попытался обмануть его. Он и меня назвал мошенником. Я сожалею, сын мой.
– Он здесь? – Луке не верилось, что его отец находится в этом же городе, всего в миле отсюда, в доках, где строят галеры. – Тогда я могу к нему пойти! У меня есть немного золота, я могу обещать еще… могу объясниться!
Отец Пьетро кивнул.
– Мы попробуем еще раз, примерно через месяц. Когда гнев Байида остынет.
– Но он же не может злиться на нас… нас всех обманули!
Отец Пьетро со слезами на глазах покачал головой и отвернулся.
– Что случилось? – тихо спросила Ишрак, подойдя к Луке сзади и заметив, как расстроен старый священник. – В чем дело, отче?
Он вслепую протянул к ней руку, а она приняла ее и положила его ладонь себе на плечо, словно предлагая ему на нее опереться.
– Подожди-ка, – сказала она Луке, который задыхался от нетерпения. – Подожди, дай ему сказать.
Старик поднял голову.
– Простите меня. Это был удар. Это был ужасный удар. В прошлом году Оттоманская империя принимала дань и вела торговлю на основе чистого золота и самых надежных монет. Они всегда так делают. Иногда они берут и товары, конечно, и неизменно – пареньков, чтобы те служили в их армиях. Это всегда так. Так христианские страны страдают от того, что их победили неверные. Так христианские государи платят за мир: им приходится выплачивать дань золотом и детьми. Это наши страсти, наш крестовый путь.
Он немного помолчал.
– В этом году, когда пришло время выплаты дани, нам дали знать, что будут принимать золото или английские нобли. А потом, когда стоимость ноблей выросла, они сказали, что будут брать только монеты. Все участвуют в выплате дани: вся страна платит налоги, чтобы оттоманские властители получили дань. Они берут и товары, и юношей, но в этом году потребовали только золотые монеты. Им понравились золотые монеты, английские нобли.
– И что случилось? – спросил Лука, который больше не в силах был сдерживаться. – Когда они узнали?
– Монеты стали кровоточить, – просто ответил старик. – Кровоточили, словно раны Нашего Господа. Окрашивали кровью руки неверующих убийц. А те сказали, что их обманули. Они решили, что их обманули мы. Они решили, что мы намеренно дали им фальшивые монеты, что мы просто не ожидали, что монеты испортятся и начнут кровоточить до того, как они увезут дань домой и распространят по своей стране, посеяв недоверие на всех деревенских базарах их империи неверующих. И потому они разозлились, страшно разозлились и возвращают кровоточащие монеты, требуя золото. Во всех странах, которые платят дань, обязаны снова найти деньги, и на этот раз отправлять надо золото, золотые слитки. Это страшное бремя. Это ужасно высокая цена.
Он повесил голову и вытер глаза рукавом сутаны.
– Нам их не найти, – сказал он прямо. – И тогда они заберут детей. Наших детей. Когда мы не сможем собрать денег, они заберут в рабство много, много детей, которых превратят в своих солдат. Мы потеряем детей из наших домов, а их души не увидят спасения. Господи, помоги! – прошептал он. – Господи, помоги нам! Люди будут умирать от голода, чтобы собрать этот налог. Половина Греции будет разорена, и сотни, тысячи невинных детей отнимут у матерей и сделают рабами. И все христианские земли, захваченные неверными, будут снова распяты.
– А мой отец? – выдохнул Лука.
Отец Пьетро потер лицо ладонями.
– Он останется рабом, – отрывисто сказал он. – Вместе с еще полудюжиной мужчин, которые рассчитывали обрести свободу сегодня или завтра. Твой выкуп был не единственным. Байид вернул фальшивые монеты и сегодня же отплывет, называя нас обманщиками. Он обвиняет нас в мошенничестве, моя репутация как посредника, выкупающего рабов, погибла. Долгие годы служения прошли впустую. Мое имя покрыто позором.
Он перевел дух.
– Мы попытаемся снова, сын мой, попытаемся снова. Мы наберемся мужества, я восстановлю мою репутацию, и мы попытаемся снова. Но твой отец не увидит свободы ни в этом месяце, ни в следующем.
– Но я же отправил деньги! – Лука с трудом мог говорить. – Я отправлял деньги с честными намерениями.
– И Байид честно отпустил бы твоего отца. Но ты отправил поддельные монеты, сын мой. Ты отправил обманку, а Байид не прощает обмана.
Лука отвернулся с видом оглушенного человека. В этот момент к ним подошли брат Пьетро и Фрейзе.
– Давай мне кошель, – резко сказал брат Пьетро. – Здесь есть банк, который готов отдать мне фальшивые монеты за серебро или золото милорда. Они и медь возьмут – все, что у нас есть.
Лука молча протянул ему кошель.
– Вы покупаете фальшивые монеты? – спросил глубоко изумленный священник. – Кровоточащие нобли?
Брат Пьетро шикнул на него, но кивнул.
– Мне не следовало говорить так громко. Умоляю вас никому не рассказывать.
– Но почему, сын мой? – тихо спросил отец Пьетро, кладя ладонь на локоть монаха. Тот забрал у Луки кошель, а девушки стянули с пальцев кольца. – Почему вы покупаете поддельные монеты?
– Потому что мне приказали это сделать, – коротко ответил брат Пьетро. – Видит Бог, меня это не радует, и смысла в этом я не вижу.
