Я медленно обошла танцевальный зал, разглядывая каждое панно и вспоминая, как я его писала. Это было похоже на переживания матери, вырастившей детей и перебирающей в памяти самые волнующие моменты их жизни. Я представила себе, как сюда начнут приходить люди. Заинтересуется ли кто-нибудь из них художником, написавшим все эти картины?
Зал уже не был тем пустым пространством, которое предстало передо мной, когда я вошла сюда весной. Сейчас здесь царил праздник. Я сумела остановить время. Гости застыли в ожидании, пытаясь разглядеть Кассандру, эту загадочную фигуру в белом платье, но все еще без лица, неуверенно входящую в зал, где начинается бал в ее честь. Момент, который так никогда и не наступил.
Я стала рассматривать портрет дочери Фрэнсис, взятый в библиотеке, пытаясь запомнить отдельные черты лица и общий облик. Конечно, воссоздать ее истинный образ на основе безликой студийной фотографии будет вряд ли возможно, поэтому я отложила снимок в сторону и решила положиться на интуицию. Взяв палитру и кисти, я встала у стены, на которой светлел пустой овал, и начала набрасывать черты ее лица по памяти. Через некоторое время на стене появилось лицо, но пока оно было безжизненным, как посмертная маска.
Я стала размышлять, какое выражение придать лицу женщины, которую я никогда не видела и которая вряд ли захотела бы, чтобы ее увековечили таким образом. Сделать так, чтобы она смотрела на зрителя или куда-то в пространство? Пусть смеется или что-то говорит? Схватить какой-то момент или изобразить ее в классическом виде, с высоко поднятой головой, сверкающими глазами и опущенными руками, величественной и грациозной, как древнегреческая богиня? Бросить на ее лицо тень страданий, которые ей суждено перенести? Как не погрешить против истины?
Я просидела все утро, трудясь над лицом Кассандры, но результат был неутешительным — на фоне оживленных гостей оно напоминало застывшую маску. Несмотря на все мои усилия, портрет оставался безжизненным. Стирая нарисованное в пятый или шестой раз, я вдруг вспомнила обещание, данное Кассандре в момент, когда на меня нашло вдохновение. Я хотела написать ее лицо последним, когда все остальное будет уже готово. Сейчас весь антураж на месте, но как я могу закончить работу, когда не разгадан главный ребус — кто убил Кассандру Гриффин и почему? Пока я не узнаю ответ, у меня вряд ли что-нибудь получится. Сложив кисти и краски, я покинула зал, как никогда уверенная в необходимости встречи с Мади.
На следующий день я купила на распродаже длинную спортивную куртку с капюшоном. После обеда сложила в сумку теплую одежду, лекарства от простуды, травяной чай и аптечку. Я никогда не бывала на Западе и представляла его как необъятное холодное пространство, где мало людей и еще меньше удобств.
Вечером я зажарила курицу и допила бутылку шабли, которая стояла у меня в холодильнике, а после ужина поднялась наверх и оставила Браша у соседки. Эта пожилая женщина, у которой уже есть две кошки, обычно приглядывает за моим любимцем, когда я уезжаю по делам. На прощание я поцеловала кота: мне было жаль расставаться с ним.
Вернувшись в квартиру, я позвонила Гарри, но мне никто не ответил, поэтому я оставила на автоответчике сообщение, что мы, как и договорились, встречаемся в аэропорту рано утром. Я ужасно боялась, что кто-нибудь из нас опоздает на самолет или на нас обрушится стихийное бедствие. Меня так волновала техническая сторона нашего путешествия, что я бесконечно изучала свой билет, чтобы не ошибиться с датой и временем вылета, и несколько раз перетряхнула сумку с тревожным чувством, что я что-то забыла положить.
Я весь вечер названивала Гарри, но его по-прежнему не было дома. Пришлось оставить несколько сообщений, последнее из которых было просто криком души: «Где тебя черти носят?!» Мне так нужна была его поддержка. Без нее в мозгу возникали картины авиакатастроф, механических неполадок, незабронированных мест и высаженных из самолета пассажиров, словно мир вокруг был ввергнут в хаос, грозящий неприятностями даже самым бдительным и примерным путешественникам.
Перед тем как лечь спать, я заказала такси на половину седьмого утра, хотя самолет на Денвер вылетал лишь в девять. В половине одиннадцатого наконец позвонил Гарри и задыхающимся голосом принялся извиняться, что не смог объявиться раньше.
— Все готово, ковбой?
— Очень смешно. Значит, мы встречаемся у билетной стойки ровно в восемь?
— Именно так.
— И билет у тебя при себе?
— Да, — успокоил он меня. — А ты свой взяла?
— Взяла. Я купила себе куртку и прихватила с собой травяной чай, антибиотики и аптечку. Не знаю, что еще брать.
— А как насчет шестизарядных пистолетов и крытой повозки?
— Не смейся над бедной девушкой.
— Я еще раз разговаривал с мистером Мади. Он ждет встречи с нами, — уже серьезно сказал Гарри. — Завтра вечером мы с ним ужинаем в отеле. Он собирается в кругосветное путешествие, так что мы перехватим его как раз вовремя: через пару дней он уедет.
— Ты смотри, как нам везет. Просто поразительно! Кстати, у меня новая версия преступления.
— Какая?
— Думаю, это отец ее убил.
— Откуда такая уверенность?
