Элис опасливо наклонилась, чтобы стряхнуть пыль с юбки: встав на колени, чтобы заглянуть в духовку, она испортила платье. Затем она быстро поискала в чулане длинный фартук, но, так и не найдя его, в раздражении захлопнула фанерную дверку. Наверное, ее длинный синий пластиковый фартук одолжила Эллен… Элис понимала, почему Фергессон терпеть не может Хедли: казалось, парень всегда стоит с протянутой рукой и с дурацкой, нерешительной улыбкой на лице – с бессмысленной, полной надежд, доверчивой улыбкой ребенка. Стюарт и Эллен. Одалживают, просят, попадают в зависимость… впрочем, ее мать говорила то же самое о ней, Элис – и так далее по списку.
От нечего делать Фергессон раздраженно слонялся по гостиной: серебро он нашел и вывалил на стол. Элис почуяла, что он беспокойно меряет шагами комнату, думая о двух своих магазинах и о возросшей ответственности. «На хрена ты его купил? – хотелось ей заорать от досады. – Если теперь ты будешь все время о нем волноваться, тогда ради бога продай его обратно!»
Вдалеке послышались голоса и шарканье туфель. Через долю секунды раздался звонок в дверь, сердце Элис бешено екнуло, и она кинулась к плите, чтобы в последний раз заглянуть в духовку. Они пришли. Вечер начался.
– Ты откроешь? – тревожно окликнула она Фергессона. – Мне нужно последить за рыбой.
Недовольно заворчав, он побрел через прихожую к входной двери. Элис мельком увидела, как Фергессон ненадолго остановился перед зеркалом, чтобы взглянуть на себя: он слегка наклонил голову и критически посмотрел на лысину, смутно видневшуюся под непричесанными волосами. Ее бедный, самолюбивый, взъерошенный, беспокойный муженек… Он рывком открыл входную дверь, и в дом вошли Стюарт и Эллен.
«Он намного выше Фергессона», – мгновенно подумала Элис, но тут же выбросила это из головы. Стройный и белокурый, с прямой спиной, Хедли спокойно вошел, приобнимая одной рукой Эллен и направляя ее мимо лестницы. По такому случаю Хедли надел коричневую свободную куртку и аккуратно выглаженные темные габардиновые слаксы… туфли на рубчатой подошве и крапчатый галстук-бабочку. Стюарт Хедли – выхоленный, нарядный, с гладковыбритым подбородком, присыпанным тальком, с розоватыми ушами, короткой и тщательно уложенной стрижкой – весело помахал Элис.
– Привет, – поздоровался он.
Она улыбнулась в ответ.
– Вы рановато.
Эллен тоже улыбнулась. Она держала в руках ворох синих одеял, в которые был завернут спящий Пит. Ее пухлое лицо сияло от радости – мать переполняла спокойная гордость за свою пухлую ношу. Эллен хотелось подольше покрасоваться с ребенком: казалось, она вообще не собирается с ним расставаться. Наконец Стюарт повел ее в спальню на нижнем этаже; их голоса постепенно затихли, а Фергессон хмуро отправился следом.
– Тут не сильно дует? – донесся голос Эллен.
– Август на дворе! – сердито возразил Фергессон, будто она нанесла оскорбление всему дому. Шум сдвигаемых предметов и закрываемого окна… Троица появилась вновь: Фергессон, как всегда, недовольный, руки в карманах, в зубах сигара.
В холодном желтом освещении гостиной кожа и волосы Эллен заиграли насыщенными красками. Молодость и цветущее здоровье… Элис не смогла подавить завистливое ворчанье. Стоя в центре комнаты, пока мужчины усаживались, Эллен вертелась во все стороны, демонстрируя восстановившуюся стройную фигуру и симпатичное летнее платье. Растрепанные каштановые волосы, изящный силуэт зеленой шелковой юбки, мелькание ровных ног… Она вошла на высоких каблуках в кухню и поздоровалась с Элис.
– Чем помочь? – спросила она с горящим взглядом.
– Ничем, – ответила Элис. – Вернись и развлекай парней: все уже почти готово.
С блестящими глазами и приоткрытым ртом Эллен прошлась по кухне. Ее высокий, подтянутый бюст вздрогнул от волнения… Поразительно, как способен преобразить женщину дорогой бюстгальтер!
– Так красиво… – Эллен провела руками по хромированной кафельной раковине, которую собственноручно установил Фергессон. – Как бы мне хотелось такую же! И эти милые краны, – она взглянула на вентиляционные трубы над головой. – Их Джим поставил?
– Он все здесь поставил, – деловито ответила Элис, высыпав замороженный горошек в кастрюлю с кипящей водой. – Как Пит?
– Прекрасно, – радостно ответила Эллен. – Элис, у вас такой чудесный дом… Я так завидую! Все эти потрясающие деревянные полы… и все они – отполированы.
– Натерты воском, – поправила Элис.
– Когда вы только успеваете присматривать за таким большим домом? Да еще за садом… тут же целая усадьба!
– Это входит в привычку, – рассеянно сказала Элис, думая об ужине. – Главное – довести все до автоматизма.
В гостиной мужчины громко, настойчиво совещались. Сидя друг против друга, положив ногу на ногу и откинувшись в креслах, они перебирали темы вчерашнего дня.
– Поступила та партия от Лео Дж. Майберга? – спрашивал Фергессон.
– Да, прислали через «Транс-бей». Большая часть уже разошлась.
