они и наш городок. Думаю, тут без вмешательства Чернова не обошлось. Он сказал, что заберет их отсюда и пристроит в самый худший детский дом в каком-то богом забытом месте. Я уже прикипела к ним, полюбила их, если бы ты только посмотрел на них, они бы сразу понравились тебе, ‒ я снова зарыдала, вспомнив близнецов.
‒ Ну, ну, тише, успокойся. Раз решила, так тому и быть. Моя дочь не смогла бы впустить в свое сердце чужих детей, если бы они не были этого достойны. С Черновым мы разберемся, он навсегда забудет сюда дорогу.
Некоторое время мы просидели молча. Папа поглаживал меня по голове, как маленькую девочку, я себя таковой и чувствовала.
‒ Ничего, мы со всем справимся. Только я одного не понимаю, чем тебе его дочь не угодила? Ты же любишь детей, никогда не смешивала свои отношения к их родителям и пациентам в одну миску. И с родителями ты без надобности не общаешься. Так осмотри девочку без его присутствия, и пусть твой Чернов уматывает к себе обратно в столицу.
‒ Не могу я, ‒ я отстранилась от отца и склонила голову, ища на полу хоть что-то, за что могли бы зацепиться мои глаза, только не встречаться взглядом отца.
‒ Почему не можешь? Ты что-то скрываешь от меня? Только не говори мне, что имеешь какое-то непосредственное отношение к его дочери. Ева?! ‒ грозный голос отца заставил меня поднять голову и слегка повернуться всем телом в его сторону.
Папа не любил, когда от него что-то утаивали, что в последующем могло причинить вред его семье. Личные тайны и секреты его не интересовали, если я сама не решилась поделиться с ним, он не вмешивался, наблюдал со стороны. Но все, что могла задеть его или его семью, он должен был знать неотлагательно. И на этот раз он от меня не отстанет, пока я не расскажу ему все. Ну, почти все.
И я начала свой рассказ.
‒Помнишь то время, когда мы расстались? Он бросил меня без объяснений и укатил в Москву, строить свою жизнь и будущее. Я сильно переживала из-за этого. Но не только из-за того, что он ничего мне не сказал и исчез, тогда я была беременна. От него. И сделала аборт. Я не думала, что ты останешься рядом со мной и удочеришь меня. Помнишь, я болела, с постели не вставала. Ты грешил на грипп, но мне тогда было так тяжело, что любой шаг доставлял невыносимую боль. Еще тогда я узнала, что у меня больше никогда не будет детей. Срок был уже большой, да и врач спешила, ошиблась. Мои поездки за границу были связаны с этим, ездила туда обследоваться, а не опыта набираться у иностранных коллег, как я тебе говорила. Все врачи во всех клиниках твердили одно и то же. Я никогда не смогу стать матерью. Вроде смирилась с этим, но встреча с близнецами открыла мне глаза. Решила, что смогу спасти две детские души, подарить им семью, хоть и неполную, и свою безграничную любовь.
Папа не перебивал меня и не смотрел в мою сторону. Его глаза были нацелены вперед, и я не могла видеть чувства, отражавшие в них. Молчание отца меня беспокоило.
‒ Я мог бы быть дедушкой, ‒ все, что он выговорил после моего признания.
Ни тебе ругательств, ни обвинений, ни взглядов, предвещающих ничего хорошего.
‒ Почему ты не сказала об этом тогда? Я бы помог тебе решить все проблемы, если бы только ты сказала мне всю правду. Как ты со всем этим справилась?
Отец все еще не смотрел в мою сторону, словно разговаривал с пустотой, или с моим призраком. Он корил себя, что не смог мне помочь тогда, что не догадался о моих проблемах и решил их не он. Ему было больно от того, что я не доверилась ему и не обратилась за помощью. Но тогда он был для меня почти чужим человеком, мужем моей мамы, мне — отчимом. Прекрасным человеком, который в свое время делал все возможное, чтобы подружиться со мной и быть для меня опорой, и в конце стал моим отцом, хоть и не родным.
Я не жалела ни разу, что согласилась на удочерение, хоть уже была достаточно взрослая для этого. Да и все знакомые во дворе крутили у виска, когда видели нас вместе. Сколько было жалоб и козней со стороны друзей и соседей, сколько психологов я прошла, не сосчитать, но мы справились со всем и стали семьей.
‒ Пап, это все уже в прошлом. Ты ни в чем не виноват, и не должен себя корить. Наоборот, ты спас меня, подарил мне свою любовь, стал для меня настоящим отцом, заставил поверить в людей, сделал из меня человека. Я справилась со всем только с твоей помощью и поддержкой, твоя вера в меня заставляла идти вперед и не отступать ни перед чем. Из-за тебя я смогла стать той, о которой известно даже в столице. Мне не хочется тебя подвести. Обещаю, я со всем справлюсь. И ты станешь дедушкой, хоть и внуки будут не родные и слегка подросшие, так что чепчики им не понадобятся, ‒ теперь пришла моя очередь сжимать его руку.
Отец посмотрел на меня, и на его щеках я увидела две влажные полоски. Суровый военный плакал, не скрывая своих слез.
‒ Пап, ну ты чего? ‒ я обняла отца.
‒ Я хочу увидеть их, ‒ он быстро вытер свое лицо. ‒ Хочу посмотреть на них хотя бы одним глазком. И подниму все свои старые связи, но твой Чернов обломает свои зубы. Мы с тобой вдвоем кремень!
