— Да, но они ничего не смыслят в картинах, — решительно заявил он. — И пришли сюда, потому что наслушались художественных критиков.
— Не согласна с тобой, — сказала я, заметив восторг на лицах некоторых посетителей.
— Ничего удивительного, моя дорогая. Ты еще так молода.
Я подкатила его кресло к знаменитому портрету графини Чичон.
— Посмотри на нее, — сказал Гарри со вздохом. — Ну разве она не прекрасна?
Мы оба застыли перед незабываемым изображением молодой женщины, закутанной во что-то белое. Эфирное создание с тонкими чертами и мечтательным выражением лица грустно улыбалось, как бы предчувствуя свой скорый конец.
— Несчастная графиня, — заметил Гарри. — И вся эта красота и одухотворенность пошли прахом. Ты ведь знаешь ее историю?
Я покачала головой.
— Так вот, — он получал видимое удовольствие от своей осведомленности, — эта блестящая во всех отношениях женщина вышла замуж за ужасного садиста. Какого-то мерзкого выскочку-генерала, который бил ее и проматывал ее деньги, а потом бросил, сбежав с другой. Очень характерная ситуация. Она так и не оправилась от удара и умерла совсем молодой. Посмотри, как сочувствует ей Гойя в этой картине. Она внешне холодна и вместе с тем трогательна и ранима. Так и хочется обнять ее. И в то же время нас удерживает ее хрупкость. Кажется, что она сейчас растворится в воздухе. Художник как бы хочет сказать, что в нашей быстротечной жизни красота и печаль всегда идут рука об руку.
Расчувствовавшись, он немного помолчал.
— Сам-то старина Гойя старался ничего не упустить.
— Она чем-то напоминает мне Кассандру Гриффин, — заметила я, глядя на призрачное лицо графини.
— Правда? — встрепенулся Гарри.
Мы отправились дальше, делая короткие остановки перед картинами и обмениваясь впечатлениями.
— Расскажи мне еще про Фрэнсис Гриффин, — попросил Гарри.
— У меня создалось впечатление, что она не живет, а как бы играет на сцене.
— Но это весьма характерно для такого рода дам. Самые вульгарные из них не представляют своей жизни без дешевой славы. Я прогуливал массу таких птичек, когда еще мог гулять, — усмехнулся Гарри. — И заметил, что все они считают вечер потерянным, если не попадут в светскую хронику и не увидят собственных фотографий в газетах.
— Только не говори мне, что Фрэнсис Гриффин стремилась к популярности. Никогда в это не поверю. Она настоящая затворница.
— Нет, о ней этого не скажешь, — согласился Гарри. — Такой великосветской даме это просто не нужно. Когда она впервые пришла в мой магазин, я и понятия не имел, кто она такая. Но по ее одежде и манере вести себя сразу можно было сказать, что она птица высокого полета. Ей не было нужды себя рекламировать.
— Да, она действительно выглядит королевой, несмотря на сомнительное происхождение.
— Это очень характерно для людей, которые себя придумали, причем успешно. Чтобы хорошо играть роль, надо назубок знать сценарий. У Фрэнсис Гриффин безошибочное чувство стиля. Она всегда умела окружить себя тайной, что, конечно, важно для любой женщины, но для светской дамы — строго обязательно.
— А разве не все себя придумывают?
— В какой-то степени. Особенно в этой стране. Конечно, люди, которые добиваются блестящего положения благодаря своему упорству или талантам, неизбежно создают себе образ. Но есть избранники судьбы, которым она сделала подарок еще при рождении — в виде большого состояния, громкого имени или редкой красоты. И вот им себя придумывать не требуется — они просто живут, оправдывая те ожидания, которые к ним предъявляются. Или не оправдывая.
— Интересно, чего ждали от Кассандры Гриффин?
— Смотря кто. Большинство людей хотят чего-то особенного от тех, кто обласкан судьбой. Они не догадываются, что избыток жизненных благ может быть столь же губителен, сколь и их отсутствие, — глубокомысленно изрек Гарри. — Большое богатство и полная нищета — это лишь две стороны одной медали. С таким происхождением у бедняжки просто не было шансов.
— Да. Ей бы пришлось бороться со своим богатством!
Мы оба рассмеялись.
— Мы рассуждаем, как два старых циника, — заметила я.
— Скорее, как люди опытные и осмотрительные… Не забывай, что Фрэнсис Гриффин возникла ниоткуда, и никто не знал, чего от нее ждать.
— Что ты этим хочешь сказать?
— А то, что когда ею занялись, было уже поздно — она успела пробить себе дорогу. Любой, кто хотел пользоваться ее благосклонностью, был вынужден глотать состряпанную ею биографию, а потом эта версия стала официальной. У людей короткая память, когда дело касается денег и власти. Скажи мне, Фейт, а тебе она нравится? — вдруг спросил Гарри уже несколько другим тоном.
Странно, как я раньше над этим не задумывалась. Я минуту помедлила.
— Ты знаешь, в какой-то степени да.
— Что значит «в какой-то степени»?
— Это сложно объяснить, — ответила я. — Мне кажется, она играет со мной в какие-то игры, а я не могу понять зачем.
— Игры? Какие игры?
— Да так, больше по пустякам. Ну, например, она установила за мной слежку и лично подглядывала за мной в зале. Потом у нас был очень странный разговор за обедом, когда она приняла меня за свою дочь.
