На полу толстый персидский ковер, материнская гордость, на котором он в детстве играл у ее ног, а в воздухе до сих пор витает аромат старых книг, пропитавший все его воспоминания.
В груди Натана всколыхнулись совершенно ненужные сейчас чувства.
Сколько же светлых вечеров они провели здесь все вместе, сколько было смеха и радости… А как он любил сидеть у камина, пока отец читал им вслух, а мать сидела за вязанием… Натан вдруг понял, что, оказывается, и в его жизни были счастливые кануны Рождества, но потом все затмили сорванные футбольные матчи, а походы к врачу стали чем-то привычным и обыденным. Перед тем как привычным и обыденным стал страх, заполнивший все пространство, не оставляя места радости и покою.
Неужели все действительно началось с того, что он едва не умер, потеряв сознание во время футбольного матча? Или с того, что матери постепенно становилось все хуже и хуже? Или все же точкой отсчета стала связь отца с Джеки?
Только какая теперь разница?
– Привет, Нат, – тихо поздоровался отец, закрывая за собой дверь.
Разумеется, Мария уже успела подробно рассказать о его болезни, но все равно одно дело слышать и совершенно другое – увидеть все собственными глазами… И Натан вдруг осознал, что больше не может оставаться безучастным.
Потускневший взгляд, темные круги под глазами, иссохшие, ссутуленные плечи…
Натан мгновенно встревожился.
Но он же не хочет вообще ничего к нему чувствовать! И все из-за этой чертовой Рии. С чего ей вообще понадобилось создавать им обоим столько ненужных сложностей?
– Нат, я так рад снова тебя видеть. Рия мне рассказала о твоих приключениях, успехе и могуществе. Я горжусь тобой.
Не в силах говорить, Натан лишь кивнул. Неужели он оказался такой же размазней, как и Рия? Всего одно доброе слово от отца, и язык уже не слушается.
В нем мгновенно вспыхнула дикая смесь обиды, ярости и гнева, испугавшая Натана куда сильнее, чем проблемы с дыханием прошлой ночью.
Стоит лишь позволить одной эмоции поднять голову, как за ней разом хлынут и остальные, а в итоге все опять затмит липкий, всепоглощающий страх.
Он и так уже слишком многое выпустил из-под контроля. А чтобы сохранить этот контроль, ему ни в коем случае нельзя забывать все то, что совсем не хочется помнить и из-за чего ему пришлось уйти из дому и всю жизнь прожить в одиночестве.
– Давай не будем ничего усложнять и открыто признаем, что это всего лишь страх и сожаление, нормальные для человека, застывшего на пороге смерти.
Отец дернулся, как от удара, но на этот раз в душе Натана ничего не шевельнулось. Не было даже удовлетворения удачным выстрелом, а в уголках так похожих на его собственные голубых глаз отца закипели слезы.
– Нат, мне очень жаль, что после ее смерти ты не смог здесь остаться.
Он просто не смог вынести обрушавшейся на него лавины из смеси страха, любви и отчаяния.
– Мне было так больно. Смерть матери, страх повторить ее судьбу… Но ты хоть представляешь, что она должна была чувствовать, узнав, что ты связался с другой женщиной? Ты представляешь, сколько боли ей причинил?
– Я совершил ужасную ошибку, но я не мог просто стоять и смотреть, как она день ото дня угасает. И переполнявший страх толкнул меня к Джеки. А твоя мать… Я сразу ей все рассказал, и она меня простила.
– Не верю.
Усевшись в кресло, отец спрятал лицо в ладонях, а Натан все еще пытался осознать сказанное.
Неужели Жаклин Спеар действительно стала для него тем, чем не могла больше быть мать? Ярким, живым огнем, способным удержать на плаву тонущего в море отчаяния и страха человека? Он всегда считал, что именно отец виноват в судьбе матери, но что, если он всю жизнь ошибался, а на самом деле все было с точностью до наоборот?
Что, если, увидев, что мать потеряла всякую волю к жизни, отец и потянулся к Джеки? Предательство все равно оставалось предательством, но разве Натан не успел на собственном опыте узнать, что способен сотворить с человеком страх? Как он выворачивает наизнанку все чувства и стремления?
– Я не вправе тебя винить в недоверии. За эти годы я о многом успел пожалеть, но больше всего я жалел именно о том, что оттолкнул тебя собственной трусостью.
– Но если ты действительно жалел, зачем ты притащил сюда Джеки с Рией? Что это, если не оскорбление памяти Анны?
Вытерев лицо трясущимися руками, отец посмотрел Натану в глаза.
– Я совершил настоящую гнусность и потом много лет не мог заставить себя не только жениться, но и вообще смотреть на Джеки. Она стала величайшей ошибкой моей жизни, но я не мог сделать ничего, что повредило бы Рии. Я не мог просто взять и отвернуться от ребенка, отчаянно нуждавшегося в заботе и опеке, а Джеки… Тогда она все никак не могла оправиться от развода. Именно страх свел нас вместе. А Рия заставила меня задуматься, как мне следовало бы вести себя с тобой. Заботясь о ней, я как бы пытался искупить перед тобой вину.
