Но сейчас все было совсем не так. Сейчас Агата закричала:
– Мэри Эллис! Мэри Эллис! Иди в библиотеку! Сейчас же в библиотеку!
Упираясь в пол трезубым наконечником трости, она попыталась встать.
От этих усилий она вся покрылась потом, словно мышь в банке. Ей показалось, что она поднималась слишком уж поспешно, хотя на самом деле это было вовсе не так. Головокружение накатило на нее, как неожиданный порыв ветра.
– Ухххх, – выдохнула она и засмеялась. Причин для головокружения было предостаточно. Ее голова кружилась от возбуждения, от неожиданно появившихся возможностей, от успехов, от радости. Плевать на все: она имела право на головокружение.
– Мэри Эллис! Да где ты, черт возьми! Ты что, оглохла?
Стук каблуков по полу просигналил ей о том, что девушка наконец-то идет на ее зов. Мэри Эллис влетела в библиотеку, задыхаясь и с красным лицом.
– Господи, миссис Шоу, – с трудом переводя дыхание, произнесла она. – Как вы меня напугали… Вы в порядке?
– Я-то в порядке, – раздраженно ответила Агата. – А вот где ты была? Почему ты не приходишь сразу, когда я зову? За что я плачу тебе деньги, если всякий раз вынуждена стоять здесь и кричать, как безумная, чтобы тебя дозваться?
Мэри уже справилась с дыханием и пришла в себя.
– Вы же велели мне переставить сегодня мебель в гостиной, миссис Шоу. Разве не помните? Вам не нравилось, что пианино стоит близко к камину, и вы сказали, что обивка диванов выцветает, потому что они стоят напротив окон. Вы даже и картины…
– Ну все. Все. – Агата попыталась стряхнуть со своего локтя влажную липкую руку Мэри. – Не сжимай мне руку, девочка. Я не инвалид. Я могу ходить сама, и ты это отлично знаешь.
– Да, мэм, – поспешно сказала Мэри, разжала пальцы и молча стала ждать дальнейших указаний.
Агата смотрела на девушку пристальным взглядом. В который уже раз она задавала себе вопрос, о чем, черт возьми, она думает, продолжая держать в доме эту взбалмошную особу. Кроме недостатка ума, что делало ее абсолютно непригодной для развлекательных разговоров, Мэри Эллис была еще и в такой физической форме, хуже которой Агате не доводилось видеть. Ну кто еще будет обливаться потом, задыхаться и иметь багровое лицо из-за того, что надо было передвинуть пианино и еще несколько мелких предметов мебели?
– На что ты годишься, Мэри, если даже не можешь прийти сразу, когда тебя зовут? – с презрением в голосе спросила Агата.
Мэри опустила глаза.
– Я слышала вас, мэм. Но в это время я стояла на стремянке, честное слово. Я хотела перевесить портрет вашего отца и не могла сразу положить его.
Агата поняла, о каком портрете идет речь. О том, который висел над камином, почти в натуральную величину, в старинной золоченой раме… При мысли о том, что девушка благополучно сняла и пронесла этот портрет через всю гостиную, Агата снова внимательно посмотрела на Мэри Эллис, на этот раз почти уважительным взглядом. Но это была всего лишь мимолетная эмоция, от которой она почти сразу же отделалась.
Агата громоподобно откашлялась.
– Главная твоя забота в этом доме – я, – объявила она. – И не заставляй меня напоминать тебе об этом.
– Да, мэм, – печально согласилась Мэри.
– И не дуйся, девочка. Я ценю то, что ты передвинула мебель. Но давай все-таки соблюдать последовательность в работе. А сейчас дай мне руку. Я хочу пойти на теннисный корт.
– На теннисный корт? – в замешательстве переспросила Мэри. – А зачем вам идти на теннисный корт, миссис Шоу?
– Затем, чтобы проверить, в каком он состоянии. Я хочу снова начать играть.
– Но вы же не можете… – Под тяжелым устремленным на нее взглядом Агаты недосказанная часть фразы застряла у Мэри в горле.
– Я не смогу играть? – глядя на нее, спросила Агата. – Чушь. Я все могу. Если я могу сесть на телефон и обеспечить необходимые голоса в городском совете, даже не показывая им планы… – Агата усмехнулась. – Я все могу.
Мэри Эллис не стала уточнять подробности победы, одержанной в городском совете, зная, что хозяйке ее вопросы не понравятся. Агате не терпелось – ее попросту сжигало желание – рассказать кому угодно о своем триумфе. В первую очередь она хотела рассказать о своем триумфе Тео, но сейчас его нельзя было найти даже там, где ему положено быть, поэтому она и не сделала попытки найти его сейчас на пирсе. Она надеялась, что ее намек подействует, заинтересует и превратит в собеседника любого человека, даже такую тупицу, как Мэри Эллис. Но этому не суждено было случиться. Мэри стояла, не произнеся ни единого слова.
– Ну и дела, – вздохнула Агата. – У тебя есть хоть что-нибудь в голове под черепной крышкой? Да? Или нет? Ладно, не волнуйся. Давай руку. Поддерживай меня сбоку.
Общими усилиями они выбрались из библиотеки и заковыляли к входной двери. Агата говорила, обращаясь к самой себе. Она говорила сейчас о планах реконструкции Балфорда-ле-Нец, сообщила она своей спутнице. Когда Мэри издала гортанный горловой звук, который должен был заверить хозяйку в том, что она врубилась в тему, Агата продолжала. Легкость, с которой она накануне привлекла Базила Тревеса на свою сторону, убедила ее в том, что при помощи телефона она может обработать таким же образом и остальных членов совета.
