Подарок для Эрика она купила в магазине почти в самый последний момент – тридцатого декабря. На улице было так холодно, что даже куртка и шапка Эрика не спасали Олесю от мороза. Домой она вернулась через час, продрогшая, но счастливая. Упаковала небольшой флакон духов в оберточную бумагу, приклеила бант и поставила под миниатюрную искусственную елку, которая стояла в углу их спальни.
Эрик не любил Новый год и другие праздники, которые у всех вызывали лишь радость. Не понимал всеобщего ажиотажа и лишь хотел, чтобы эти праздничные дни скорее закончились. Но этот год был особенным, ведь Эрик был не один. С ним была Олеся, его девочка, которая, словно ребенок, радовалась и улыбалась, выходя на улицу. Все витрины магазинов и кафе были украшены за пару недель до тридцать первого декабря, Олеся не могла просто так пройти мимо и всегда задерживалась, рассматривала украшения. С ее губ не сходила улыбка.
Одно из кафе в центре города украсило окна большими ярко-красными елочными шарами, ночью они ярко светились. Их можно было заметить издалека. Небольшой магазинчик не мог похвастаться такими шарами, их окна были усыпаны серебряными снежинками и обычными гирляндами. На дверях некоторых подъездов висели рождественские венки, в окнах квартир сверкали яркие гирлянды. Пару раз Олесе удавалось вывести Эрика поздним вечером на улицу, чтобы пройтись. Она говорила, что хочет подышать свежим воздухом, но Эрик знал – его девочка просто хотела еще раз полюбоваться новогодними украшениями. И на следующий день Эрик вернулся домой с небольшой искусственной елкой и пакетом мишуры и игрушек. Олеся бросилась ему на шею и крепко обняла, из-за этого Эрик едва не выронил пакет. Вдвоем поставили елку, а вот украшала ее сама Олеся. Эрик сидел на кровати и наблюдал за всем.
– Почему ты не любишь праздники? – спросила Олеся, поворачиваясь и смотря на Эрика. Пальцами она сжимала небольшой темно-синий глянцевый шар, парочка похожих уже украшала елку.
– Любой праздник быстро заканчивается. Новый год – это лишь секунда, которая разграничивает тридцать первое и первое. Лишь секунда, Олеся. И я не вижу смысла так сильно ждать этого мгновения, отмечать его. Ведь тридцать первое – обычный день в году, после которого моя жизнь и твоя будут продолжаться.
– Грустно, – закусив губу, Олеся заглянула в пакет и достала оттуда длинную белоснежную мишуру, сложила ее и украсила металлический стержень елки, будто это снег. – Раз ты не любишь праздники, то я могу не дарить тебе подарок?
– Ты мой подарок, Олеся, – улыбнулся он, все же поднимаясь и подходя к Олесе. Подумав, Эрик взял небольшую красную звезду и прицепил ее на верхушку искусственной елки. Олеся была уверена, что в этот момент увидела на его губах подобие улыбки. Настоящей. Детской.
Все же Эрик купил гирлянду и повесил ее вдоль стены у окна, как и хотела Олеся. Эрик знал, что сделает все возможное, чтобы на губах его девочки всегда играла эта улыбка. Легкая и счастливая. Ради нее он был готов убить, если потребуется. Даже себя.
Сам Новый год они отметили вдвоем, приготовили ужин, посмотрели советские комедии, наблюдали из окна за фейерверками и в половине первого легли спать. Ничего необычного не произошло, но именно этот год Эрик считал своим. Самым счастливым. Ведь он встретил его с Олесей. А как говорили – с кем Новый год встретишь, с тем и проведешь. И почему-то Эрик Алмазов верил в это. Никакой мысли об обратном даже не допускал.
Все новогодние праздники они провели спокойно. Гуляли в парке, смотрели фильмы по телевизору и ели оставшиеся салаты. Так Олеся узнала, что она обожала салат оливье, а Эрик терпеть не мог маринованные огурцы, поэтому их из его тарелки забирала Олеся.
Рождественское утро началось с того, что Олеся увидела снег. Большие и пушистые хлопья кружили в воздухе, и Олеся могла бы наблюдать за этим вечно. Она встала у окна, завернулась в плед и смотрела. Секунды складывались в минуты, а Олеся все стояла и мечтала, смотря на танец снежинок. Олеся снова вспоминала маленькую кареглазую девочку с косичками и женщину, что всегда была рядом с ней. Эрик сказал, что эта женщина, ее мама, умерла несколько лет назад. А что было с бедняжкой Олесей, когда она осталась одна? Олеся знала, что одной она никогда не была. У нее был Эрик. Ее Эрик, который никогда ее не оставит.
– Первый снег, – прошептала Олеся, прислонив ладонь к холодному стеклу. Она так хотела коснуться белых хлопьев, слепить снеговика, впасть в детство. Надеялась, что это поможет ей вспомнить себя хоть пару лет назад. Но ничего не происходило. В голове Олеси все так же были маленькая девочка и все те образы, которые ей навязал Эрик.
Двадцатая глава
Ей было холодно. Мороз пронизывал ее тело насквозь, плечи дрожали, кожа бледнела и покрывалась мурашками. Тонкое белоснежное платье с длинным шлейфом, расписанным золотистыми узорами, не грело кожу. Напротив, из-за ткани становилось еще холоднее. На темных волосах появлялся едва заметный иней, при выдохе изо рта вырывался густой сероватый пар, словно маленькое облачко. Она стояла у высоких дверей – дерни, и они откроются, а что за ними? Неизвестность. Олеся ничего не слышала и не видела вокруг себя. Где-то далеко завывал ветер, но на мраморных ступенях, на которых стояла она, больше никого не было. Ни живых, ни мертвых. Пустота была ее соседкой, чьи босые ноги ступали по черным плитам. Холодным и скользким, покрытым тонкой пленкой льда.
