— Тебя даже не тянет к цыпочкам, — подтверждает Лаудер. — А «пляжная девчонка» устроила для тебя настоящее представление.
— Отвали. — Я отталкиваюсь от дивана, мне нужно закончить этот разговор немедленно. — Я иду в свою комнату.
Я сижу на балконе с пивом и блокнотом для рисования на коленях, наблюдая, как идиоты трахаются в бассейне внизу. Перелистывая рисунки, на которых изображена мама, меня бесит, насколько расплывчатыми стали мои воспоминания сейчас. Я нарисовал большинство этих рисунков по фотографиям, а не по воспоминаниям. Проводя кончиком пальца по изображению, я жалею, что у меня нет машины времени, чтобы вернуться назад и спасти ее. Жаль, что я не могу стереть из памяти то воспоминание, как я нашел ее лежащей на полу в ванной с пустыми глазами и серовато-голубой кожей, среди пустых баночек из-под таблеток.
Крепко зажмуриваюсь, когда позади меня открываются раздвижные двери.
— Ты уже успокоился? — спрашивает Хант, и я пожимаю плечами, теребя этикетку на своей бутылке. Он садится рядом со мной, наклоняясь вперед на коленях, обозревая безумие перед нами. — Меня тошнит от этого дерьма. — Он указывает на вечеринку внизу. — Меня тошнит от всего этого зрелища.
— Знаю, — выпиваю я пива, приветствуя легкое гудение, нарастающее в моей голове. — Все кажется таким… бессмысленным.
Хант смотрит на меня своим пристальным взглядом.
— Эта девушка действительно вскружила тебе голову, не так ли?
Я снова пожимаю плечами, не желая признавать правду. Потому что она действительно вскружила мне голову. Хотя к настоящему времени она уже должна была превратиться в далекое воспоминание. И перестать регулярно появляться в моих мыслях и снах.
— Почему ты не позволяешь мне попытаться найти ее?
— Мне не нужны сложности или отвлекающие факторы. Не тогда, когда мы, наконец, решили отомстить.
Но это только часть правды.
Он кивает с задумчивым видом.
— Будет ли этого достаточно?
Я пристально смотрю на него.
— Что ты имеешь в виду?
— Ты так долго злился на Хёрстов-Мэннингов, что мне интересно, почувствуешь ли ты себя удовлетворенным, когда покончишь с ними.
«Или ты все еще будешь чувствовать пустоту внутри», — он не произносит эту часть вслух, но эта невысказанная мысль витает в воздухе.
— Это доставит мне чувство удовлетворения, — обещаю я, делая еще один глоток своего пива.
Мы оба молчим. Хриплые крики толпы у бассейна в сочетании с тяжелыми, глухими ударами, доносящимися из уличных динамиков, — единственные звуки, окружающие нас, пока мы пьем бок о бок.
— Парни, я буду скучать по Западному Лориану, — говорит Лаудер, ссутулившись на стуле рядом со мной. Его глаза широко раскрыты и затуманены, а на лице — фирменная ухмылка укуренного.
— Нет, не будешь, — поправляет его Хант. — Ты просто сердишься, что у тебя не получилось потрахаться с мисс Ролинг дольше.
— Женщины постарше сексуальны, — говорит Лаудер, забирая у меня пиво и допивая остатки. — Они знают, чего хотят, и не боятся просить об этом.
— Ее как раз уволили из-за того, что она «попросила» об этом, — невозмутимо говорю я, пробуя пиво Ханта прямо перед тем, как он делает глоток.
— Это того стоило, — парирует Лаудер.
— Попробуй сказать ей об этом, — отзывается Хант. — Последнее, что я слышал, — она нигде не может устроиться на работу. Ее репутация разлетелась в пух и прах.
— Она всегда может попробовать заняться стриптизом, — предлагаю я, вспоминая ее большие силиконовые сиськи и круглую задницу.
— Ты придурок, — говорит Лаудер.
— Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю.
— Я спрошу папу, может ли он чем-нибудь помочь.
Мы с Хантом удивленно поднимаем брови.
— Это был бы очень плохой шаг, — говорю я, допивая пиво Ханта. И глухой стук эхом отдается в моем черепе. — Вспомни, что случилось с последней девушкой, которую ты привел домой. А Сэм была той, кто тебе действительно нравился.
— Черт. Должно быть, я чертовски пьян, раз забыл об этом. К черту все это. Мисс Ролинг сама по себе.
Он ухмыляется, демонстрируя ямочки на щеках, от которых девушки сходят с ума.
— По крайней мере, школа Райдвилла станет хорошей сменой обстановки, — говорит Хант.
— Черт возьми, да. Новые киски, — соглашается Лаудер.
— Мы едем туда не на каникулы, — огрызаюсь я.
— Мы знаем, зачем туда направляемся, — хладнокровно отвечает Хант. — И прикроем твою спину. Всегда.
— Но это не значит, что мы не можем получать удовольствие, играя в детективов, — добавляет Лаудер. — И это вполне ожидаемо. Мы не можем просто появиться и вести себя как занудные придурки. Если мы хотим контролировать ситуацию в школе, нужно действовать как профессионалы.
В его словах есть смысл. Не то чтобы я признался в этом вслух.
— Что бы ни случилось, решения принимаю я. — Мой взгляд перебегает с одного на другого. — Мы будем играть по моим правилам, и никаких отклонений не будет.
Я бросаю многозначительный взгляд в сторону Лаудера.
