— И что было после того, как вы встретили Сэнди? — спросила я, решив чуть ослабить натиск.
— Мы поженились, — коротко ответил он, явно довольный сменой темы.
— В Швейцарии?
— Да. А потом мы поехали в Америку, и весь следующий год ее отец пытался аннулировать наш брак.
— Неужели? А почему?
— Совсем не по той причине, которая кажется всем очевидной.
— А какая причина кажется всем очевидной?
— То, что я бедняк без роду и племени. Охотник за приданым.
— А разве это не так?
— Нет, не так.
Мади пристально посмотрел на меня, словно надеясь, что я сама пойму истинную причину мстительности Холта. Но я никак не могла понять, на какую «истинную причину» он намекает, хотя начала догадываться, что она как-то связана со смертью Кассандры.
— Это была глупая тактика, — продолжал Мади. — В результате мы только больше привязывались друг к другу. Как вы поразительно похожи на нее, — вдруг сказал он, не отрывая взгляда от моего лица.
Я оставила это замечание без внимания.
— А что Фрэнсис? Как она относилась к вам?
— Фрэнсис тоже боялась этого монстра.
— Холта Гриффина?
Он кивнул.
— Вы ей нравились?
— Думаю, что да, хотя она не подавала виду. Мне кажется, что она была рада за Сэнди.
— Почему же теперь вы ее ненавидите?
— Потому что… ненавижу. И даже больше, чем Холта, — покачал головой Мади.
— Но почему? — продолжала я наступать. — Что случилось? Это как-то связано с убийством?
— Не будьте так настойчивы. И потом, есть еще один человек, которого я ненавижу больше, чем этих двух.
— Кто? — изумленно спросила я.
— Никто. Я унесу этот секрет в могилу.
Я пригубила бокал, размышляя, что за секрет он так ревностно хранит. Ясно, что он знает, кто убил Кассандру — так же как и ее мать. Я больше не думала, что это сделал сам Роберто, но он явно был в этом замешан.
— А как выглядела Кассандра? — наконец спросила я.
— Посмотритесь в зеркало, — ответил Мади.
— А если серьезно? Я видела ее портрет, но миссис Гриффин говорит, что она была совсем не такая.
— Да, она плохо выходила на снимках и поэтому не любила фотографироваться. У нее было слишком живое лицо, чтобы точно поймать его выражение. Я снимал ее на камеру — там видно, какая она красивая. Особенно когда смеется.
— А у вас есть сейчас эти пленки?
— Я сохранил все, что с ней связано.
— Правда? Даже ее одежду?
— Да, хотя у нее было не так много вещей. Она ненавидела тряпки.
— Протест против матери? — предположила я.
— Конечно. Одна любопытная деталь. Она носила только однотонные вещи, никогда никаких рисунков. «Роберто, мне не дают носить пестрых платьев, потому что моя мать считает, что у меня и без того слишком беспокойное лицо», — говорила мне она.
Я засмеялась.
— Какая забавная самокритичность.
— О да, с юмором у нее было все в порядке. Но при этом она была застенчивой. Немногие знали ее истинный характер. У вас ведь тоже есть скрытые качества, о которых можно только догадываться.
Я оставила это замечание без внимания, потому что оно прозвучало как приглашение к флирту. А мне не хотелось уходить от темы.
— У нее было много друзей? — продолжала допрашивать я.
— Нет. Отец отгородил ее от всех. Он очень боялся.
— Чего?
— Потерять ее. Вот вы, Фейт, боитесь что-нибудь потерять?
— Не знаю. Иногда мне кажется, что я больше боюсь того, что уже потеряно.
Мади взял меня за руку.
— Сейчас вы просто вылитая Сэнди, — тихо сказал он.
Я не стала отдергивать руку. Просто посмотрела поверх свечи в его темные глаза, которые неотрывно смотрели на меня.
— Я больше никогда не женился и не имел серьезных связей, — сказал Роберто.
— Почему?
— Вы же сами сказали — слишком многое было потеряно. Вы напомнили мне ее, как ни одна другая женщина.
На глаза у него навернулись слезы. Я протянула к нему руку, и он накрыл ее своей.
— Не знаю, как это объяснить, но все эти месяцы я чувствовала с ней какую-то таинственную связь. Словно я стала ее ангелом-мстителем. У меня такое чувство, что она руководит мной. Я ехала сюда, чтобы распутать ее убийство, но сейчас…
— Что сейчас?
— Не знаю. Сейчас мне кажется, что, скорее, для того, чтобы распутать собственную жизнь.
— Как распутать? Расскажите мне, Фейт.
Он нежно посмотрел на меня, и в этом взгляде я прочла молчаливое предложение помощи.
«Фейт! Ты, кажется, начинаешь терять голову», — подумала я про себя.
— Я хочу знать, почему я выжила, а она — нет, — начала я. — Ей сейчас было бы столько же, сколько мне. Я чувствую, что существует какая-то связь между ее смертью и моей жизнью. Возможно, я успевала вовремя расстаться с мужчинами, которые могли меня погубить.
— И что же это были за мужчины?
— Ну, прежде всего мой отец, который нас бросил, когда я была совсем маленькой. А потом были и другие, после которых мне удавалось не потерять себя, потому что расставание с ними было уже чем-то знакомым и предопределенным. В особенности с одним.