– Кроме Акрама Малика, – признала она. – Бесполезно пытаться привлечь его на свою сторону. Я хочу, чтобы этот старый дурак понял: на нашей улице праздник.
– А когда будет праздник? – живо поинтересовалась Мэри.
Господи, устало подумала Агата.
– Да не праздник в прямом смысле слова, пустая твоя голова. Праздник на нашей улице. Неужто ты не слыхала эту поговорку? Ладно, проехали.
Агата не хотела менять тему, которую сейчас обдумывала. Привлечь на свою сторону Тревеса было легче, чем кого-либо другого, размышляла она, учитывая его отношение к цветным. Прошлым вечером она заручилась его поддержкой. А вот чтобы привлечь остальных на свою сторону, ей пришлось повозиться.
– И все-таки я, в конце концов, справилась с ними, – объявила Агата. – Я хочу сказать, с теми, чьи голоса мне нужны. Мэри, даже если я не приобрела за все эти годы никаких знаний в бизнесе, я твердо поняла одно: ни один мужчина – или женщина – не отвергнет предложение вложить свои деньги, даже если это вложение будет мизерным, но позволит извлечь выгоду. А это-то как раз и сулят наши планы. Муниципальный совет инвестирует, ситуация в городе улучшается, приезжают туристы и купальщики – всем хорошо.
Молчание. Мэри, похоже, мысленно пережевывает схему, описанную Агатой.
– Я видела эти планы, – говорит она после паузы. – Они там, в библиотеке, на подставках для художников.
– А скоро, – торжественно объявляет Агата, – ты увидишь, как эти планы обретают конкретные формы. Центр развлечений, перестроенная Хай-стрит, обновленные отели, преображенные Морской бульвар и Принцева эспланада… Подожди немного, Мэри Эллис, и Балфорд-ле-Нец станет самым красивым местом на всем побережье.
– А мне город нравится таким, какой он есть, – пожала плечами Мэри.
Они уже миновали входную дверь и вышли на чисто подметенный проезд. Его бетонные плиты были буквально раскалены солнцем, и Агате казалось, что она идет по ним босиком. Посмотрев вниз, она поняла, что на ногах у нее домашние шлепанцы, а не уличные туфли, и что жар от горячего бетона проникает через тонкие подошвы. Зажмурившись, она пыталась вспомнить, когда в последний раз выходила из дома. Свет дня был для нее непереносимо ярок.
– Какой он есть? – Агата, повиснув на руке Мэри Эллис, тянула ее к розовому саду, разбитому у северной стены дома. Пологий склон холма позади сада покрывал газон, за которым и находился теннисный корт. Этот корт с земляным покрытием построил Льюис и подарил его ей на тридцать пятый день рождения. До инсульта он три раза в неделю играл на корте; особых успехов в теннисе у нее никогда не было, но непреклонная воля к победе была всегда. – Разуй глаза, девочка. Город рушится. Магазины на Хай-стрит закрываются, в ресторанах пусто, в отелях – в таком состоянии, в каком они сейчас, – свободных номеров больше, чем людей на улицах. Если кто-то не пожелает влить в жилы Балфорда свежую кровь, нам еще три года придется жить внутри этого разлагающегося трупа. А ведь в городе есть потенциал, Мэри Эллис. И нужно лишь, чтобы пришел кто-то, способный понять это.
Они преодолевали путь к розовому саду. Агата остановилась. Она почувствовала, что дышать стало труднее – все из-за этого проклятого инсульта, раздраженно подумала она, – и решила передохнуть, сделав вид, что осматривает кусты. Черт возьми, когда же к ней вновь вернутся силы?
– А в чем дело? – неожиданно вспылила она. – Почему эти розы не политы? Мэри, ты только посмотри, что делается. Посмотри на листья. Тля питается за мой счет, и никого это не колышет! Я, что, должна объяснять этому тупице-садовнику, как надо работать? Эти кусты должны быть политы, Мэри Эллис. Сегодня же!
– Да, мэм, – покорно согласилась Мэри Эллис. – Я позвоню Гарри. Это на него не похоже – забывать про розы. Правда, как мне известно, две недели назад у его сына был приступ аппендицита, и Гарри очень волнуется, потому что врачи сделали что-то не так.
– У него появятся еще и другие причины для волнения, кроме приступа аппендицита, если он позволит тле и дальше портить мои розы.
– Его сыну всего десять лет, миссис Шоу, и врачи не могли очистить его кровь от инфекции. Гарри сказал, что ему делали три операции, но опухоль так и не спала. Они думают…
– Мэри, уж не думаешь ли ты, что я решила начать с тобой диспут по вопросам педиатрии? У всех свои проблемы. Но, какими бы они ни были, мы не можем забывать об ответственности. Если Гарри не понимает этого, придется его уволить.
Агата отвернулась от роз. Наконечник ее трости глубоко вошел в свежевскопанный грунт на краю клумбы. Она попыталась вытащить его, но это оказалось ей не по силам.
– Да что это, черт возьми! – Она, ухватившись за рукоять, резко дернула трость и едва не потеряла равновесие. Мэри в тревоге подхватила ее под руку. – Отцепись от меня! Я не ребенок и не нуждаюсь в твоей опеке. Господи, владыка небесный, ну когда прекратится это пекло?