— Ты что? — округлила глаза Лина. — Ты в этом собираешься идти?
«Высокий, усатый, одет в пуховик…» — по этим приметам ищет его милиция. Значит, надо все это изменить! Во что же его переодеть. Ее куртка на него не налезет.
— Но сначала усы, — строго сказала она. — Садись. Я тебя брить буду.
— Брить?
Сергей глянул в зеркало. Соображает, малышка. Как он этого не учел? Вот только бриться он будет сам.
А Лина уже подогревала воду в чайнике, меняла лезвие в простеньком станке. А сама лихорадочно соображала, где достать для Сергея другую одежду.
Идея! Нелепая, конечно, но за неимением другой…
Днем, когда она забегала в конюшню проведать Гордого, Лина видела, что старший зоотехник, переодеваясь после смены, оставил в подсобке свою старую кожаную куртку.
Воровать нехорошо… А кто ворует? Она просто возьмет, а потом вернет.
«Когда все кончится, — подумала Лина, — я не только верну, но и куплю Ивану Петровичу новую. Накоплю денег и куплю».
Она заперла Сергея на ключ и тихонько выскользнула на улицу.
В деревнях по ночам темно, хоть глаз выколи. Нет здесь городских фонарей, неоновых вывесок, подсвеченной рекламы. А у них в поселке, где все жители работали в основном на конезаводе, спать ложились рано, чтобы чуть свет встать на работу.
Лина, как воришка, пробиралась по задворкам к конюшне. Она не боялась темноты, наоборот, молила Бога, чтобы не вышла из-за тучи луна, чтобы не осветила хозяйка ночного неба неприглядную картину: молодой специалист Полина Бахорева перелезает через ограду, поднимает с земли камень и…
Жалобно дзынькнув, разлетелось на кусочки стекло подсобки.
Лине показалось, что этот звон услышали в самом отдаленном доме, да что там доме — в соседней деревне, наверное, слышно было. Она сжалась в комочек и присела.
Нет, все тихо. Сторож дядя Саша не проснулся. Она влезла в подсобку, взяла куртку и не удержалась, толкнула дверь, ведущую в конюшню. Гордый спал чутко. Он моментально различил в тишине знакомые шаги и радостно заржал.
— Тихо, милый, тихо…
Лина обхватила руками его морду, прижала к себе, крепко поцеловала в умные янтарные глаза.
— До свидания, мой хороший. Не скучай без меня, ладно? Я тебя не бросила, я скоро вернусь.
Она почувствовала, как в глазах у нее закипают слезы, и решительно пошла прочь. Гордый проводил ее взглядом.
Куртка пришлась Сергею впору. Без усов он изменился, нельзя сказать, что до неузнаваемости, но достаточно.
Лина посмотрела на него и фыркнула:
— Словно чего-то не хватает.
— Да? Мне тоже… — он смущенно провел рукой над верхней губой.
Лина завернула в дорогу кое-какую еду, достала из ящичка все свои деньги. На первое время хватит.
— Ну что, присядем на дорожку?
Они опустились на табуретки. Помолчали.
Что их ждет за порогом?
Глава 24Бифштекс для дога
Никаких известий об исчезнувшем Грачеве не поступало, преступник как сквозь землю провалился.
И Дементьев не усидел в своем кабинете. Осмотр жилища убитой он решил произвести сам, питая слабую надежду на то, что там обнаружится хоть какая-нибудь зацепка.
В качестве понятых при вскрытии квартиры Екатерины Петровны Семеновой пригласили ее соседей по лестничной площадке: пенсионера Невьянцева и домохозяйку Чупрыкину.
Если старичок отозвался на просьбу следователя без особой охоты, то дама, напротив, стремилась в помощники, несмотря на то что она недавно вымыла голову и волосы ее еще не просохли. Следом за ней с лаем рвался из прихожей ее огромный дог, и Чупрыкиной стоило немалого труда затолкать зверюгу обратно:
— Назад, Кристи! Кому сказано — назад!
Она захлопнула плотнее шелковый халат и оживленно защебетала, вертя мокрой головой и обдавая следователя брызгами:
— Такое гордое породистое животное, знаете ли! Меня просто обожает. Вот увидела незнакомых мужчин — и сразу меня защищать! А вы следователь, да? Я удостоверение плохо разглядела. Вы к Катюше, да? А что она натворила?
Они вошли в Катину квартиру, и Геннадию пришлось едва ли не силой усадить понятую на стул. Спокойно стоять на месте она была не в состоянии, так и норовила, опережая сыщиков; заглянуть в каждый уголок.
В отличие от нее, пенсионер Невьянцев степенно остановился у ковра, висевшего на стене, и не проронил ни слова.
Чупрыкина же не унималась:
— Проворовалась Екатерина, да? Но вы этому не верьте. Катюша не такая, она чужого не возьмет, это ее подставили, это уж точно! А ведь я предвидела. Я ей говорила: нельзя тебе, Катя, работать с деньгами, больно уж ты доверчивая.
Сотрудник уголовного розыска, осматривавший дальнюю комнату, позвал оттуда:
— Геннадий Иванович!
Чупрыкина смолкла и, вытянув шею, пыталась увидеть, что там обнаружили.
