Столь интенсивное общение с миссис Гриффин стало сказываться на моей работе. К середине июля я уже основательно выбилась из графика, но у меня не хватало духу попросить ее больше не приходить. Впрочем, по моим резким ответам и явному невниманию к ее рассказам она должна была догадаться, что ее присутствие отвлекает меня от работы. Когда она наконец предложила какое-то время не встречаться, я не стала возражать и просто поблагодарила за деликатность. После этого она надолго исчезла.
Вернувшись к прежнему распорядку, я спокойно работала до конца лета, глядя, как все вокруг меня превращается в цветущий рай. Дом утопал в зелени, окруженный морем цветов. Несмотря на жару, в танцевальном зале всегда было прохладно. Я безмятежно трудилась, слушая щебетание птиц и деловитое жужжание насекомых. Моя последняя встреча с Джоном казалась сейчас дурным сном. Я вспоминала о нем лишь как о бывшем любовнике, который навсегда ушел из моей жизни. Меня больше не мучили тоска по прошлому и страстное желание его увидеть.
Хотя я не встречалась с Фрэнсис Гриффин, но неизменно спрашивала у Дина, как поживают его хозяйка и ее собака. Как-то раз, в сырой и жаркий понедельник, дворецкий пришел ко мне весь какой-то поникший и сообщил, что у него плохие новости.
— Маленького Помми больше нет с нами, — объявил он со слезами на глазах.
Я бросила кисти.
— О нет! Что с ним случилось? — воскликнула я, уверенная, что собачку задавила машина.
Дин помедлил с ответом, словно то, что он собирался сказать, причиняло ему боль.
— Миссис Гриффин его отдала, — сообщил он, печально склонив голову.
— Отдала? Почему?
— Он плохо себя вел, — грустно сказал он. — Совсем отбился от рук и испачкал кресло.
— Не может быть! Вы хотите сказать, что она его отдала, потому что он пописал на кресло?
— Но это было кресло в стиле Людовика Шестнадцатого. Ее любимое.
Мне это показалось абсурдным.
— Дин, я знаю, как вы любили этого малыша…
— Я сказал ей, что буду держать его у себя в кухне, но она опасалась, что он убежит и снова набезобразничает. Я бы взял его к себе, но у меня некому за ним приглядеть.
Я видела, как он расстроен. То, что Дин доверил мне свое горе, сделало нас как-то ближе.
— Мне очень жаль, Дин, — сказала я, не зная, как его утешить.
— Да, это так ужасно.
Дворецкий извлек из кармана большой белый платок и, развернув его, вытер нос и глаза.
Немного успокоившись, он сказал:
— Миссис Гриффин хочет вас видеть.
Я последовала за Дином в большой дом, где мы поднялись в китайскую комнату и он дважды стукнул в дверь. «Войдите», — послышалось изнутри. Проходя мимо Дина, открывшего мне дверь, я слегка коснулась его рукава и ободрительно кивнула. Он со слабой улыбкой закрыл за мной дверь. В комнате я увидела миссис Гриффин, облаченную в расшитый шелковый халат. Она сидела в большом резном кресле и смотрела в сад. Солнечные лучи, падающие из окна, создавали вокруг нее какую-то причудливую ауру.
— Ну, как ваши дела? — не оборачиваясь, спросила она.
— Спасибо, хорошо. Мне жаль, что так получилось с Пом-Помом.
— Вам Дин рассказал?
— Да. Он очень расстроен.
— Он был слишком привязан к этой собаке.
— Такое милое маленькое существо.
— А сколько от него неприятностей, — резко ответила она. — Даже говорить о нем не хочу! Мне гораздо важнее знать, как обстоят дела с вашей работой. Извините, что я так долго не появлялась.
Я поняла, что разговор о собачке закончен. Меня потрясло это холодное равнодушие к судьбе некогда любимого существа.
— Думаю, что скоро закончу очередной этап и смогу представить его на ваш суд. Меня особенно интересует ваше мнение о главном панно. Я как раз работала над фигурой Кассандры. Мне очень помогло платье, которое вы прислали.
— Да? Красивый наряд, правда? Я заказала его в Париже. Фасон я придумала сама, потому что лучше знала, что ей идет, хотя она со мной и не соглашалась. Она никогда не умела выставлять свои выигрышные стороны — вечно одевалась в какие-то хламиды, которые портили ее фигуру. Она ненавидела это платье…
В голосе миссис Гриффин послышалось раздражение.
— И совсем напрасно — оно очень красивое, и на портрете Кассандра выглядит в нем просто замечательно, — заметила я.
Пропустив мою реплику мимо ушей, миссис Гриффин монотонно продолжила свое повествование:
— У нее не было чувства стиля. И осанка ужасная. Она не ходила, а волочила ноги. Я всегда говорила ей, чтобы она выпрямилась, перестала сутулиться и посмотрела жизни в глаза… Даже не будучи красавицей, она вполне могла выглядеть элегантно и даже величаво…
Она повернулась и посмотрела на меня.
— Может быть, вы как-нибудь наденете его для меня? Мне бы хотелось посмотреть, как вы в нем выглядите. Вы ведь его уже примеряли?
— Честно говоря, да.
— И оно вам подошло.
— Да.
— Я так и знала. У вас с ней один размер. Скажите, а вам нравится мое платье?
