– Миссис Шоу, вам нельзя волноваться. – В голосе Мэри звучало предостережение. Таким тоном, наверное, в восемнадцатом веке предостерегал своего господина слуга, опасавшийся быть побитым за чрезмерное усердие. Слушать это было еще более неприятно, чем бороться с проклятой тростью.
– Я и не волнуюсь, – процедила Агата сквозь стиснутые зубы. Рванув изо всей силы трость, она выдернула наконечник из грунта, но сразу же начала опять задыхаться.
Однако Агата Шоу была не из тех, кто позволит такому пустяку, как дыхание, взять верх над собой. Она жестом указала на газон, начинающийся сразу за кустами роз, и решительно двинулась вперед.
– Вы не хотите отдохнуть? – пролепетала Мэри. – У вас слегка покраснело лицо и…
– А как, по-твоему, оно должно выглядеть на такой жаре? – резко оборвала ее Агата. – Я не нуждаюсь в отдыхе. Я хочу увидеть свой теннисный корт, и хочу увидеть его сейчас.
Но идти по газону было труднее, чем по выложенной плитами дорожке вдоль розовых кустов. Ландшафт газона изобиловал неровностями, невидимыми в зарослях выжженной солнцем травы. Агата упрямо шла вперед, спотыкаясь и опираясь на трость, чтобы не упасть; шла, спотыкалась и опиралась на трость. Она сбросила прочь руку Мэри и злобно рычала в ответ на заботливые увещевания девушки. Черт бы побрал этот сад, мысленно бранилась она. Как она могла не подумать о рельефе своего газона? А ведь прежде она передвигалась с такой легкостью, что никогда не замечала губительного воздействия этих проклятых неровностей…
– Если хотите, мы можем передохнуть, – предложила Мэри Эллис. – Я могу сбегать за водой.
Агату шатало. Корт был уже виден, до него было не больше тридцати ярдов. Грунт походил на расстеленное по земле коричневое одеяло, сетка была натянута, ограничительные линии белели свежим мелом и как будто дожидались ее выхода на игру. В струях поднимающегося от земли горячего воздуха корт, казалось, чуть подрагивал и извивался, словно под его поверхностью бурлил паровой котел.
Струйка пота, стекавшая со лба Агаты, залила глаз. Затем второй. Она почувствовала нарастающую тяжесть в груди; у нее было такое ощущение, словно ее тело обернули горячей резиной. Каждое движение требовало неимоверных усилий, а Мэри Эллис двигалась рядом с ней плавно и без всяких усилий, словно гонимое ветром перышко. Черт возьми, вот что значит молодость. Вот что значит здоровье. Будь оно проклято, это насмешливое покровительство прислуги; ведь это молодость и здоровье обеспечили ей эту странную гегемонию в их узком домашнем кругу.
Девушка молчала, но Агата чувствовала ее превосходство, она даже читала ее мысли: жалкая старуха, полудохлая корова. Ничего, она еще покажет себя. Она еще выйдет своей надменной походкой на этот теннисный корт и разнесет всех соперников в клочки. Она еще не забыла свою неперебиваемую подачу, которую называли «огненный ветер». Она еще покажет игру у сетки, и отбитые мячи полетят назад с такой силой, что соперники только и смогут, что провожать их взглядом.
Она еще покажет себя Мэри Эллис. Она еще всем себя покажет. Агату Шоу не победить. Она уже подчинила своей воле муниципальный совет. Она уже вдохнула новую жизнь в Балфорд-ле-Нец. Она обрела уже прежние силы и пересмотрела свои жизненные ориентиры. Теперь на очереди ее презренное тело.
– Миссис Шоу… – тон Мэри стал сдержанно осторожным. – Может быть, мы отдохнем?.. Мы можем посидеть вот под той липой. И я принесу вам попить.
– Чушь! – Агата поняла, что ее сил хватит лишь на то, чтобы произнести одно это слово. – Я хочу…. увидеть… теннис.
– Миссис Шоу, ну пожалуйста. Вы же красная, как свекла. Я боюсь, вы…
– Тьфу на тебя! Боюсь! – Агата пыталась засмеяться, но вместо смеха из ее горла вырвался кашель. Как получилось, что теннисный корт оказался сейчас так же далеко, как и в тот момент, когда они направились к нему? Ей казалось, что они идут уже целую вечность – прошли невесть сколько миль, – а корт, словно мираж в пустыне, не приближается. Как такое может быть? Агата упорно двигалась вперед, тащила трость, тащила ноги, а они, будто сговорившись, как многотонный балласт тянули ее книзу и назад. – Что ты повисла… на мне, – хрипела она. – Проклятая… дура. Ты же висишь на мне, висишь.
– Да нет же, миссис Шоу, – успокаивала ее Мэри, в ее пронзительном голосе слышался явный страх. – Миссис Шоу, да я до вас и не дотрагиваюсь. Прошу вас, давайте остановимся. Я сбегаю за стулом, а? Я принесу зонтик и заслоню вас от солнца.
– Бред… – Агата отмахнулась от нее, но движение руки было вялым и слабым. И тут она поняла, что двигаться уже не сможет. Вместо нее начало двигаться все вокруг. Теннисный корт поплыл вдаль и почти исчез за дымкой. И Уэйд за Балфордским каналом, похожий очертаниями на составленную из кусков зеленую лошадь, тоже куда-то поплыл.