Дальше я рассказывала ему о близнецах, о Даше и Паше, о четырехлетних малышах, от которых отказалась совсем молоденькая горе-мамаша еще в роддоме. Она подписала документы уже через два часа после родов, когда ей предложили взглянуть на малышей, а через пять она сбежала из своей палаты. Девушка поступила без документов, и никто не кинулся ее искать.
Моя история о них получилась длинной, но и она вскоре закончилась. Папа был взволнован, но держался, чтобы не беспокоить меня. Я принесла ему бокал с коньяком, от которого он попытался отказаться, но моя настойчивость взяла вверх.
‒ Как поступишь с Черновым? ‒ ответа на этот вопрос я и сама пока не знала.
Папа не просто задал этот вопрос. Он догадался о причине моего отказа ему, он все понял без моих объяснений. Все дело было в ребенке, судьбу которого в далеком прошлом я перечеркнула своим единственным словом. Отец еще не знал, что он мог стать дедушкой внучки. И мне надо будет очень сильно постараться, чтобы держать себя в руках, как и отнестись к его дочери непредвзято. Ведь когда-то давно я тоже могла стать матерью для самой прекрасной дочери, которой не суждено было увидеть белый свет. Чернов ‒ отец дочери, второй дочери, которая была бы уже достаточно взрослой и самостоятельной, о которой он не знает ни слова.
‒ Не знаю, но думаю, что придется согласиться на его условия, иначе не стать тебе дедушкой. Я подтвержу старый диагноз, поставленный ее дочери ранее другим врачом, и он уедет из нашего города, и свою дочь заберет. И мы все это забудем, как страшный сон. Павел Николаевич будет рядом, думаю, я справлюсь. Не переживай за меня, ‒ я улыбнулась отцу, но в моей душе бушевал ураган.
Мы помолчали еще немного, каждый думал о своем. Время уже перевалило за полночь. Я поднялась в свою спальню, но в эту ночь сон решил не приходить ко мне. Сколько времени бы я не ворочалась, но уснуть так и не удалось. Воспоминания норовили утащить меня в свой мир и вскоре победили в этом деле. Тогда я была глупой школьницей, которая поверила в любовь в человека, что предал ее без раздумий. И ни разу не оглянулся…
Глава 11
Двумя неделями ранее…
Ева
‒ Ева Александровна, здравствуйте! ‒ директор детского дома поднялась с кресла и встретила меня радужной улыбкой. ‒ Давненько вы к нам не заглядывали.
Еще бы Екатерина Алексеевна не рада меня видеть! С первого моего появления здесь, я помогала им всем, чем могла. И сегодня приехала к ним не с пустыми руками, точнее, хотела уехать отсюда с мыслями о том, что скоро буду не одна. Директор данного заведения должна была мне помочь в этом вопросе, как никто другой.
‒ Здравствуйте, Екатерина Алексеевна. Вы же знаете про мою работу, каждый раз не получается вырваться, ‒ я присела на указанный ею стул.
‒ Мы все привязаны к своей работе, мне ли об этом не знать, ‒ она устроилась напротив меня. ‒ Вы к нам как обычно или по делу?
Директор знала про мою слабость к детям, к двум малышам из этого детского дома. Она догадывалась и о том, что я собираюсь сделать, но не подталкивала меня к этому, смиренно ожидая первого шага с моей стороны. Сегодня я готова была сделать его.
‒ По делу, ‒ я положила руки на колени и увидела, что они дрожат.
Сжала их в кулак, пытаясь успокоиться, разжала и заговорила.
‒ Вы же знаете, что я почти полгода хожу к вам и навещаю двух малышек. И вы, и воспитатели нарушали из-за меня много правил, идя мне на встречу, чтобы я могла видеться с ними. Мысль взять ребенка из детского дома посещала меня давно, но я никак не могла решиться. Как можно выбрать одного, того самого, чтобы и душа, и сердце лежали к нему. Думаю, теперь я готова.
Директриса не ответила сразу, смотрела на меня, обдумывая свои слова.
‒ Это очень хорошая мысль. Наверное, не стоит спрашивать, кого именно вы выберете, ‒ Екатерина Алексеевна начала доставать папки одну за другой и складывать их перед собой на столе. ‒ Но будьте готовы к тому, что процесс этот долгий и тяжкий. Многие не выдерживают и сдаются уже на полпути. Учитывая тот факт, что вы не замужем, к вам будет особенно пристальное внимание. Раньше не разрешали одному родителю усыновлять ребенка, теперь можно, но вы хотите сразу двоих.
Суровая на вид женщина пристально посмотрела на меня, но я не собиралась прятать глаза. Это была своеобразная проверка на силу и выдержку, словно проверка на вшивость. И я прошла ее с шиком, гордо поднятой головой и полной решимостью в глазах. Отступать уже некуда и некогда.
Директриса с улыбкой на лице отвела свои глаза и начала протягивать в мою сторону несколько листов, первым их них оказался списком необходимых документов.
‒ Я бы могла помочь ускорить решение по вашему заявлению, когда вы его напишете, но тут другая проблема. Вы хотите взять близнецов, будучи незамужней. Их нельзя разделять, поэтому вам придется еще труднее. Скорее всего, вам откажут. И тут я вам могу предложить только один вариант решения данной проблемы ‒ фиктивный брак. Органы опеки в первое время будут следить за вашей семьей, очень пристально и бдительно, захаживать в гости не предупредив, поэтому найдите мужчину терпеливого и, который согласен на многое, чтобы помочь вам в этом деле. И еще один фактор против вас, это ваш возраст. Вы молоды и здоровы, вполне можете рожать своих детей, поэтому…