– А я за восемьсот. Копию. Я была уверена, что это подлинник!
– Мы оба ошиблись. С Васильевым мне более или менее понятно. Но Шагал? Откуда он у тебя? Эта картина ворованная. Я сам хотел ее украсть.
– Господи, Скрипач! – сообразила она.
– Не понял?
– Питер. Ювелирный салон. Сапфировое колье, – сказала она отрывисто.
– Манеж. Антикварный салон. Пикассо.
– Дядя Боря, – сказали они хором.
– А вот теперь, жена, поговорим, – предложил он, садясь на диван.
* * *
Мальдивы, неделю спустя
– Ловко же он нас развел, – сказал Гера, потягиваясь. Они задремали, лежа на пляже под огромным зонтом. Волны пели им колыбельную.
– Ты опять об этом? – невольно поморщилась Катя. – Пора бы уже успокоиться.
– Нет, ты подумай! Мы подарили этому мошеннику полмиллиона!
– Зато нашли друг друга, – резонно возразила она. – И потом: сами-то мы кто?
– Почему ты мне сразу не сказала? Сколько времени потеряли!
– О чем? Я ведь тебя тоже спрашивала, не носил ли ты очки? Не играл ли на скрипке? Задавала наводящие вопросы.
– Да уж, задавала! – он рассмеялся. – Так задавала, что я забыл счет времени, – Гера потянулся губами к ее груди, едва прикрытой купальником.
– Опять?
– Почему нет? У нас медовый месяц. Секс и умные мысли – вот все, чему здесь можно предаваться.
– Кстати, об умных мыслях. Ты придумал, как в музей попали подлинники?
– Кажется, да. Теперь, когда у меня есть вся информация, картинка сложилась. Я не знал только, куда «дядюшка» пристраивает ворованное. Меня он нашел через Серафима, тебя случайно. Рискнуть решил. Заделался «посредником», изобразив криминального авторитета. Ловко! Но он не знал, что это всего лишь копии, так же, как я и как ты. А подлинники из фонда изъял совсем другой человек.
– И... кто?
– Не переживай, – он лениво потянулся. – С этой стороны нам ничего не грозит. Ты лучше подумай, что нам делать дальше?
– Хочешь со мной развестись? – подозрительно спросила она.
– Еще чего! Терять такое сокровище!
– Запомни: мои родители ничего не подозревают.
– Мои тоже... – он зевнул. – Катя, после того, как я узнал, кто ты, моя любовь к тебе приобрела какой-то особый оттенок. Раньше была неземная, а теперь...
– А теперь?
– Вполне осмысленная.
– Любовь с интересом? То есть с расчетом?
– С восхищением. И преклонением. Ты гениальная актриса. Пара проколов в ресторане, или когда ты со знанием дела разглядывала мою одежду – не в счет. Врешь, как поешь.
– А ты... Ты велел врать своей маме, что ты адвокат! То-то она говорила, что я, богачка, наследница миллионов, тебя, скромнягу, недостойна!
– Ты врала, что живешь в этой ужасной квартире!
– Ты не говорил, что она ужасная!
– Я тебя жалел.
– Ах, ты... – кулаками она уперлась ему в грудь и тут же оказалась снизу. Они ежедневно выясняли отношения с тех пор, как сюда прилетели.
Бороться с ним было бессмысленно. Их ссоры всегда заканчивались одинаково, на ковре, если не удавалось добраться до постели. Или, как сейчас, короткой схваткой на пляже. Они жили в уютном бунгало на берегу океана, и вокруг не было ни души. Поистине это был райский остров!
Они целовались сладкими от кокосового молока губами, ведь пальмы росли прямо над головой. Тела, не обремененные лишней одеждой, всегда хотели любви. Океан был в неизменной готовности смыть усталость, а песок согреть, если вдруг вода покажется прохладной. Они занимались любовью, а между делом строили планы.
Как они будут жить дальше.
Однажды вечером, когда солнце уже село и все развлечения вне бунгало, где они жили, закончились, любимый муж сказал ей:
– Хочешь посмеяться? Мне сегодня пришло письмо от дяди Бори. Я тебе рассказывал о пароле? Роза для Елены Блэйк.
– Посмеяться?!
– Давай отнесемся к этому с юмором. Смотри-ка! «Дядюшка» написал мне под паролем своей дочки! Как же я по нему соскучился!
– Да ты каждый день костеришь его на чем свет стоит!
– Выпускаю пар. На самом деле я зла на него не держу. Он ведь нас с тобой наконец познакомил.
Гера пододвинул к ней ноут:
– Читай.
Перед глазами замелькали строчки.
«Здравствуй, племянничек! На днях я списался с Денисом и выяснил, что все обошлось. А ты хитер! Зря я так поспешно отбыл в Америку. Недооценил тебя. Я слышал также, что ты женился. Что ж, желаю тебе, как говорится, большого семейного счастья! Надеюсь, ты на меня не в обиде. Ведь я тебе помогал ну и сам немножко заработал. Твоя жизнь наверняка теперь изменится, но если ты вдруг передумаешь... Пароль тот же. Через три дня в аэропорту Бостон-Логан, штат Массачусетс. На родину я ни ногой. Учти. Дядюшка».
– И что это значит? – напряженно спросила Катя.
– Он ведь думает, что я впаривал ему копии.
– Как же ты не смог определить, что перед тобой подделки? – ядовито спросила она.