Геннадий прошел на зов: на тумбочке возле кровати в пластмассовой рамочке стояла фотография, цветная, сделанная уличным фотографом на Арбате. На ней в полный рост, в летней одежде стояли трое. В центре — собственной персоной Сергей Грачев. Он стоял рядом с рыжеволосой молодой женщиной. Это была Екатерина Петровна Семенова. По другую сторону от подозреваемого — маленький мальчик, тоже рыжий, с живой обезьянкой на плече.
— Ясно, — удовлетворенно кивнул Дементьев.
Фото показали понятым:
— Вы узнаете кого-нибудь из этих людей?
Невьянцев коротко буркнул:
— Все знакомые.
Чупрыкина же затараторила, не давая соседу продолжить:
— Я Екатерину предупреждала: не держи этот снимок на виду. Так нет же, она его, как нарочно, напоказ выставляла. Я, говорит, не боюсь. Я, говорит, ничего плохого не сделала, и бояться мне нечего.
Дементьев насторожился: похоже, из этой болтушки можно будет вытянуть немало ценной информации. Оказывается, Семенова должна была чего-то бояться, причем ее боязнь как-то связана с этой фотографией.
— Извините, Тамара Васильевна, — мягко прервал он понятую, — все, что вы сообщаете, чрезвычайно интересно. Если не возражаете, мы после окончания осмотра пройдем к вам и побеседуем.
— Я? Возражаю? Да что вы! — обрадовалась Чупрыкина.
Следователь рассчитывал выудить у нее какие-то сведения, она же — у него.
— Вот и замечательно, — кивнул Дементьев. — А теперь я попрошу вас просто назвать всех, кто здесь изображен.
— Ну, Катьку вы сами узнали. А это Сережа.
— Так, Сергей, значит. Отчество, фамилия вам известны?
— Отчество… — она задумалась. — Нет, отчества не знаю. Сережа и Сережа. А фамилия — Грачев.
«Значит, подозреваемый контактировал с жертвой под собственным именем», — сделал вывод следователь.
— А мальчик? — спросил он.
— Так это же Ванечка, Катюшин сын! Конечно, он с тех пор подрос, это они летом снимались. Ох и содрали с них за эти фотографии — жуть как дорого. Но Сережа, конечно, заплатил, а Катя ужасно расстроилась: она ведь у нас гордая. Вот и подставили ее теперь под статью, гордую-то.
«Не забыть заняться сыном убитой, — отметил про себя Дементьев. — Интересно, где он сейчас? Хотя вряд ли такой маленький ребенок может сказать что-нибудь дельное. А вообще-то — кто знает?»
Пенсионер распространяться о фотографии не стал, только хмуро глянул в сторону говорливой соседки и скупо проронил:
— Подтверждаю.
Помимо означенной фотографии, осмотр квартиры убитой ничего особенно интересного не дал. Отпечатки пальцев Грачева были тут наверняка повсюду, но это уже никого не могло удивить и не прибавляло к известным фактам ничего нового.
Дементьев, правда, обратил внимание на ряды странной рассады на кухонном подоконнике: толстенькие экзотические пальмочки выпустили корни в банках с водой. Но это, видимо, было просто хобби Екатерины Семеновой и к преступлению отношения не имело.
Да еще он кинул понимающий взгляд на полку с хрусталем. Всевозможные вазочки и фужерчики были, пожалуй, самыми дорогими предметами в этом скромно обставленном жилище.
Хрусталь в московских квартирах — не редкость, и следователь задержался возле полки лишь потому, что в сумке подозреваемого нашли целый набор из этого материала: менажницу и шесть салатниц.
Возможно, Грачев и проник в кассу обменного пункта именно благодаря той сверкающей посуде. Зная пристрастие Семеновой, он, наверное, попросил ее отпереть решетчатую дверь, чтобы та могла рассмотреть комплект — на предмет приобретения. Уверяет же соседка, что Екатерина Петровна была очень доверчива.
Правда, по-прежнему масса неясностей. Где были сообщники Грачева? И что делал в этот момент охранник валютного пункта? Все это выяснится позже, когда Грачева схватят. Уж на допросах-то Дементьев сумеет заставить его расколоться.
А пока Геннадий Иванович сидел в уютной кухоньке Тамары Васильевны Чупрыкиной, обставленной изящной импортной мебелью, и ему наливали фруктовый чай из белого электрического чайника «Филипс» в испанскую небьющуюся чашку.
— Кристи, не слюнявь гостя! — то и дело одергивала хозяйка собаку, норовящую дружески положить свою массивную голову следователю на колени. — Видите, она вас признала, вы ей понравились!
— Я очень рад, она такая симпатичная. — Геннадий пытался вести себя непринужденно, однако не мог не держать в поле зрения влажную пасть с огромными клыками. — Но давайте вернемся к нашему разговору.
— Вернемся. Непременно вернемся. Катюша, знаете ли, такой человек, такой человек, золото просто. Вы обязаны ее отпустить. Лучше уж других проверьте — тех, кто там над ней стоит. Главбух или директор, я уж не знаю кто. Наверняка ведь нахапали, а как ревизия — так кому отвечать? Стрелочнику. Уж я знаю, поверьте, я в торговле двадцать лет.
— А Грачев?
— А при чем тут Грачев? Он ведь физик. Хотите бифштекс? У меня мясо отличное, парное. Я его задешево покупаю в собачьем клубе. Для Кристи по два килограмма в день выписывают, догам положено. Она ведь у меня не простая, с королевской родословной.
Для наглядности Чупрыкина вытащила из холодильника кусок свежайшей розовой вырезки и помотала перед носом следователя.