– Много невыполненных заказов? Я собираюсь их отменить: слишком много накапливается. Это просто вымогательство – они же знают, что расходы удваиваются. Мы получили пятьдесят штук «пять на четыре» – в два раза больше, чем можем реализовать. Я отошлю половину обратно.
– Мы наконец-то сбагрили большой комбик «зенит», – сказал Хедли.
– Я видел чек. Какой у тебя сбыт?
– Мы с Уайтом разделились… Я обратился к нем первым, но он уже договорился с другими. Так что товар вернулись.
– Надо было тебе договориться с самого начала, – кисло сказал Фергессон.
– Никто же не выкладывает с самого начала четыре сотни долларов.
– Скатертью им дорожка, – злобно продолжил Фергессон, – но ты потерял их. Имена хоть знаешь?
Разговор затих до неприязненного бормотания.
– Дорвались, – глуповато заметила Эллен. – Какие они… серьезные.
– И так будет весь вечер, – смиренно сказала Элис.
Расширив от благоговения карие глаза, Эллен залепетала:
– Меня так радует, когда он пробуждается и начинает чем-то интересоваться… Обычно он как бы… – Она пожала плечами и улыбнулась. – Понимаете, вечно витает в облаках, – а затем быстро добавила: – Конечно, у него масса идей. Надеюсь, у Стюарта получится рассказать ему о новой идее прилавков: он набросал несколько проектов, и они просто шикарные. Вы же знаете, Элис, у него талант. Он должен был стать архитектором или кем-нибудь в этом роде, – Эллен беспокойно бегала за хозяйкой по кухне. – Чем-нибудь помочь?
– Все нормально, – холодно ответила Элис.
Эллен открыла холодильник и заглянула туда.
– Можно поставить бутылочки Пита? – с надеждой спросила она.
– Конечно.
– Спасибо, – Эллен ушла за бутылочками. – Они в спальне вместе с его вещами.
Элис вернулась к стряпне. Эллен на мгновение остановилась в гостиной и улыбнулась мужчинам… но, когда девушка вернулась на кухню, Элис заметила, что ее лоб наморщился от напряжения.
– Расслабься – сказала ей Элис.
По лицу девушки, точно мед, расплылась приятная, бессмысленная улыбка.
– Ах, Элис, вы такая общительная. Мне бы вашу коммуникабельность.
Элис достала из духовки горячую дымящуюся меч-рыбу, переложила ее на тяжелую тарелку и, украсив лимонными дольками, отнесла в гостиную. Все завороженно наблюдали, как запыхавшаяся Элис суетливо бегала на кухню за мисками с горошком, соусом беарнез, печеной картошкой, салатом, кофеваркой, булочками.
– Выглядит потрясающе, – сказал Хедли, подойдя к массивному дубовому столу, на котором были строго расставлены старинное столовое серебро, фарфор и льняные салфетки на роговых кольцах. Он одобрительно улыбнулся. – Настоящий пир.
Фергессон бесцеремонно уселся и налил себе в чашку дымящегося черного кофе.
– Давайте уже начинать, – сказал он, добавив сливок и сахара, после чего Хедли усадил свою жену, а Элис поспешила на кухню за сливочным маслом.
Ужин начался в напряженном молчании. Элис перекусила быстро, по-деловому, не спуская глаз с мужчин и девушки. Фергессон принялся за еду без лишних слов, с бесстрастным раскрасневшимся лицом, и стал уплетать ее, точно портовый грузчик. Сидевшая рядом Эллен жеманно ковырялась в тарелке, изредка наполняя рот и кривя красные губы в нервной гримасе. Пару раз она, извинившись, упархивала в спальню взглянуть на Пита: наблюдая за тем, как вокруг ее стройных ног шелестят юбки, Элис гадала, нервничает она или притворяется – а может, и то и другое сразу? Скорее всего, и то и другое: когда Эллен вышла из спальни, Элис вновь уловила в карих глазах девушки мгновенную вспышку подлинной паники.
Пока жена изо всех сил старалась, чтобы все прошло гладко, Стюарт Хедли весело уминал рыбу, печеную картошку, булочки и зеленый горошек: его красивое белокожее лицо казалось совершенно бесхитростным.
Какое-то время все молчали. Наконец, когда тишина стала тягостной, Фергессон заговорил.
– Что ж, – сказал он, не обращаясь ни к кому в частности, – я слышал, призывную квоту снова подняли.
– Она постоянно растет, – откликнулся Хедли с полным ртом и запил еду кофе. – Но им до меня не добраться: у меня ведь больная печень.
Фергессон уставился на него.
– Он еще и гордится тем, что болен. А по мне так ты выглядишь вполне здоровым: с тобой все в порядке.
– Но к службе я все равно не годен, – заносчиво возразил Хедли.
– Я ушел на Первую мировую добровольцем, – пробрюзжал Фергессон. – Морская пехота – Вторая битва при Марне, лес Белло[85]. Мне это ничуть не навредило.
– Ты не был женат, – напомнила ему Элис. – Когда человек женат, это совсем другой коленкор.
– Когда ты женат, – с важным видом вещал Фергессон, – тебе, наоборот, есть за что сражаться. Ты кровно заинтересован в защите своей родины. Человек должен радоваться возможности вернуть долг родине, отблагодарить ее за то, что она для него сделала, – он вытер салфеткой рот. – Тебя комиссовали? – спросил Фергессон. – Они не собираются пересматривать решение?