— Ты был прав, это не миссис Гриффин. Мне кажется, она на такое не способна. Она призналась, что знает, кто это сделал, но сказать не может. Очень похоже, что это ее муж, тебе так не кажется? Весь вопрос — почему? Зачем отцу убивать свою дочь?
— Я искренне надеюсь, что мистер Мади прояснит ситуацию. Желаю тебе спокойной ночи.
— Гарри, подожди. Почему Мади вдруг захотел с нами встретиться?
— Понятия не имею. Вот мы у него и спросим. Послушай, Фейт, мне еще нужно собраться и немного поспать, а тут еще мистер Спенсер хандрит. Так что извини, давай закругляться…
— Хорошо. До завтра. Люблю тебя.
— И я тебя тоже, — ответил Гарри и повесил трубку.
Я проворочалась всю ночь, не в силах заснуть от беспокойства. Такси приехало ровно в половине седьмого, и через час я была уже в аэропорту. Купив чашку кофе, булочку и газету, я устроилась на одном из оранжевых пластиковых стульев напротив билетной стойки, где мы с Гарри договорились встретиться в восемь, и так увлеклась статьей об археологических раскопках в Умбрии, что совсем забыла о времени. Когда я наконец взглянула на часы, было уже четверть девятого. Гарри так и не появился. Вдруг я услышала, как меня вызывают по громкоговорителю:
— Мисс Фейт Кроуэлл, пожалуйста, подойдите к телефону. Мисс Фейт Кроуэлл, пожалуйста, снимите трубку, — настойчиво повторял бесстрастный механический голос.
Я бросилась к билетной стойке, где мне указали на один из аппаратов.
— Это ты, Гарри?!
— Да, Фейт, это я, — хрипло ответил он.
— Ты где? Что случилось?
— Мистер Спенсер умер.
— О нет, Гарри, нет! Боже мой, какое горе!
Последовала пауза. Я слышала, как Гарри рыдает на том конце провода.
— Я не могу лететь с тобой, Фейт. Мне очень жаль, но я просто не могу. Мне слишком плохо.
— Прими мои соболезнования, но как же я полечу одна? Я тоже не могу.
— Почему?
— Я не могу явиться туда совсем одна. А что, если Мади окажется убийцей или негодяем? Нет, я не полечу. Я боюсь.
— Господь с тобой, Фейт, ну какой он убийца? Разве бы он тогда согласился с нами встретиться?
— Послушай, почему бы нам не подождать, пока ты успокоишься, а потом полететь вместе, как мы и собирались?
— Делай что хочешь, но учти, что он уезжает. В кругосветное путешествие, я же тебе говорил. Сейчас или никогда, Фейт. Тебе придется справляться одной. Ты ведь сама все это затеяла.
Сердце у меня отчаянно забилось.
— Я знаю, но…
— Послушай, дорогая, мне трудно разговаривать. Я слишком потрясен. Надо еще организовать похороны. Я хочу его кремировать, чтобы его пепел всегда был со мной, — сказал Гарри прерывающимся голосом. — Прости, что не могу тебя сопровождать.
Раздались гудки. Я долго стояла с трубкой в руках, размышляя, что же мне теперь делать. По радио сказали:
— Объявляется посадка на рейс 182 до Денвера. Пассажиров просят пройти к выходу номер 3.
Гарри прав. Сейчас или никогда. Я решила рискнуть своей тихой и налаженной жизнью. Бросив трубку, я помчалась к выходу.
14
К моему удивлению, все шло как по маслу. Погода была ясная, самолет вылетел по расписанию. Я с удобством расположилась в конце большого салона, слушая убаюкивающее гудение моторов. Оторвавшись от земли, я успокоилась. Я чувствовала себя искательницей приключений, и это придавало мне уверенности.
Меня сморил сон. Когда я проснулась, мы уже приземлялись в Денвере. До самолета на Гранд-Джанкшен оставалось еще два часа. У меня было достаточно времени, чтобы выпить кофе и поглазеть на пассажиров. Мужчина в блестящем коричневом костюме, ковбойских сапогах и широкополой шляпе отгадывал кроссворд. Мимо меня вразвалку прошел малыш с леденцом, игнорируя призывные крики своей мамаши. Люди возникали из ниоткуда, мелькали передо мной и растворялись в толпе. Я вдруг забыла о своей нелюбви к аэропортам. Среди здешнего шума и суеты я чувствовала себя вполне комфортно. Наконец объявили посадку на мой рейс. Я прошла к выходу и заняла свое место в самолете.
Когда мы взлетели, я прижалась носом к стеклу и стала смотреть, как сумрачный Денвер уменьшается в размерах, становясь похожим на дымчатый топаз. Я начала читать журнал, но быстро потеряла к нему интерес и задремала. Проснувшись, я взглянула в окно. До самого горизонта тянулись горы. Яркое солнце слепило глаза. Вскоре мы приземлились. Когда я вышла из самолета, меня словно накрыло холодной волной. От ледяного ветра заслезились глаза. Идя к аэровокзалу, я все время смотрела по сторонам. Здесь даже свет казался другим — с каким-то фиолетовым оттенком. Все предметы, даже самые дальние, были видны с удивительной четкостью. Я взяла машину, которую заказал для нас Гарри, и поехала в Броукенридж, находившийся в семидесяти милях от аэропорта. Если верить карте, которую мне вручили вместе с автомобилем, добраться до него было довольно просто.