Подняв руки, Олеся взялась тонкими ледяными пальцами за широкие дверные ручки. Взялась крепко и нахмурилась из-за пронизывающего холода, который добрался до костей. Зубы постукивали друг о друга. Бросив взгляд назад, через плечо, и заметив, что позади ничего не изменилось, Олеся со всей силы дернула за ручку двери – не поддалась. Снова. Ничего. Третья попытка, четвертая… Олеся потеряла им счет, но двери по-прежнему закрыты.
– Пожалуйста! – шептала она, не оставляя попыток отворить дверь. Силы постепенно покидали ее тело, становилось труднее дышать.
– Привет, мы можем поговорить? – услышала она тихий и знакомый голос. Олеся вздрогнула и резко обернулась. В этот самый момент дверь отворилась, и Олеся прошла внутрь. В зале, в котором она сейчас была совершенно одна, услышать голос было подобно чуду. Но не просто голос, а его – Эрика. Немного нервный и тихий, но это точно был он. Олеся позвала Эрика. Глаза бегали от одного угла к другому, пытаясь найти его, но все попытки граничили с провалом. В комнате было слишком темно, чтобы что-то разглядеть. Поднеся заледенелые ладони к губам, Олеся пыталась их согреть, но ее дыхание тоже было холодным.
Олеся медленно сделала несколько шагов в темноту. Босые ноги ступали по мрамору, с потолка падали большие снежные хлопья, ветер по ту сторону двери завывал громче. Завывал, как стая волков в забытом лесу. Но здесь, в пустом зале, была пустота, в которой Олеся отчетливо слышала голос. Голос Эрика. А теперь еще и чувствовала легкий цветочный аромат, от него веяло теплом и любовью. Он согревал Олесю, а она, в свою очередь, тянулась к нему, как цветок к яркому солнцу ранним утром.
Открыв глаза, Олеся осмотрелась в комнате – за окном еще темно, фонарный столб выключен. В спальню проскальзывало немного света сквозь приоткрытую дверь ванной. Видимо, Эрик снова выходил туда ночью и забыл выключить. Эрик рядом еще спал. Его лицо было напротив ее. Губы Эрика вытянулись в легкой улыбке, от которой в сердце что-то ёкнуло. Смотря на спящего Эрика, она медленно наклонилась и провела по его губам кончиком пальца, поднялась к его щеке, щетина едва заметно покалывала. Выдохнув, Олеся еще раз посмотрела в уже родные черты его лица, а после закрыла глаза и коснулась своими губами его.
Олеся не отдавала отчета своим действиям, ей просто захотелось сделать это ранним утром. Украсть поцелуй Эрика, пока тот видел седьмой сон и даже не думал просыпаться. Олеся боялась, что вот-вот он откроет глаза и засмеется – ведь еще пару дней назад она сама оттолкнула его, не ответила на поцелуй, а сейчас… А сейчас была воровкой, проснувшейся с первыми лучами солнца и пожелавшей украсть то, что ей не принадлежало. Но она ошибалась – все поцелуи Эрика принадлежали ей.
Всегда. Одной.
Эрик тихо выдохнул. Едва заметно приоткрыл губы, а Олеся провела по ним кончиком языка. Внутри все трепетало и горело. Олеся совершала преступление и не хотела нести за него наказания. Брюнетка поцеловала своего парня, хоть не помнила и не чувствовала своей любви к нему. Целовала медленно и не спеша, пробуя его губы на вкус, пробуя свои возможности. Пытаясь хоть что-то вспомнить. Какое-то легкое и неуловимое воспоминание из их общего прошлого, в которое верила. О котором так много слышала.
Спустя несколько секунд Олеся почувствовала, что Эрик проснулся. Она получила ответ на поцелуй, ощутила легкое прикосновение его языка к своему, его руку на своей талии, что прижимала теперь ее еще ближе к нему. Олеся оказалась в ловушке из его рук – одна на талии, другая на шее. И выпутаться нельзя было. А хотела ли она выпутываться, убегать от него?
Эрик опомнился раньше, чем его руки начали опускаться ниже по ее спине и касаться того, о чем он мог лишь мечтать. Открыв глаза, он замер и неуверенно посмотрел на Олесю. Сердце стучало быстро, эхом отдавалось в ушах.
– Только поцелуй, – отстраняясь от него, прошептала Олеся. Стараясь привести дыхание в порядок, она несколько раз облизнула губы.
– Только поцелуй, – выдохнул Эрик, отпуская Олесю и поправляя ее футболку, которую успел немного приподнять. – Я просто спал. Не сразу понял, что делаю. Прости.
– Все нормально. Я лишь… лишь пробовала, – смутившись, она поднялась с кровати и быстро убежала в ванную.
Ей вдруг стало безумно стыдно перед ним – целовала, а потом сделала вид, что просто пробовала и проверяла себя на прочность. По сути, так все и было. Вплоть до того момента, пока не осмыслила одну штуку – ей понравились его поцелуи. И пусть сегодня получилось все так спонтанно и неуверенно, но Олеся точно знала, что скоро все повторится. И кто будет инициатором, она не имела понятия.