– Во-первых, я их в другом виде и не наблюдал. Во-вторых, за двадцать лет да еще при таких условиях хранения картины вполне натурально состарились. В-третьих, я не эксперт. Это дело сложное и трудоемкое. Ты, кстати, тоже ошиблась.
– Признаю, влетела. Но ведь это нас спасло!
– «Дядюшка», похоже, не знает, на ком я женился, – рассмеялся Гера. – Откуда? А вот взять, да и написать ему... Привет от Кати Семеновой-Голицыной!
Гера развернул к себе ноут.
– Не смей! – схватила она его за руку.
– Почему?
– Мало ли что? Пусть по-прежнему заблуждается, что мы друг о друге не знаем.
– Что ты задумала? – подозрительно посмотрел на нее Гера.
– Пока не знаю. Но на покой мне еще рано. Да с таким партнером!
Он рассмеялся.
– Итак, нас четверо. Ты, я, дядюшка и Зоя. Черт возьми, это же здорово! Вот только разберусь кое с кем в Питере.
– Я тебя люблю.
В последнее время она говорила ему это чаще, чем он ей. Так уж устроены мужчины. Пока они не добились цели, слова любви слетают с их губ легко, зато потом на них висит пудовый замок. Родник, который бил ключом, весь уходит под землю. Женщины же, наоборот, постоянно фиксируют результат. Однажды снятая с их уст печать молчания открывает словесный водопад.
Ей постоянно хотелось говорить ему о том, какой он замечательный. Особенно вечерами, когда вокруг стояла темень и их покой сторожил притаившийся за огромным окном океан. Еще пара дней, и все закончится. Они вернутся в Москву. Потом поедут в Питер, где их с нетерпением ждет Зоя. Потом...
Она не знала, что будет потом. Но что-нибудь они с Герой обязательно придумают...
Питер, конец осени
Громов был счастлив. Странно, стена никуда не делась, ров тоже не засыпан, а преграды между ним и Счастьем больше нет.
Сначала, конечно, все было плохо. Из органов его очень настойчиво попросили. Хорошо, не возбудили дело. Стрельба почти в самом центре Москвы – событие, попавшее во все мировые новости, это из ряда вон. Выстрел был произведен из табельного оружия Валерия Громова девушкой, которую он завербовал. И этого ему не простили. Он посчитал, что еще легко отделался.
Первое время ему было плохо. Он просто места себе не находил. Казалось, что конец света для него случился. А потом этот конец как-то сам собой преобразовался в начало. Начало его безмерного счастья.
Помог ему отец Виолетты. Устроил начальником службы безопасности в солидную питерскую фирму. И, оказалось, Валерий нашел свое место в жизни. Его устраивало все: работа, с которой он великолепно справлялся, зарплата, пусть не космическая, но вполне достойная, даже город, в который он переехал, потому что здесь жила его любимая девушка. Инцидент в отеле для Виолетты обошелся без последствий. Но испугалась она здорово и сильно после этого изменилась.
Маме довольно-таки легко удалось склонить ее к браку с Громовым. Виолетта в силу своей инертности не понимала, как ей следует поступить, какие действия предпринять, чтобы выйти из того состояния, в котором она находилась. Зато ее мать это прекрасно поняла. В конце осени Валерий повел Виолетту в питерский загс.
В скобках заметим, что мать оказалась права. Замужество – это то, в чем ее девочка нашла свое призвание. Виолетта очень скоро родила первого ребенка, и тут оказалось, что она сумасшедшая мать. В прошлое ушли накладные ногти, наращенные ресницы и выбеленные волосы. Туда же ушли туфли на непомерной шпильке, легинсы и мини-юбки. Виолетта, обладающая отменным аппетитом, растолстела еще в период первой беременности и не собиралась сбавлять обороты. Она рожала детей с такой скоростью, что Громов не успевал опомниться.
Его мать была счастлива, отец счастлив: по зеленому газону на их даче, визжа, носились дети. Клубника не успевала созревать, в то время как раньше ягоды доставались воронам. В конце концов детей стало так много, что бабушкам с дедушками приходилось их делить. Одни дети носились по московским газонам, другие топтали питерские, одни ели московскую клубнику, в то время как другие вдохновенно опустошали грядки под Питером. Виолетта толстела, а Валерий худел, тем не менее он был счастлив. Георгий Голицын исчез из его жизни, как дурной сон. Да и не в Голицыне было дело, как оказалось.
Стресс у Виолетты прошел, когда она родила шестого ребенка. Девочку. Было утро. Роды прошли легко, и Виолетта решила слегка перекусить. Она взяла с принесенного нянечкой подноса аппетитный бутерброд, поднесла его ко рту, и вдруг ее рука замерла. Она что-то вспомнила, положила бутерброд обратно и взяла лежащее на тумбочке зеркальце.
То, что она там увидела, ее потрясло. «Где я? Что со мной?» Она с недоумением перевела взгляд в окно. Было утро, и сияло солнце. В палату вошел улыбающийся Валя.
– Девочка, – безразлично сказала она.
– Девочка! – с восторгом повторил он. – Вета, я тебя люблю!
«А я?» – она с недоумением посмотрела на Валю. Он был таким же открытием, как и ее отражение в зеркале. Она вдруг вспомнила, как держала в руке пистолет. И в голове мелькнула запоздалая мысль: «А если бы я все-таки попала?»