– Скажите, Ларч, как вам удалось выжить?
– Чистое везение, мой генерал. Журналисты раздули шумиху на пустом месте.
– Зовите меня Билл, как все друзья.
– Я не посмею.
Дэвис, как и большинство членов клуба, учился в колледже Магдалины и изъяснялся на оксфордский манер – чревовещал, не шевеля губами. Общеизвестно, что именно так говорят британские аристократы. Генералу понравилось, что я разделяю его отношение к «этому правительству тупиц», и он спросил, что я думаю об экономической ситуации и путях выхода их кризиса. Разговор шел в дружеском тоне, и я почти поверил, что мы не бывшие командир и подчиненный, а старые друзья, – конечно, если допустить, что какой-то Ларч может быть в подобных отношениях с Дэвисом, потомком Дэвисов из Бересби в графстве Кент. Тех самых Дэвисов, которые ходили в Крестовые походы под знаменем Вильгельма Завоевателя, были министрами, генералами и лордами Адмиралтейства. Пятнадцать членов фамилии остались лежать на полях сражений: Джеймс Дэвис погиб на глазах у Веллингтона[60], а Эдмонд Дэвис был адъютантом Монтгомери[61]. В роду Дэвисов старший сын всегда становился генералом и пэром королевства, а Уильям Дж. Дэвис запрос то общался с рядовым лейтенантом.
Наша беседа продолжалась довольно долго, потом Дэвис посмотрел на часы и сказал:
– Мне пора. Я имею несчастье идти сегодня в театр. Моя супруга обожает балет. Вы женаты, Ларч?
– У меня есть подруга.
– Будет славно, если вы как-нибудь приедете к нам в поместье на уик-энд.
– С превеликим удовольствием… Простите, мой генерал, но вы, кажется, хотели сделать мне предложение?
Он хлопнул себя по лбу:
– Ну конечно! Идемте.
Мы покинули клуб и направились в сторону Кенсингтона. Генерал часто останавливался, будто специально тянул время, чтобы опоздать к началу спектакля, так что мы целый час пересекали Гайд-парк.
– Пять лет назад мы с друзьями создали ассоциацию и назвали ее «Дети Гулливера». Слышали о ней?
– Увы…
– Мы занимаемся молодежью из предместий – теми, кто не может вписаться в нормальную жизнь общества, не имеет профессии, не знает, чем заняться, чье будущее более чем туманно. «Гулливер» пытается привить им трудовые навыки, учит строить планы, уважая при этом каждого отдельного гражданина Великобритании. Ассоциация преследует благородную цель – не позволить юношам и девушкам стать маргиналами, жить на пособие или подачки благотворителей.
– В чем заключается конкретная работа?
– Во все времена спорт выявлял в людях лучшее, старина. Мы организуем спортивные мероприятия на природе, формируем команду, снабжаем формой и инвентарем. Паркур по незнакомому лесу требует от участников взаимопомощи и преодоления себя. Добавьте велосипедные прогулки, альпинистские восхождения, сплав на каноэ… Руководил «Гулливером» один ирландский ветеран – возможно, вы его знали, Стреттон, – и делал это отлично. К несчастью, в конце месяца он нас покидает.
– По какой причине?
– Ни за что не поверите! Этот славный человек уезжает с женой в Балтимор – она получила новое назначение, в ее-то возрасте! Просто невероятно… Теперь мы ищем замену. Вы – идеальный кандидат, для меня это совершенно очевидно. Правда, есть одна проблема: должность не слишком хорошо оплачивается. Сами понимаете – добровольная ассоциация. Мы живем за счет щедрости благотворителей и не сможем предложить вам высокий оклад.
Дэвис остановился и посмотрел на меня, вопросительно вздернув бровь, и я подумал – вот ведь глупость! – что ему пошел бы монокль.
– Что скажете, старина?
Вечером мы пригласили Сьюзан поужинать в ресторане. Узнав, что я нашел работу, Хелен так обрадовалась, что расцеловала меня и заказала еще бутылку сансерского: «Нужно отпраздновать!» Я в деталях повторил предложение Дэвиса, и она нашла его вдохновляющим, но задала «неудобный» вопрос:
– Что насчет оплаты?
Услышав цифру, Хелен встревожилась:
– В неделю?
– Нет, в месяц, но все мои расходы за счет ассоциации.
– Это гроши, Том!
– Мне впервые предложили по-настоящему интересную работу, на которую стоит тратить душевные силы. Я не смогу сидеть в кабинете за компьютером, кроме того, Дэвис – потрясающий человек. И мы давно знакомы.
Она улыбнулась и подлила себе вина. В этот момент появилась Сьюзан, перекрасившаяся в пепельную блондинку, что удивительно ее молодило. Продюсер была в ярости: ей пообещали устроить сенсационное интервью, но посредник заломил несусветную цену. Хелен решила отвлечь подругу рассказом о моей будущей работе, и Сьюзан неожиданно вдохновилась:
– Отличный сюжет для документалки, тебе так не кажется?
– Может быть… – уклончиво ответила Хелен.
– Гулливер – очень английский герой, – продолжила Сьюзан, обращаясь ко мне.
– Правда? Я видел фильм в детстве и почти ничего не помню.
Так началась моя новая жизнь. Я считал везением работу с Дэвисом. Мы редко виделись и потому отлично ладили. Всю неделю он жил в своем замке в Кенте, а понедельники проводил в Лондоне. Я коротко отчитывался о продвижении проектов, если возникала трудность, требующая его вмешательства, он сначала выслушивал мое предложение и, как правило, находил его верным. Дэвис занимался администрированием и счетами, все остальное было в моем ведении. Мой предшественник Стреттон хорошо поработал, так что мне оставалось поддерживать связь с местными общинами и советами городских округов.
