[83].
В этих обстоятельствах мы спрашиваем: «Не поздно ли еще воспользоваться предположением, высказанным одним современником, и собрать Претендента, адвокатов и суд на брайтонском берегу?»
Соединив дело с удовольствием и придав судебным слушаниям привлекательность, данный судебный процесс не только мог бы стать более приемлемым для тяжущихся сторон, для адвокатов, судьи и присяжных, но также и возместить изрядную долю его и так уж немалых расходов.
Суд же, если бы имитировал состав Менестрелей Кристи[84], с Претендентом и Главным обвинителем в роли «последнего дуэта», собрал бы огромную толпу зрителей.
Судебные слушания могли бы открываться соло и хором, причем хор состоял бы из обычных типажей негров:
А вот и старина ДЖО (или БО, что было бы уместнее в данном случае) ВИЛЛ!
Он бо-лен! Так он БО-ЛЕН! Тили-бом! Тили-бом! БУМ!
Допрос проводился бы в таком шутливом ключе, пока не появился бы Боунз и не запел примерно так:
А предположим, он не ты, А предположим, я – это я. И предположим, мы оба мясники из Уоппинга, Как бы мы были удивлены!
Эта сцена, естественно, завершилась бы общим тарарамом. После чего на сцену вышел бы Тамбо:
– Я грю, мистер Боунз, с чего этот младенец ростом с собор Святого Павла? Не знаешь? Ага! Патамушта ты скоко ни бегай вокруг, не обе-жишь его!
Это всего лишь общая канва сюжета, которому, с талантом и способностями всех участников действа, можно придать законченную форму. Мы лишь выражаем мнение тысяч, когда кричим: «Сезон глупостей настал! О дайте – дайте нам насладиться снова делом ТИЧБОРНА!»
Том пятый
Богл: Сам я никогда ничему не удивлялся.
Хоукинс: Вы никогда ничему не удивлялись?
Богл: Никогда в жизни. И не вспомню, чтобы такое было.
1. Лондонская «Дейли ньюс», пятница 10 ноября 1871 года
После возобновления судебных слушаний был вызван первый свидетель – Эндрю Бойл, цветной, чье имя часто упоминалось в ходе процесса, и нам нет нужды говорить, что его появление на свидетельской кафедре вызвало у присутствующих в зале значительный интерес. Это респектабельного вида пожилой мужчина, с легкой сединой в волосах, с умным лицом, очень тихим голосом и спокойными манерами. Он попросил для себя стул, каковой незамедлительно был доставлен на кафедру. Ярким пятном его одежды был голубой галстук, который в предшествовавшие дни служил предметом ряда насмешливых ремарок со стороны адвокатов. Сержант[85]Баллантайн провел с ним нижеследующий допрос:
СБ: Я полагаю, вы были нездоровы.
Б: Да, некоторое время.
СБ: Полагаю, вы остановились на постой в Харли-Лодж, резиденции сэра Роджера Тичборна.
Б: Да.
СБ: Сколько вам лет, Богл?
Б: Мне шестьдесят четыре.
СБ: Вы уроженец Ямайки?
Б: Да.
СБ: Вы помните, когда вам было примерно одиннадцать лет, ныне покойного мистера Эдварда Тичборна?
Б: Помню.
СБ: Этот джентльмен впоследствии стал сэром Эдвардом Даути?
Б: Да.
СБ: Вы помните его на острове Ямайка?
Б: Да.
СБ: По-моему, он управлял рядом имений, принадлежавших тогда герцогу Букингемскому?
Б: Да.
СБ: Как вы с ним познакомились?
Б: Я приходил к нему в дом по утрам.
СБ: Он нанял вас в качестве слуги?
Б: Я был у него посыльным.
СБ: А затем вы стали его слугой. И вы оставались его слугой все то время, что он жил на Ямайке?
Б: Да.
СБ: И вы потом пробыли полгода в Англии? Вы жили в Тичборн-Парке и Аптон-Парке, в Алресфорде?
Б: Да.
СБ: Тичборн-Парк был вашим домом и вы часто ездили в Алресфорд?
Б: Да, довольно часто.
СБ: После вашего полугодового пребывания в Англии вы с хозяином отправились обратно на Ямайку?
Б: Да.
СБ: Вы проживали вместе с ним полтора года на плантации Хоуп, принадлежавшей герцогу Букингемскому? А в конце этого периода мистер Тичборн перестал быть управляющим хозяйством?
Б: Да, и он привез меня с собой в Англию.
СБ: Незадолго до его возвращения в Англию умерла некая мисс Даути?
Б: Да, после чего он вступил во владение плантацией.
СБ: А вы продолжали ему служить вплоть до марта 1853 года?
Б: Да, и на протяжении последних двадцати лет его жизни я был его камердинером и постоянно находился при нем.
СБ: После его женитьбы вы сопровождали хозяина во время его заграничных поездок? Вам были более или менее знакомы все члены семейства Даути и Тичборн?
Б: Да.
Далее свидетель показал:
Б: Сам я был женат дважды, первый раз на кормилице леди Даути, второй раз – на семейной учительнице. Обе они умерли.
СБ: Когда вы впервые увидели молодого Тичборна?
