– Вы не облагодетельствуете тысячи несчастных. Почему именно этот парень, а не другие?
– Возможно, один из тысячи сумеет вырваться из этого ужаса, остальных будут эксплуатировать до самой смерти. Я способен помочь только деньгами, пусть этот мальчишка поест досыта или купит что-нибудь нужное. Он ведь наверняка неграмотный, ему трудно, да что там – невозможно! – найти свое место. С десяток ребятишек стояли поодаль, не решаясь подойти.
– Многие ли сумеют выкарабкаться, господин Банерджи? Шансов у них ноль. Вы о них позаботитесь? Ах да, я забыл, они же неприкасаемые!
– Ну так отдайте все, что у вас есть, но помните: их так много, что деньги очень скоро кончатся, а когда это случится, не рассчитывайте, что они придут к вам на помощь!
Я открыл бумажник, достал еще пятьдесят долларов и знаком подозвал детей. Они смотрели недоверчиво, потом самый отчаянный – лет семи-восьми, не больше – опасливо приблизился, схватил деньги и убежал.
Остальным я раздал деньги по очереди, и они мгновенно улетучились.
Из окна кабинета Банерджи был виден купол Парламента, он вырисовывался в тумане, как далекая гора. Я отправился на поиски дома моего детства в квартал министерств и посольств, надеясь, что не ошибся направлением, прошел по горделивым проспектам, где не было толп народа, где шум и грохот уличного движения не бил по ушам, и передо мной возник старый город. Потрепанные рикши, бездомные, коровы, собаки, безумные скутеристы, тяжело груженные тележки… Из Старого Дели я вернулся в новый город, выстроенный в шахматном порядке, где надеялся найти следы своего прошлого.
Я обследовал ось восток – запад, но дома не нашел. Память наотрез отказывалась выдать подсказку, и я позвал рикшу. Несмотря на поздний час, движение было плотным, магазины и лавки работали, из переполненных ресторанов неслась громкая музыка. Воистину этот город никогда не спит…
Вернувшись в Индию, я чувствовал себя пленником заколоченного наглухо ящика, мне не хватало физической активности, поэтому каждый вечер совершал долгие пешие прогулки. Бороздил Нью-Дели во всех направлениях, расширив зону действий на много кило мет ров вокруг Парламента, но ничего не добился. Ход моих рассуждений был следующим: даже если дом снес ли, я наверняка узнаю проспект, где он стоял. Я ошибся, но не отчаялся, перенес поиски на примыкающие улицы, но опять потерпел неудачу.
Я надеялся, что Абхинав Сингх сообщит мне полезную информацию об Алексе, но ничего нового не узнал. Спал он всегда вполглаза, вскакивал, когда я возвращался, и предлагал мне стакан своего жуткого чая. Я соглашался, и мы засиживались за беседой до утра. Абхинав разочаровался, узнав, что я не исповедую ни одну из религий. Это казалось ему абсурдом. Он находил сему факту единственное объяснение: религию англичанам принес не святой, а сексуально озабоченный монарх. Сингх хотел, чтобы я пошел вместе с ним в сикхский храм и попробовал проникнуться его духовностью, как сделал Алекс. Возможно, там на меня снизойдет божественная благодать, и я обрету мудрость и душевный покой.
Наступило утро. Погода обещала быть великолепной, и я чувствовал возбуждение, предвещавшее важные события. Газеты напечатали объявление. Я был убежден, что это разблокирует ситуацию и мы получим информацию о том, что случилось с Александром Рейнером. Выйдя из дома, я не стал брать такси: водитель притормозил, увидев пешехода в нищем квартале. Я бодро шагал по улице, и тут кто-то дернул меня за рубаху. Я обернулся и увидел улыбающееся лицо парнишки-индуса в белой рубашке, джинсах и бледно-розовых кедах. Я смотрел на него, силясь узнать, и не узнавал.
– Здравствуйте, сэр.
И тут я наконец вспомнил подростка, которому неделю назад дал пятьдесят долларов. В новой одежде, с вымытой, хорошо подстриженной головой, он был неузнаваем и выглядел моложе. На руке у него красовались водонепроницаемые часы. Я поинтересовался, как он меня разыскал, в ответ получил насмешливую улыбку и повторил свой вопрос на хинди. Парень очень удивился:
– Вы говорите на нашем языке?
– Как тебя зовут?
– Дарпан. А вас?
– Я Том. Фамилия у тебя есть?
– Не знаю… Наверно, нет.
– Где твои родители?
– У меня их никогда не было.
– Ты следил за мной?
– Хотел узнать, кто вы и где живете.
– Чем еще занимался?
– Купил одежду, часы и нашел работу.
– Какую?
– Мою машины в гараже.
– Сколько тебе лет, Дарпан?
– Тринадцать. А может, больше.
– У тебя сегодня выходной?
– Я бросил. Хозяин не хочет платить. Он меня кормит, разрешает ночевать в гараже и говорит: «Зачем тебе деньги?» Вот я и ушел.
– Можешь ночевать у меня.
– Мне нужно работать.
– Ладно, я тебя нанимаю.
– Зачем?
– Станешь моим помощником.
– И платить будете?
– Сколько просишь?
Дарпан смотрел недоверчиво, как будто сомневался в серьезности моего предложения и честности намерений.
– Пятьдесят долларов в месяц.
– Договорились. Читать умеешь?