— Яснее, пожалуйста.
— Ну, начала просить у меня прощения, словно я была Кассандрой. И вот это навело меня на мысль, которой я бы хотела с тобой поделиться.
Я наклонилась к нему поближе.
— Мне кажется, я знаю, кто убил ее дочь, — прошептала я. — И это был вовсе не злоумышленник.
— А кто же?
— Роберто Мади. Ее муж.
Я ожидала, что Гарри будет потрясен моим открытием.
— Ах да, их зять, — сухо сказал он. — Что-то припоминаю. Да, да, это точно он.
Я опешила.
— Что значит «это точно он»?
— Во всяком случае, тогда все так считали.
Гарри говорил себе под нос, и я чуть тряхнула кресло, чтобы напомнить о своем присутствии.
— Эй, потише там, — немедленно отреагировал он на толчок.
— Почему это «тогда все так считали»?
— Не знаю. Считали и все. Такие ходили слухи.
— А почему же с ним ничего не сделали?
— А что с ним можно было сделать?
— Ну, не знаю. Арестовать, отдать под суд, — негодующе сказала я. — Разве не так поступают с убийцами?
— Фейт, дорогая, какой глупый вопрос. Твоя наивность просто изумляет.
— Разве у них не было доказательств?
— Может, и были. Кто знает? — пожал плечами Гарри.
— Ты думаешь, дело замяли?
— Речь идет о высшем обществе, дорогая. Так называемом высшем обществе. А там не принято выносить сор из избы, — презрительно фыркнул он.
— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Мне кажется, они с удовольствием повесили бы на него это дело. Миссис Гриффин ненавидит своего зятя. Считает его прохиндеем.
Уловив нотку раздражения в моем голосе, Гарри стал говорить нарочито спокойно:
— Значит, у них были причины не отдавать его под суд.
— Можно подумать, что у них был выбор! — закричала я.
Мой голос перекрыл шум толпы. Люди стали оглядываться на нас.
— Успокойся, — попытался урезонить меня Гарри. — Видишь ли, дорогая, с такими деньгами и положением, как у Гриффинов, можно выбирать что хочешь. Вся их жизнь — это сплошной выбор. Не забывай, что Холт Гриффин принадлежал к старой денежной аристократии. Они успели запустить щупальца довольно глубоко и живут по своим собственным законам. Умирают, кстати, тоже.
— Гарри, послушай же меня! Ты читал все эти статьи об убийстве?
— В свое время читал. Тогда только об этом и говорили.
— А сейчас?
— Это же не Библия, чтобы я держал их в тумбочке у кровати.
— Если ты их прочитаешь сейчас, тебе станет абсолютно ясно, что это муж убил ее. Не понимаю, почему они не смогли этого доказать.
— Потому что не хотели.
— Но это же чудовищно — знать, кто убил твою дочь, и не стремиться наказать убийцу!
— Ты только подумай о том, какой бы разразился скандал. Шума и так было много, но все по крайней мере скоро затихло. А представь, что бы поднялось, если бы убийцей оказался их собственный зять. Дух замирает при одной мысли. Арест, суд — дело растянулось бы на несколько лет. Разве Фрэнсис потерпела бы такого рода известность? А старый Холт Гриффин вообще не пережил бы позора. Он бы просто сошел с катушек и умер.
— Он и так умер.
— Да, но много позже. Послушай, Фейт, не все так легко относятся к жизненным перипетиям. Холт Гриффин был очень добропорядочный и осторожный джентльмен с безупречной репутацией. Он никогда бы не допустил ничего подобного.
Пока Гарри рассматривал каталог, я старательно обдумывала его слова.
— Расскажи мне о Холте Гриффине.
— Хорошо, но только забери меня отсюда. Я умираю от голода, и мне надоела толпа, — раздраженно ответил Гарри.
— Мы сейчас пойдем обедать.
— Давно пора, — фыркнул он.
Я привела Гарри в небольшое кафе неподалеку от музея. Погода была прекрасная, и мы расположились на улице, наблюдая за прохожими. Обслуживать нас не торопились, и мой друг начал возмущаться, но быстро угомонился, когда официант принес графин с вином. Мы заказали обед и стали ждать.
— Итак, Холт Гриффин, — напомнила я.
Гарри облокотился о стол, сложив руки как для молитвы, что, впрочем, не мешало ему периодически прикладываться к бокалу с вином.
— Утонченный аристократ — вот первое, что приходит на ум. Я видел его несколько раз, но встречались мы только единожды. Очень скромный и тихий человек. Высокий, элегантный, с приятными чертами лица. Всегда прекрасно одет — в английские костюмы, сшитые на заказ. Неброский, но безукоризненный стиль. Ну, ты знаешь этот тип мужчин. Но было в нем что-то женственное.
Гарри слегка замялся.
— Ну, дальше, — нетерпеливо сказала я.
— Я просто раздумываю над этим. Вряд ли он был совсем голубым, хотя ходили слухи, что Фрэнсис сумела избавить его от этого порока и тем самым привязала к себе… Так или иначе, самой заметной его чертой было умение держать дистанцию. Я почувствовал это при первой же встрече. Как я уже говорил, мы виделись только один раз и довольно мельком, но у меня сразу возникло ощущение какой-то отчужденности. Он был любезен, хорошо воспитан и держался очень приветливо, но в то же время — на редкость отстраненно. Не подпускал никого к себе. Понимаешь, о чем я говорю?