— С кем? — заинтересовался Мади.
— Не важно, — ответила я, стремясь поскорее закрыть эту тему.
— Но вы же вернулись к жизни.
— Возможно, — чуть улыбнувшись, произнесла я. — Иногда я в этом не совсем уверена.
— Так кто же был тот человек? Скажите мне.
— Какая разница? Он был писатель.
— Он плохо с вами обращался?
— Не нарочно. Просто он был со мной самим собой.
Мади выпустил мои руки и придвинул свой стул поближе ко мне. Потом осторожно погладил меня по щеке тыльной стороной ладони.
— Какая у вас нежная кожа, — сказал он, отводя назад мои волосы. — И такие маленькие изящные ушки.
Наклонившись, он поцеловал меня в шею.
После второй бутылки мы перенеслись в призрачный мир иллюзий, где существовали только взгляды, прикосновения и стук сердец. Во всей Вселенной остались только мы двое и те дивные ощущения, что возникали при малейшем физическом контакте. Все остальное кануло в небытие, оставив по себе лишь смутные воспоминания. Мы, как считают буддисты, превратились в какую-то иную сущность, подчиняющуюся лишь нашему взаимному влечению. К концу ужина, выпив изрядное количество вина и сказав друг другу слишком многое для такого короткого знакомства, мы уже знали, что станем любовниками.
Когда далеко, за полночь мы вышли из ресторана, на улице было совсем холодно и темно. Роберто обнял меня за талию, и мы молча пошли к машине. Она промерзла и не сразу завелась. Мади сделал попытку прижать меня к себе, но между сиденьями торчал рычаг коробки передач. Я придвинулась как можно ближе к нему, не задумываясь, куда мы едем. Вокруг было темно. Я закрыла глаза и погрузилась в приятную алкогольную истому.
Через некоторое время машину стало слегка трясти, словно мы ехали по целине. Я выпрямилась и посмотрела в окно. Мы свернули с шоссе на посыпанную гравием дорогу, по обе стороны которой возвышались темные деревья.
— Где мы? — сонно спросила я.
— Мы едем ко мне домой. Что-нибудь не так?
Он быстро взглянул на меня. Я молча смотрела вперед. Машина начала подпрыгивать на ухабах, и я вцепилась в панель, чтобы сохранить равновесие.
— Прошу прощения за неудобства, но я нарочно не ремонтирую дорогу, чтобы отпугнуть посетителей, — усмехнулся Мади.
— Как далеко ваш дом от Броукенриджа?
— Три мили по прямой. По дороге получается больше.
Он переключил передачу и повел машину по пологому холму. Внезапно подъем закончился, и мы оказались на ровной площадке. На фоне неба возникли очертания одноэтажного фермерского дома, над крыльцом которого горел одинокий фонарь. Затормозив у входа, Роберто помог мне выйти из машины, крепко взяв меня за руку. Когда мы поднимались по лестнице, у меня все поплыло перед глазами. Моего спутника тоже слегка пошатывало.
Простой одноэтажный дом был построен из грубо отесанных бревен. Роберто открыл входную дверь и потянулся к выключателю, с трудом удержавшись на ногах. После ночного холода очутиться в тепле было особенно приятно. Едва я вошла, Роберто прижал меня к себе, и мы долго обнимались. Я ждала, что он меня поцелует. Мне этого очень хотелось. Подняв лицо, я в упор посмотрела на него.
— Как я хочу тебя, Фейт, — прошептал он.
Наклонившись, он легко коснулся меня губами. От него сильно пахло вином. Я вдруг осознала всю нелепость ситуации — мы оба пьяны и не очень соображаем, что делаем. Я заехала в какую-то глушь с человеком, которого едва знаю и которого совсем недавно подозревала в убийстве. Эта мысль вдруг молнией пронзила мой затуманенный алкоголем мозг, разрушив все колдовские чары. Когда Роберто начал меня целовать, я отшатнулась, но это только распалило его. Обхватив меня за плечи, он впился мне в губы. Я вскрикнула от боли и попыталась вырваться, но Роберто только крепче сжал меня. Я стала мотать головой, пытаясь уклониться от поцелуев.
— Перестаньте! Мне больно! — закричала я.
Внезапно он отпустил меня, подняв руки вверх. Мне показалось, что он меня сейчас ударит, но итальянец лишь яростно вцепился в свою шевелюру. Я застыла, с трудом переводя дыхание. Он посмотрел на меня. Лицо мое горело от волнения. Я потрогала свои губы. Они болезненно распухли.
— Простите! — резко бросил Роберто и вышел из комнаты.
Меня забила дрожь. А вдруг он и вправду убийца? Его отсутствие дало мне возможность успокоиться, перевести дух и немного оглядеться.
Я стояла в большой комнате с дощатым дубовым полом и огромным каменным камином. Обставлена она была весьма скудно. На бревенчатых стенах висели четыре старинных индейских одеяла, аккуратно прибитых гвоздями. У камина стояли потертый кожаный диван и полотняные шезлонги. Комнату украшали индейские горшки и корзины и несколько других сувениров — деревянная кукла, изображающая духа качина, перуанская флейта, копье. Картину довершала самая современная техника — музыкальный центр, огромный телевизор, видеомагнитофон и множество аудио — и видеокассет и компакт-дисков, аккуратно разложенных на стойках.