– В школу я не ходил.
– Тебе обязательно нужно учиться.
– Я уже взрослый, и не чтению должен обучаться, а деньги зарабатывать.
– Начнешь учиться читать, будешь и за это деньги получать.
– В школу не пойду, я уже слишком старый.
– Мой помощник обязательно должен уметь читать.
Я познакомил Дарпана с Абхинавом Сингхом в надежде, что старый учитель согласится поработать над мальчишкой. Совершенно неожиданно для меня Абхинав отказался. Я отвел его в сторону и попросил объяснений.
– Все уличные дети – воришки. Они похожи на голодных скворцов. Не знают, что такое почтение. Стоит отвернуться, как они тут же что-нибудь стащат. Только это и умеют делать. И ваш парень так же поступит со мной. Или наведет своих дружков. Я человек небогатый и не хочу, чтобы у меня забрали последнее.
– Дарпан так не поступит, господин Сингх, я в этом уверен. А если, не дай бог, что-нибудь случится, я все возмещу. И буду платить за уроки. Нужно дать человеку шанс. Вы ведь были учителем… Пятьдесят долларов в месяц?
На подходе к Коннот-Плейс я услышал яростное гудение машин, потом увидел рикш, которые тянули шеи, выглядывая, что там впереди, почему застопорилось движение. Правой рукой они жали на клаксоны, как водители легковушек и автобусов, заблокированных на площади демонстрацией. Вернее, своего рода демонстрацией – без транспарантов и знамен, лидеров и лозунгов. У собравшейся толпы была одна-единственная цель – попасть в здание, где находился офис Банерджи. Сотни индийцев занимали весь тротуар и мостовую перед входом. «Мне снится кошмар… Сейчас я проснусь…»
Виджей Банерджи был прав: я не представлял, какую бурю посеял. Мы неделю готовились к публикации, открыли десять дополнительных телефонных линий, но обрушившееся на нас цунами превзошло худшие ожидания. На хинди объявление появилось в четырех ежедневных газетах и в двух – на английском. Целая полоса с тремя цветными фотографиями Алекса – слегка подретушированными, бесплатный номер телефона, адрес агентства Банерджи, его мейл и обещание выплатить тысячу долларов за полезную информацию. Виджей попытался откреститься от моей затеи, сообщив о ней Ричардсону, и мне пришлось надавить на помощника Рейнера. Я сказал, что хочу получить отмашку от Малкольма, и Ричардсон успокоил сыщика, посулив существенно повысить ему гонорар. Помощь Банерджи была мне совершенно необходима, и я уступил в размере награды и количестве газет, где будет опубликовано объявление. Мы натаскали человек двадцать добровольцев из школы детективов, чтобы они сутки напролет принимали звонки, сортировали письма и сообщения, и весь этот молодняк – в отличие от Виджея – нашел идею крутой.
Деньги с карточки Алекса снимали все так же регулярно: каждую неделю, по пятьсот долларов. Некоторые банкоматы были оборудованы камерами, и нам уда лось достать снимки, сделанные в южной части Дели во время предпоследней операции. Некто в черной, надвинутой до носа шляпе и джинсах, предположительно женщина, фигурирующая на многих фотографиях рядом с Алексом.
– Что вам известно о подруге Алекса? – спросил я у Виджея.
– Ничего. Она не была его подружкой в общепринятом смысле этого слова, и мы не пытались идентифицировать ее личность.
– Почему?
– Они не жили вместе. Мы следили за Алексом, а это было нелегко, вы уж мне поверьте.
Виджей Банерджи был либо первостатейным вруном, либо полной бестолочью. Я и на секунду не был готов поверить, что детектив его уровня упустил возможность больше узнать об Алексе.
Люди в толпе размахивали газетами, и у меня внутри все оборвалось. Некоторые кричали, что хотят войти и спасти несчастного Александра. Атмосфера накалялась, собравшиеся становились все агрессивнее, они переругивались, обзывали друг друга лжецами и самозванцами. Каждый знал и общался с пропавшим, только что с ним расстался или говорил по телефону. «Александр – мой близкий друг, он доверяет только мне!»
Холодея от ужаса, я пытался пробраться сквозь толчею. Шум стоял такой, что я вытащил слуховые аппараты и спрятал их в карман. Ко мне взывали, требовали рассудить, кто честен, а кто нет. Я делал вид, что не понимаю, и они переходили с хинди на английский, вопили, что не позволят грязным обманщикам присвоить деньги, не дадут жалким жуликам из предместья обвести всех вокруг пальца. Прохожие смеялись, двое полицейских пытались навести хоть какой-то порядок, а я рвался к двери, отталкивая прочь возбужденных претендентов на награду. Виджей Банерджи и шестеро стажеров обороняли вход, сцепив локти, но людской прилив мог в любой момент снести их с пути.
– Мерзавец! – выкрикнул Виджей, заметив меня, и его усы смешно дернулись.
Я скорее угадал, чем услышал ругательство. Наверное, его вывел из себя мой жест – «Подождите, сейчас вставлю наушники!», – потому что он плюнул в меня, что было едва ли не самым худшим из оскорблений. Виджей промахнулся, плевок попал на тюрбан какого-то сикха, готового защитить свою честь даже ценой жизни. Потрясенные этим немыслимым поступком, разделявшие нас люди обернулись и, поняв, что слюна адресовалась мне, успокоились.