Ей казалось, что Мэри Эллис все говорит и говорит, но она не могла разобрать ни слова. В голове вдруг послышался какой-то громкий стук, а потом голова начала кружиться. Агата почувствовала головокружение еще в библиотеке, когда вставала, но сейчас голова кружилась так, что все окружающее носилось вокруг нее, словно в потоке. Попроси она сейчас помощи – или хотя бы обратись к своей спутнице по имени, – из ее рта не вырвется ничего, кроме стона. Одна рука и одна нога словно налились свинцом и стали неподъемными якорями, а у нее не было сил на то, чтобы оторвать их от земли.
Откуда-то донеслись крики.
Солнце палило без пощады.
Небо стало белым.
Луис закричал: «Агги!»
Лоренс окликнул: «Мама?»
Поле зрения ее сжалось до точки, и она упала.
Тревор Раддок умудрился так наполнить комнату для допросов табачным дымом, что свет от включенной Барбарой лампы практически не мог пробиться сквозь окутавшую ее дымную гущу. Сквозь серую завесу дыма она увидела его сидящим перед черным металлическим столом. Пол рядом с его стулом был густо усыпан сигаретными окурками. А ведь она поставила перед ним пепельницу, но он, очевидно, посчитал, что усеянный окурками и пеплом пол послужит символом его самоутверждения.
– Хватило времени подумать? – спросила она.
– Мне надо позвонить, – вместо ответа пробубнил он.
– Пригласить адвоката и попросить его сесть рядом? Любопытная просьба, в особенности для человека, который утверждает, что никоим образом непричастен к убийству Кураши.
– Я хочу позвонить, у меня есть право на телефонный звонок, – не унимался он.
– Хорошо. Звоните, но только в моем присутствии.
– Я не должен…
– Чушь. Должны.
Ну уж нет, она пойдет на что угодно, но не даст Тревору ни малейшего шанса состряпать себе алиби. Ведь он уже попытался использовать для этого Рейчел Уинфилд и, наверное, понял, что его способности убеждать, давя на чувства, заставляют желать лучшего.
Тревор сердито наморщил лоб.
– Я же признал, что крал продукцию с фабрики, или вы забыли? Я сказал, что Кураши выгнал меня с работы. Я рассказал вам все, что знал о нем. Ну разве я стал бы рассказывать все это, если бы убил его?
– Я полагаю, что в этом есть доля истины, – согласилась Барбара.
Она села на стул рядом с ним. Вентиляции в комнате не было, и воздух был густой и тяжелый, как в сауне. Барбара почувствовала это сразу после первого же вдоха. Дым от выкуренных Тревором сигарет не сильно повлиял на состав и качество воздуха, поэтому Барбара без колебаний решила последовать его примеру. Взяв из пачки одну из еще оставшихся в ней сигарет, она поднесла к ней зажигалку и, затянувшись, сказала:
– Сегодня утром я разговаривала с Рейчел.
– Я знаю, – ответил он. – Раз вы пришли за мной, значит, вы говорили с ней. Она, должно быть, сказала вам, что мы расстались около десяти часов. Ладно. Так оно и было. Мы расстались около десяти. И вы это знаете.
– Да. Я это знаю. Но она сказала мне кое-что еще, чему я не могу найти логического места до тех пор, пока вы отказываетесь сказать мне, где были в пятницу вечером после того, как расстались с ней. А когда я складываю вместе то, что она сказала мне, с тем, что вы рассказывали про Кураши, и сопоставляю эти два факта с вашими таинственными делами в пятницу вечером, то прихожу к одному-единственному заключению. И вот о нем-то нам сейчас и надо поговорить.
– И что же это? – спросил он, настороженно глядя на нее и сплевывая кусочек кожи с указательного пальца, который был у него во рту.
– У вас с Рейчел были когда-нибудь сексуальные контакты?
Выставив вперед подбородок, он посмотрел на нее с вызовом и одновременно со смущением.
– Ну а что, если были? Она говорит, что не хотела этого, или не говорит? Потому что, если говорит «нет», то моя память подсказывает мне совсем другое.
– Тревор, ответьте на вопрос. У вас с Рейчел были когда-нибудь сексуальные контакты?
– Много раз. – По его лицу расплылась тупая самодовольная улыбка. – Когда я звоню ей и назначаю день и час, она сразу приходит. А если у нее уже назначено на этот вечер что-то другое, она меняет свои планы. Она просто тащится от меня. – Те места, где у него должны были расти брови, не сбрей он их, поползли навстречу друг другу. – А она говорит вам что-либо другое?
– Я имею в виду сексуальный контакт обнаженных тел, – уточнила Барбара, пропустив мимо ушей его замечания. – Точнее сказать, голых тел.
Он снова, не вынимая пальца изо рта, впился в нее пристальным взглядом.
– Что вы хотите узнать, объясните?
– Я думаю, вы понимаете. Вы когда-нибудь имели влагалищный сексуальный контакт с Рейчел?
– Есть много способов трахаться. Мне совсем не обязательно удовлетворять ее своим пенисом так, как это делают пенсионеры.
– Согласна. Но вы так и не ответили на мой вопрос, почему? Я хочу узнать, проникали ли вы когда-нибудь во влагалище Рейчел Уинфилд? Стоя, сидя, став на колени или взгромоздившись на ходули «поуго»[101]. Меня интересует сам акт, а не его особенности.
– Мы занимались этим. Да. Именно так, как вы говорите. Именно такой акт. Она работала своим органом, а я своим.