Б: Много лет назад. Он в то время был совсем ребенком, который только учился ходить. Уже тогда он постоянно гостил у сэра Даути в Аптоне. Я очень хорошо знал его родителей. Его няней была Сара Пассмор. Помню его приезды в Стонихёрст, а школьные каникулы он обычно проводил у Тичборнов. Между его спальней и моей была комната. Мы с ним ходили стрелять по мишеням, охотиться на дичь, рыбачить, эти развлечения ему очень нравились. И еще он курил одну за одной.
СБ: В доме у Тичборна собиралась большая компания?
Б: Иногда.
СБ: Ему нравилось общество джентльменов?
Б: Нет, он любил находиться внизу, среди слуг, больше, чем среди джентльменов.
(Смех в зале.)
СБ: У вас было несколько егерей?
Б: Только один, и еще мальчишка-слуга, и он с ними тесно общался.
СБ: Он интересовался музыкой?
Б: Да, он любил на весь дом дудеть во французский рожок.
(Смех в зале.)
СБ: А как он говорил по-английски?
Б: Сначала очень плохо – как на чужом языке, а потом, перед отъездом в Англию, стал говорить значительно лучше.
СБ: После смерти сэра Эдварда Тичборна вы продолжали служить у отца Тичборна?
Б: Да, около четырех месяцев.
СБ: К вам не было претензий?
Б: Насколько мне известно, нет.
СБ: Уволившись со службы, вы с женой решили уехать в Австралию?
Б: Я женился позднее, и весной 1854 года мы поехали в Сидней.
СБ: Вы переписывались с леди Даути?
Б: Да. Я получил от нее деньги на оплату нашего путешествия, и к моменту возвращения в Англию вместе с истцом я получал от леди Даути содержание в размере пятидесяти фунтов. Но, вернувшись в Англию, я перестал его получать.
2. Прогулка в Уиллесден
Если допрос свидетеля был своего рода возбудителем, то он произвел разное воздействие на двух женщин. Вызывав у одной сильный голод, легко утоленный тушеной свиной отбивной, а у другой желание прогуляться, несмотря на холод. Но Элиза тоже ощущала нечто вроде голода. В иные дни она чувствовала, что могла бы пройти пешком неведомо сколько миль. Она могла бы шагать вечность. Но вместо того, взойдя на вершину холма в Кенсал-Райзе, она была удивлена, увидев именно то, что искала. Ее охватило мощное ощущение déjà vu[86]. Ощущение, которое не ослабило понимания того, что ей вспомнился не эпизод из ее жизни, а скорее воображаемое эхо описания со страниц «Джека Шеппарда» – одной из многих книг, написанных ее кузеном, которая ей действительно нравилась:
«Прямо у нее под ногами лежал Уиллесден – очаровательная укромная деревушка невдалеке от большого города, с разбросанными там и сям фермерскими домишками, величавыми надворными постройками и серым шпилем старой церкви, вознесшимся над облюбованной грачами рощицей… Все старые деревенские церкви отличаются особой красотой, но уиллесденская церковь – самая красивая из всех, нам известных…»
К этому месту миссис Туше и направила сейчас свои стопы. Фермерских домиков стало меньше, многие надворные постройки стояли заколоченные, но средневековая церковь осталась. Тихая и одинокая, словно затерянная в потоке времени. Когда она подошла к воротам, ей показалось, что церковный двор изменился, но лишь потому, что в ее памяти он навсегда запечатлелся в погожий майский день. В пору расцвета их дружбы она, Уильям и Чарльз ездили верхом до церкви Святой Марии каждое воскресенье, дерзко перескакивая через ограды, обгоняя друг друга. Спешившись, она обнаруживала у себя в волосах цветок… А сейчас был унылый ноябрь. И миссис Туше давно уже не ездила верхом. Она нагнулась, чтобы войти в низкую арку, и отыскала взглядом пули «круглоголовых»[87], застрявшие в каменной кладке. Она услыхала шарканье ног церковного сторожа. В пустой церкви перед пустым альковом – тут раньше, до учиненного Кромвелем расхищения церковного имущества, стояла черная мадонна – она осенила себя крестным знамением, как делала всегда, хотя теперь душа Кромвеля ее мало заботила. Она пошла в восточный придел, чтобы зажечь свечу в память о Френсис. А потом, повинуясь странному импульсу, зажгла еще две – по одной для обеих покойных жен Богла.
Шестое марта 1838 года. В следующем марте, подумала миссис Туше, моя Френсис будет мертва дольше, чем я живу на свете.
3. «Джек Шеппард», 1838 год
В конце концов все произошло слишком внезапно, покуда все пребывали в смятении и тревоге. Френсис все еще находилась в доме отца, ее семья, Эберсы, обвиняла Уильяма в «небрежении супружеским долгом» и тайно забрала детей из школы. Миссис Туше вернулась в Кенсал-Лодж, где стала полноправной домоправительницей, в отсутствие иных желающих заняться этими обязанностями. Деньги, полученные за «Руквуд», уже были потрачены. Профуканы на портвейн, золотые пуговицы, постоянные увеселения. Продолжение романа – его действие происходило при дворе французского короля Генриха III – оказалось маловразумительным и не пользовалось у