Хелен так и не смирилась с моим решением и продолжала рассматривать работу в «Гулливере» как временную. Она считала ассоциацию этапом, необходимым военному человеку, чтобы «акклиматизироваться» в реальном мире и снова научиться жить своим умом. Она все время устраивала мне встречи с «полезными» людьми. Приглашала на ужин какого-нибудь большого начальника в надежде, что он предложит мне должность. Заканчивались такие встречи одинаково: задав три вопроса, очередной босс с завистью в голосе сообщал, что завидует мне, и начинал объяснять, как скучно день за днем воспевать достоинства дезодоранта или собачьих галет, анализировать Excel-таблицы и рвать на себе волосы из-за падения биржевого курса акций на один пенс. Если кто-нибудь предлагал мне встретиться еще раз и поговорить, я неизменно отвечал: «Конечно. Но позже, сейчас я готовлю велопробег по Шотландии для парней из Кройдона» или «Обязательно, как только организую поход в горы Коннемары с ребятами из Лидс».
Хелен пришла в восторг, когда Гарри Кларкс из «Беннет, Кларкс и Кулидж» поручил мне организовать поход-приключение для трехсот пятнадцати сотрудников своего агентства. Он хотел, чтобы они потели и мучились – короче, «рвали задницу» (его выражение). Я не был уверен, что справлюсь, посоветовался с Дэвисом, и он ухватился за эту возможность.
Однажды на нашем горизонте снова возник продюсер-валлиец Ален Бейл. Он назначил свидание в ресторане итальянской молекулярной кухни с заоблачными ценами. Бейл сообщил, что встречался с агентом Джонни Деппа, тот видел фильм Хелен и дал принципиальное согласие «воплотить мой образ» на большом экране. Сьюзан издала восторженный вопль, а Хелен не истово захлопала в ладоши. «Джонни, – продолжила Сьюзан, – хочет встретиться с тобой и обсудить характер будущего героя. Ален вел торг с двумя крупнейшими голливудскими студиями, но склоняется к „Метро-Голдвин-Майер“, которая предложила головокружительный бюджет!»
Немного успокоившись, продюсер огляделся по сторонам, убедился, что никто не подслушивает, сделал нам знак придвинуться ближе и сообщил театральным шепотом:
– Пятьсот тысяч…
– Потрясающе! – воскликнула Хелен.
– Они покупают права на документальную ленту и название «Обмани-Смерть». Ты получишь чек на сто тысяч, Сьюзан.
– Красота!
Все трое уставились на меня, изумляясь, что я сохраняю невозмутимость.
– Пятьсот тысяч фунтов?
У Хелен округлились глаза.
– Долларов, милый. За право экранизации. Это роскошное предложение.
– Понятно…
– Мы наверняка сможем получить процент от проката, – поспешил добавить Ален, заметив, что я не впечатлился. – Мы только начали переговоры.
– Я должен подумать.
В такси, по пути домой, Хелен назвала меня «гигантом». Когда любимая женщина пускает в ход такой эпитет, вы ощущаете незнакомую доселе гордость, хоть и пытаетесь не подавать вида.
– Ты был прав, милый, и проявил находчивость.
– Мне действительно нужно все обдумать, Хелен.
Неделю спустя она сказала, что я все время ее разочаровываю, и выглядела при этом рассерженной. Случилось это после того, как я объявил, что ничего не стану подписывать и мне нет дела до Джонни Деппа и Голливуда.
– Пятьсот тысяч, Том, ты что, не понимаешь?! Да ты за двадцать лет не заработаешь таких денег в своей тухлой ассоциации! Тебе следует подумать о будущем, о деньгах на старость… Жизнь на пенсии может быть очень тяжелой, если не откладывать, уж ты мне поверь. Мы наверняка сможем поднять цену.
– Прости, Хелен, эта история тяжело мне далась, и я не хочу, чтобы кто-то «переносил ее на экран», как выражается Бейл. Наша жизнь в пустыне совсем не напоминает кино, поверь мне на слово. Там остались мои друзья. Я их никогда не забуду и уж конечно не стану торговать воспоминаниями. Нужно подвести черту под историей о человеке по прозвищу Обмани-Смерть, иначе я никогда от нее не избавлюсь. Я выбираю другое направление, а глупую легенду оставляю в прошлом.
– Ты совершенно лишен честолюбия, Том.
Я не сразу понял, что сама Хелен вовсе не бережлива. Она великодушно помогала двум подругам, попавшим в тяжелую ситуацию, точно зная, что те никогда не вернут ей долг, и на пару со Сьюзан финансировала амбулаторию в Уганде. Ее настойчивость объяснялась желанием позаботиться о моих интересах. Думаю, Хелен подсознательно стремилась защитить меня: когда-то давно, после ухода отца, ее семья впала в крайнюю нужду, и даже успех, которого она добилась, не прогнал застарелый страх. Судить человека по внешности – пустое дело, эта банальная истина известна всем и каждому. По натуре Хелен была легким человеком с хорошим чувством юмора, но доминантой ее жизни всегда оставалась работа. Она вечно что-то монтировала, снимала репортажи, билась за право первой взять интервью. Повседневность Хелен заключалась в работе, и абстрагироваться ей было очень нелегко. Размолвки у нас случались редко, и мы быстро мирились, Хелен не держала на меня зла, а ночные объятия врачевали тела и души.