Я внимательно посмотрела на ее богатый наряд. Это было китайское императорское облачение из алого шелка — свободное платье с высоким воротником и широкими рукавами. На искусно вышитом фоне извивались три грозных золотых дракона.
— Просто изумительное.
— Оно принадлежало Цы-Си, вдовствующей китайской императрице. Вы о ней слышали?
— Она из времен Боксерского восстания? — неуверенно предположила я.
— Совершенно верно. Поистине выдающаяся женщина. У нее был талант государственного деятеля, несмотря на то, что восстание было подавлено. Говорят, что в детстве ей удалось избежать колодок, поэтому она могла свободно передвигаться в отличие от других женщин ее круга. Но она была достаточно хитра, чтобы скрыть это обстоятельство, что давало ей возможность тайком бродить по дворцу и подслушивать под дверями, не вызывая подозрений. Подобно многим другим женщинам, она умела извлекать пользу из своей притворной слабости.
Откинув голову на спинку кресла, миссис Гриффин продолжала говорить, словно находясь в легком трансе. Мне уже приходилось видеть ее в подобном состоянии, и я решила быть настороже.
— Говорят, она велела убить своего сына, чтобы посадить на трон племянника, хотя тот и не был прямым наследником престола, — монотонно продолжала она. — Сына она не любила, а вот к племяннику относилась очень нежно, потому что могла им руководить. Как вы думаете, это правда, что мы больше любим то, что нам подвластно? У меня есть три ее платья. А в ее гардеробе было больше десяти тысяч.
Я промолчала, предоставив ей говорить дальше, хотя это ее явно утомляло.
— Я купила его в Китае в 1948 году, как раз перед тем, как к власти пришли коммунисты. Часть мебели в этой комнате из Запретного города. — Она слабо махнула рукой. — Как вам нравятся обои?
Она указала на яркие обои, расписанные вручную, на которых были изображены сценки из жизни древней китайской знати.
— Я нашла их в антикварной лавке в Лондоне много лет назад. Часть из них подлинные, остальные же я велела скопировать, потому что на всю комнату не хватало. Сможете отличить настоящие? Подойдите поближе, посмотрите, потрогайте.
Я обошла комнату, внимательно рассматривая обои. Все в них было превосходно — и цвет, и текстура, и рисунок, и композиция.
— Ну так как? Можете отличить копии от подлинника? — спросила миссис Гриффин.
— Нет, не могу.
Подняв руку, она указала на одну из стен.
— Вот здесь подлинники. На остальных стенах подделки.
Я тщательно пригляделась к оригиналу, сравнивая его с копиями.
— Но их же невозможно различить.
— Если получше приглядеться, то можно заметить, что на копиях просто перемешаны те сценки, которые есть на подлиннике. Художник, который делал для меня эти копии, хотел придумать свои собственные сюжеты, но я сказала ему: «Мне не нужно ваше воображение. Я предпочитаю то, что придумали они». Он очень обиделся, — сказала она с улыбкой. — Но в конце концов был вынужден признать, что я оказалась права.
— Да, это действительно необыкновенная комната.
Миссис Гриффин надолго замолчала, как бы обдумывая, стоит ли мне сообщить нечто важное. Наконец она произнесла:
— Раньше это была комната Кэсси.
Я вдруг поняла, что стою в той самой комнате, где убили Кассандру Гриффин.
— Комната вашей дочери?
— Да. Комната, где она выросла и умерла…
Ее монотонный голос в сочетании с жутковатой симметрией событий заставил меня содрогнуться. Она как будто прочитала мои мысли.
— Вы, вероятно, удивляетесь, как я могу оставаться здесь после всего, что произошло?
Ее прямота придала мне решительности.
— Да, я действительно этого не понимаю.
Миссис Гриффин стала теребить рукав своего платья, накручивая его на пальцы. Ее лицо застыло как маска.
— Долгое время я делала вид, что этой комнаты не существует. Я велела закрыть дверь панелью и покрасить ее в цвет стен. Проходя по коридору, вы ни за что не догадались бы, что здесь есть комната. Только темные окна выдавали ее присутствие. И все равно я старалась не ходить в эту часть дома. Но когда умер Холт и я осталась здесь одна, то решила воскресить прошлое. В Древнем Китае люди клали в гробницы самые дорогие для покойника вещи. Я хотела вновь увидеть эту комнату, потому что в ней оставались дорогие моему сердцу предметы. Когда мы стареем, главным содержанием нашей жизни становятся воспоминания. Их не выбросишь, как старую вещь, даже если они не приносят нам радости. От них вообще невозможно избавиться. Они постоянно окружают нас, как домашняя обстановка. И я решила, что не стоит отгораживаться от них стеной.
Она положила руки на ручки кресла, поглаживая ладонями полированное дерево.
— Я смотрела, как рабочие взламывают стену, и мне казалось, что они открывают мою гробницу. Я почувствовала невыносимую боль вот здесь… — проговорила она, ударив маленьким кулачком по голове золотого дракона, которая находилась как раз над ее сердцем. — Когда я вошла в комнату, то чуть не лишилась чувств. После стольких лет там все еще стоял запах смерти. Только подумайте… Все запахи давно выветрились, а этот жуткий запах остался. Кто-то из великих охарактеризовал безумие как попытку вспомнить все сразу. Я вдруг вспомнила все ужасные подробности ее смерти. Весь этот кошмар… Это ведь я ее нашла. Вы знали, что это я нашла ее тело?