— Тебе просто нравится портить мне все удовольствие, — он притворно надувает губы, показывая мне средний палец.
— Эта хренова элита — умные ублюдки с хорошими связями. Мы должны всегда оставаться на шаг впереди. Это означает ясные головы и разумные действия.
Глава 3
Три недели спустя
— Добро пожаловать домой, сынок, — говорит папа, хлопая меня по спине. — Джексон. Сойер. — кивает отец моим друзьям, отступая в сторону, чтобы позволить им войти. Мы бросаем наши сумки в темном холле и следуем за ним на кухню.
— Чувак, ты вернулся! — Харли крепко обнимает меня, прежде чем быстро отстраниться, его щеки немного краснеют.
По словам моего старшего брата Маверика, с тех пор как несколько недель назад ему исполнилось пятнадцать, он стал куда менее тактильным. Он думает, что это не по-мужски, но я никогда не буду чересчур взрослым, чтобы обнимать своих братьев. Мы вчетвером настолько близки, насколько могут быть братья, потому что мы — это все, что было друг у друга после смерти мамы. Ее кончина расстроила папу, но его главной эмоцией был гнев. Когда я стал старше и узнал правду о самоубийстве мамы, мне стали понятны его чувства, но в детстве меня раздражало то, на что он тратил свою жизнь.
По-настоящему он начал страдать только после смерти Оливии Мэннинг. Вот тогда он приложился к бутылке и забыл о нас.
— Как дела, придурок? — треплю я тщательно уложенные волосы Харли, зная, как сильно он это ненавидит.
— Тьфу, — отталкивает он меня. — Ты не мог бы снова исчезнуть?!
Он приглаживает волосы на место, когда Лаудер кладет руки ему на плечи, сильно надавливая вниз.
— Сколько ты сейчас делаешь жимов лежа, приятель? — спрашивает он, давая пять моему младшему брату.
— Сто девяносто, — Харли выпячивает грудь, на его губах расплывается гордая ухмылка.
— Здорово, дружище.
Лаудер достает из холодильника упаковку сока, открывает ее и делает глоток.
— Они забыли научить тебя хорошим манерам в Западном Лориане? — говорит Рик, неторопливо входя в комнату со стройной блондинкой под руку. Он в плавках, а она в бикини. И с них обоих капает вода на кафельный пол. Рик выхватывает коробку из рук Лаудера, шлепая его по затылку.
— Вечеринка окончена. — Папа бросает многозначительный взгляд на странную девушку, которая прижимается к моему брату. — Наши гости будут здесь через час, и тебе нужно переодеться.
— Остынь, старик. У меня все под контролем, — Рик шлепает девушку по заднице, прежде чем повести ее из кухни к лестнице.
— Разве привязка к одной девке убьет его? — бормочет папа себе под нос, качая головой, и это выводит меня из себя.
— Не все мужчины — однолюбы, — огрызаюсь я, мгновенно сожалея об этом, когда вижу выражение лица Харли. Он ненавидит, когда мы с папой ссоримся, а это обычное явление.
— Не говори со мной таким тоном, Кайден, — тычет отец пальцем в мою сторону. — И пока ты не влюбился, ты не в том положении, чтобы судить.
Я фыркаю, указывая рукой на его персону.
— Если это то, что делает любовь, я не хочу в этом участвовать.
Видел фотографии папы, когда он был моложе, и его внешность соответствовала легендарному обаянию. Но вы никогда бы так не сказали, глядя на него сейчас. Последние десять лет состарили его куда сильнее, чем можно выглядеть в сорок шесть лет. Глубокие морщины прорезают его лоб, а более тонкие — уголки глаз и рта. Его волосы все еще густые, но в них появились седые пряди, как и на щетине. Хотя он немного прибавил в весе с тех пор, как перестал выпивать по бутылке «Джека» в день, одежда все еще свисает с его почти скелетообразного тела.
— Ты так говоришь, будто у тебя есть какой-то выбор, — отвечает папа с понимающей улыбкой. — Любовь подкрадывается и жалит тебя, когда ты меньше всего этого ожидаешь.
— Оставь эту речь при себе. Не трать на меня время, — вру я, в то время как в моем сознании всплывает ее образ.
— Однажды циник, всегда остается циником, — говорит Хоакин, поднимая брови, когда присоединяется к нам.
— Циничный и гордый, — невозмутимо произношу я, хлопая второго брата по спине. — Кто-то набирает вес.
Я окидываю его пристальным взглядом, замечая, насколько шире и сильнее стали его плечи, и он вырос на несколько сантиметров с тех пор, как я видел его в последний раз. Хоакин — гигант в нашей семье, и в свои шестнадцать он еще не перестал расти. Скоро перегонит меня в росте, и я не вижу признаков, что он собирается останавливаться на этом.
— Тренер почти каждый день отправляет нас в спортзал, — добавляет брат, доставая бутылку воды из холодильника.
— Я слышал, что тренер из «Львов» держит тебя на своем радаре, — говорит Хант, уважительно кивая моему брату.
Хоакин старается не реагировать на это, но я знаю, что он в восторге от перспективы поступить в Колумбийский университет. В течение многих лет все это было лишь несбыточной мечтой, до которой он мог только мчаться на полной скорости в попытках преодолеть препятствия. Но дядя Уэс вмешался, чтобы помочь после того, как простил папу за прошлое, и трудности тех лет, что прошли после смерти мамы, теперь кажутся далеким воспоминанием.