Отец Пьетро посмотрел на Луку, но юноша молча стоял, словно погрузившись в грезы. Ишрак и Изольда встали по обе его стороны, а когда он не пошевелился, взяли его под руки и повели к гондоле, словно больного. Они помогли ему спуститься по ступеням и вместе с ним остались ждать возвращения брата Пьетро и Фрейзе.
– Монеты придержат для меня в банке, пока мы не соберемся уезжать из этого проклятого города, – сообщил им брат Пьетро. – Нам предстоит перевозить множество мешков с подделками. – Повернувшись к Фрейзе, он добавил: – Тебе придется купить нам еще одного осла, который повезет одну только ржавчину.
Лука отупело помотал головой. У него за спиной Изольда с Ишрак обменялись встревоженными взглядами. Джузеппе вывел гондолу в центр канала.
– Домой? – коротко спросил он.
Ему никто не ответил, пока, наконец, Фрейзе не сказал:
– Домой.
– Мой отец домой никогда не вернется, – тихо проговорил Лука.
– Мы попытаемся снова, – заверила его Изольда. – Теперь мы знаем, где он, и знаем, как связаться с Байидом. Мы попытаемся снова. И мы знаем, где может быть твоя мать. Мы можем снова попытаться, Лука. Есть надежда. Можно накопить денег и сделать предложение. Мы можем снова попытаться.
Он уныло вздохнул, словно устал надеяться, а потом пристроил подбородок на сложенные руки и стал смотреть на воду так, будто ему хотелось оказаться где-нибудь в другом месте, а не в самом прекрасном городе всего христианского мира.
Ужин прошел в невеселом молчании. Брат Пьетро произнес только короткую молитву, благословляя пищу, поданную на стол, Лука погрузился в молчание, а Фрейзе, попытавшись сделать какие-то короткие замечания, отчаялся и сосредоточился на еде. Изольда с Ишрак наблюдали за Лукой, ели мало и обменялись между собой всего несколькими фразами. После ужина брат Пьетро встал, прочитал благодарственную молитву, негромко пожелал всем спокойной ночи и ушел к себе в спальню, закрыв дверь.
– Я пойду к нему, – внезапно объявил Лука, – к рабовладельцу Байиду. Я пойду и поговорю с ним. – Внезапно преисполнившись решимости, он встал из-за стола. – Они могут отплыть в любой момент. Я пойду немедленно.
– Зачем? – спросила Ишрак. – Нам нечем заплатить за свободу твоего отца.
– Я знаю, что он не захочет принять деньги, – объяснил Лука. – Но я хочу попытаться повидать отца. Просто увидеть его. Сказать, что я пытался – и буду пытаться опять.
– Можно мне пойти с тобой? – тихо спросила Изольда.
– Нет, – отрезал Лука. – Останься здесь. Мне надо идти немедленно. Не могу думать… – Он замолчал и поцеловал ей руку. – Прости. Я не могу сейчас думать о тебе. Мне надо пойти к отцу и сказать, что я снова его найду, куда бы это чудовище его ни увезло, и освобожу его. Если не сейчас, то при первой же возможности.
Фрейзе кашлянул.
– Возьми лучше Ишрак, – посоветовал он. – Из-за языка. – Он повернулся к ней. – Ты можешь надеть свою арабскую одежду? – уточнил он.
Она кивнула и убежала переодеваться.
– И деньги, – добавил Фрейзе. – Чтобы подкупить охранника. Охрана обязательно будет.
Лука резко обернулся.
– У меня нет денег! – проорал он. – Благодаря твоей хорошенькой девице и ее папаше у меня нет денег, чтобы купить свободу отцу!
– Я кое-что тебе дам, – вмешалась Изольда. – Не вини Фрейзе. Он тут ни при чем. У меня кое-что есть. Золотое колечко.
– Я не могу брать драгоценности твоей матери.
– Можешь, – возразила она. – Пожалуйста, Лука. Я хочу помочь.
Она выбежала из комнаты, чтобы забрать его – и вернулась с двумя тонкими кольцами в руке.
– Пойду позову Джузеппе, – вызвался Фрейзе и ушел вниз, оставив Луку наедине с Изольдой. Она поймала его пальцы и вложила кольца ему в руку. – Оно того стоит, – сказала она. – Чтобы ты увиделся с отцом и дал ему надежду.
– Спасибо, – смущенно пробормотал он. – Я тебе благодарен. Правда.
– Пожалуйста, разреши мне пойти с тобой, – прошептала она.
Он покачал головой – и ей показалось, что он ее даже не услышал, даже не заметил, что она протянула к нему руку. Он просто повернулся и ушел из комнаты, и она услышала, как он сбегает вниз по лестнице к ожидающей гондоле.
Стоя в полный рост на корме гондолы и работая веслом, Джузеппе вел узкую черную лодку вниз по Гранд-Каналу в тишине, которую нарушал только плеск волн. Свет от фонаря, подвешенного на носу, качался и подпрыгивал, отражаясь в темной воде, а убывающая луна прочерчивала перед ними серебристую дорожку. Ишрак сидела спиной к гондольеру. Юноши устроились лицом к ней, но Лука постоянно оборачивался, чтобы посмотреть туда, куда они направлялись по глянцевой темноте водного потока.
Даже ночью, даже на воде, даже во время карнавала было заметно, что город ошеломлен потерями. Людей в карнавальных нарядах стало гораздо меньше, да и любовных свиданий – тоже. Кое-где решительные любовники все-таки медленно плыли на гондолах с плотно закрытыми дверями, но в целом Венеция пребывала в трауре по деньгам – затворилась в домах, перебирала кровоточащие нобли, пыталась разобраться со счетами.