Не в силах говорить, Натан лишь молча кивнул, радуясь, что из всей этой лжи и обманов родилось хоть что-то хорошее.
Потому что человек, смотревший на него больными глазами и взявший на себя заботу о чужой дочери, был ему знаком. Именно таким он запомнил отца до того, как все пошло под откос.
– Поэтому ты и подарил ей поместье?
– Я не имел ни малейшего представления, что с тобой стало и как тебя найти. И, почувствовав, что умираю, я решил, что лучше всего оставить его именно ей. Рия всем сердцем любит дом и землю. Совсем как Анна. А когда я все потерял, именно Джеки и Рия помогли мне обрести новый смысл. Думаю, справедливо, что теперь она здесь полноправная хозяйка.
Не в силах справиться с переполнявшими его чувствами, Натан снова покачал головой. Мама всегда была доброй и великодушной и наверняка не стала бы возражать, чтобы ее дом перешел к Рии. Но сам он таким не был и не мог просто уйти, оставив единственное место, которое хоть что-то для него значило, другому человеку.
Потому что тогда в его жизни вообще не осталось бы ничего значащего.
– Я готов заплатить любую сумму, но этот дом принадлежит мне. Раз она тебя слушается, скажи, чтоб перестала со мной играть и подписала бумаги.
– О чем ты? – нахмурился отец.
– Я попросил ее продать мне поместье, но она потребовала, чтобы сперва я с тобой встретился. И остался здесь на два месяца.
– Понятно. – Отец снова опустился в кресло.
– Что случилось? – бросился к нему Натан. – Тебе снова плохо?
– Нет. Я… – Роберт устало вздохнул. – Я тоже слишком много всего от нее хотел. Когда Рия сказала, что ты вернулся, я велел ей сделать что угодно, чтобы тебя задержать. Но раз уж все так обернулось, скажи, что ты останешься хотя бы до свадьбы.
Как же сложно бороться с чувством долга, видя вспыхнувшую в усталых глазах надежду. Но, похоже, придется признать, что сам он нужен отцу так же сильно, как и отец ему.
Но отец никогда не был один. Благодаря Рии.
Чем сильнее он старался поступить правильно и бороться с искушением, тем сильнее она вплеталась в его жизнь.
Натан встретился с отцом взглядом:
– Я уже решил, что останусь на свадьбу.
Лицо Роберта сразу же озарилось радостью, и он крепко схватил его за руку:
– Вот и замечательно! Поселишься у нас дома? Анна была бы…
Но Натан покачал головой.
Как бы он сейчас хотел согласиться, вновь впустить отца в свою жизнь, рассеяв въевшееся в душу одиночество…
Но поместье – единственное место в мире, что для него хоть что-то значит и которое всегда будет напоминать ему о скоротечности жизни и страхе, способном в считаные дни превратить тебя из человека в собственную тень.
Потому что Натан до сих пор помнил тот страх и те слова, что так и не сказал отец, пытаясь спасти и уберечь сына. Всеподавляющий, не оставляющий ни на секунду липкий страх, который он так и не сумел заглушить ненавистью и злостью.
Последний год мама неумолимо день за днем таяла, иссыхая на глазах, сводя с ума отца и наполняя сердце Натана страхом за собственную жизнь. Она перестала бороться и позволила болезни взять над собой верх, думая лишь о том, что ее дни сочтены.
И в итоге, лишив себя всякой радости, мама сама свела себя в могилу.
Отец крепко стиснул ему плечи:
– Нат, ты столько всего добился. Ты никогда не повторишь…
Натан судорожно сглотнул. Как, оказывается, отец сумел понять его даже без слов.
– Верно, не повторю. И именно поэтому я и не могу тут остаться.
– Я на все готов. Я никогда…
Крепко сжав старческие руки, Натан невесело улыбнулся, а перед глазами у него так и стояла Рия.
– А вот я в своей готовности не уверен.
Осознав свои рамки, Натан одновременно осознал, что Рия была для него опаснее всех женщин, с которыми его когда-либо сводила жизнь. Он и так уже успел нарушить слишком много собственных правил и начал излишне беспокоиться о ее благополучии.
Нельзя больше рисковать.
Нельзя, чтобы общество женщины стало для него дороже всего на свете, породив неизбежный страх разлуки.
Он ни за что этого не допустит.
Всю следующую неделю Натан каждый день исправно навещал поместье, встречаясь с отцом, который, словно желая подарить сыну новые воспоминания, связанные с домом, упрямо твердил, что слишком слаб, чтобы куда-либо ехать. И Натан послушно день за днем подчинялся старческим капризам, находя в этом какую-то особую светлую радость.
И если бы не Рия, эти вечера стали самыми теплыми и умиротворяющими за долгое-долгое время.
Каждый раз он надеялся снова ее увидеть, но каждый раз у нее находились какие-то дела, требующие неотложного внимания и присутствия в другом месте. Отчаявшись столкнуться с ней у отца, Натан даже пару раз наведался в офис «Треволога», но и там ее не было.
Подозревая, что она намеренно от него прячется, а отец и слуги ее покрывают, Натан даже обошел все поместье и прилегающую территорию, но так и не сумел ее отыскать.
Но разве бывают такие совпадения?