесую обивку стула, стоявшего у подзеркальника, и поставила пепельницу так, чтобы они оба могли до нее дотянуться.
Ажар своими длинными пальцами собрал волосы, упавшие на лоб, и отбросил прядь назад. Положив сигарету на край пепельницы, он сказал:
– Давайте звонить, – и, дождавшись ответа с того конца линии, добавил: – У вас есть карандаш? Это запись на автоответчике, Барбара.
Он слушал, слегка нахмурив брови, потом сделал короткую запись на распечатке, а когда автоответчик замолчал, он не оставил своего сообщения, а просто положил трубку.
– Это телефон, – произнес он, ставя галочку на распечатке, – бюро путешествий в Карачи. «Поездки по всему свету». Сообщение на автоответчике – это часы их работы. – Он, улыбнувшись, потянулся за сигаретой. – Но, к сожалению, они не работают ни в полночь, ни даже в семь утра.
Барбара взглянула на распечатку.
– Он звонил им четыре раза на прошлой неделе. Как вы думаете, зачем? Договориться о том, как провести медовый месяц? А может, он вообще хотел сбежать от женитьбы?
– Да нет, Барбара; вернее всего, он вел переговоры о том, как доставить сюда свое семейство. Они, должно быть, хотели почтить своим присутствием его бракосочетание с моей двоюродной сестрой. Будем звонить дальше?
Барбара кивнула. Ажар стал набирать следующий номер. На другом конце сняли трубку, и через мгновение он заговорил на урду. Барбара слышала голос его пакистанского собеседника. Поначалу этот человек говорил медленно, как бы нерешительно, но потом его речь стала быстрой и эмоциональной. Беседа продолжалась несколько минут и содержала вкрапления английских имен и названий, одинаково звучащих и на английском, и на урду. Барбара слышала упоминание своего имени, слышала «Нью-Скотленд-Ярд», Балфорд-ле-Нец, отель «Пепелище», полиция Эссекса.
Когда он положил трубку, она спросила:
– Ну, и кто это был? Что у них?
Таймулла жестом руки прервал ее вопросы и начал набирать новый номер.
На этот раз разговор был более продолжительным; во время него Ажар, когда его собеседник говорил, делал карандашом какие-то записи, которые, как казалось Барбаре, были не слишком информативными. Ее так и подмывало выхватить из рук Ажара трубку и спросить о том, что ее интересовало. Но она приучила себя быть терпеливой.
Не говоря ни слова, Ажар стал набирать четвертый номер. На этот раз Барбара поняла, с чего он обычно начинает разговор – с извинения за звонок в столь необычное время, за которым следует объяснение причины, побудившей сделать этот звонок; при этом несколько раз упоминается имя Хайтама Кураши. Эта последняя беседа была самой продолжительной, и, закончив ее, Ажар молча уставился тяжелым и мрачным взглядом в компьютерную распечатку. Молчание нарушила Барбара.
Его лицо было настолько мрачным, что Барбара почувствовала сильную внутреннюю тревогу. Она собственноручно вложила в его руки важнейшие нити проводимого расследования. И теперь он волен дергать за них так, как захочет, в том числе и врать, приуменьшая значимость того или иного факта, и сообщать о них – с соответствующими провоцирующими комментариями – своему кузену.
– Ажар? – обратилась она к нему.
Он встал с кровати. Потянулся за сигаретой, закурил. Затем посмотрел на нее.
– Первый звонок был его родителям.
– Это тот номер, который первым значится в распечатке?
– Да. Они… – Он замолчал, отыскивая подходящее слово для продолжения фразы. – Они, понятное дело, не могут прийти в себя после его смерти. Спросили меня о том, на какой стадии сейчас находится расследование. Еще они хотят получить тело. Уверены, что не могут по-настоящему оплакать своего старшего сына, если им не передадут его тело, а поэтому спросили, должны ли они заплатить полиции за то, чтобы им его выдали.
– Заплатить?
Ажар, казалось, не слышал ее вопроса и продолжал:
– Мать Хайтама находится сейчас под постоянным наблюдением врача, поскольку она впала в состояние коллапса после того, как узнала о его смерти. Его сестры в невменяемом состоянии, а брат с воскресенья не произнес ни слова; бабушка с отцовской стороны пытается как-то объединить семью. Однако у нее осложнение на сердце после недавно перенесенной ангины, и даже слабый сердечный приступ может оказаться для нее роковым. Звонок телефона перепугал всех в доме.
Он сжал губы и пристально посмотрел на нее, а она ответила:
– Убийство человека – это омерзительный поступок, Ажар. Мне искренне жаль, но не существует способа смягчить последствия такого события. И я бы солгала вам, сказав, что весь ужас кончится сразу, как только мы арестуем убийцу. Нет, так не бывает. Никогда.
Ажар согласно кивнул. Взгляд его был рассеянным, а ладонь неосознанно терла затылок. Сейчас, посмотрев на него, Барбара впервые заметила, что на нем, кроме халата, надеты лишь пижамные брюки. Грудь его была голой, и ее темная кожа, казалось, отражала падающий на нее свет.
Барбара встала и подошла к окну. Она слышала долетавшую откуда-то музыку: кто-то в одном из отдаленных, стоящих у подножия утеса домов упражнялся на кларнете, выдувая из инструмента неуверенные дрожащие ноты.
– Следующим абонентом, с которым я говорил, был мулла, – прозвучал позади нее голос Ажара. – Это религиозный лидер, святой человек в некотором роде.
– Такой, как айятолла?
– Нет, более низкого ранга. Это местный религиозный лидер, и он служит общине, в которой вырос Хайтам.
В его голосе было столько печали, что Барбара с тревогой обернулась и посмотрела на него. Выражение его лица было под стать голосу.
– А для чего ему потребовался мулла? Он хотел прояснить что-то относительно своей женитьбы?
– Относительно Корана, – ответил Ажар. – Он хотел поговорить о том пассаже, который отметил в книге; тот самый отрывок, который я переводил вам сегодня во время нашей встречи в комнате для совещаний.