наве какой-то или… черт, да она может быть любой смертницей с полным арсеналом взрывчатки на себе. Я люблю Чехову, одноклассница, школьные друзья, но… нужно рассуждать логически. Три месяца – большой срок.
– Молчи! Ты что такое говоришь мне? – возмутилась Даша, оборачиваясь на дверь в комнату Есении. В комнату, где все еще сидела плачущая женщина. – Я верю, что она как минимум в нашей стране и все еще жива. Сейчас ты видео сделаешь, отправим его куда только можно, и кто-нибудь да откликнется!
– А если нет? – не унимался Тоша. – Ты просто как-то готовь теть Леру к тому, что придется гроб без тела хоронить.
Не выдержав, Даша ударила Тошу по плечу. Так сильно, что едва не выбила из его рук сумку с видеокамерой.
– Ты мне эти мысли забудь, понял? – прошипела она, подойдя к нему слишком близко.
– Да понял я, не дурак, – вздохнул Тоша, опустив голову. Открыв дверь, он вышел из квартиры и повернулся к Даше. – Завтра в пять, как и договаривались.
– Иди уже, – проворчала Флеер, закрывая за ним дверь и уходя в комнату Есении, где все еще находилась Валерия Владимировна. Только сейчас женщина лежала на кровати и спала, прижав к груди фотографию дочери.
Поправив одеяло, Даша закрыла плотные шторы, выключила в комнате свет и закрыла за собой дверь. Уходить она не собиралась, на сегодня у нее не было никаких планов, весь день, а может, и следующий, Флеер планировала провести в квартире подруги.
Зайдя в кухню, Даша поставила чайник, достала из холодильника тарелку с тремя пирожными, которые купила сама этим утром, и села за стол. За окном снова было сыро и грязно, кое-где остались небольшие снежные островки, но бóльшая часть уже растаяла и превратилась в грязь. Время от времени моросил дождь. Холодный и не менее противный, чем вся погода на улице.
Приготовив себе чай, Даша взяла в руки телефон. Пролистывала ленту новостей, стараясь не отвечать на сообщения Максимова, который написывал ей с самого утра.
Их идеальные отношения начали разваливаться, когда Даша стала много времени отдавать поиску Есении и заботе о Валерии Владимировне, а танцам все меньше. Ивану такой расклад не нравился. Даша больше не была для него лучшей. Сначала образ идеальной потеряла Есения, когда сказала, что в дальнейшем видит себя любимой женой и матерью двух очаровательных малышей, а теперь и Даша, которая потеряла любовь к танцам с пропажей подруги. С самого детства они были вместе. Флеер и танцевала-то исключительно из-за Чеховой. Есения так заряжала своей любовью к танцам, что никто не мог устоять. Вот и Даша не устояла. И сейчас Есения пропала, а у Даши будто часть сердца вырвали. Все ей не то. Себя она чувствовала хорошо лишь в квартире Валерии Владимировны. Будто здесь было ее место.
Ближе к вечеру Тоша, как и обещал, прислал видеоролик. Музыку он не добавлял, против этого выступала сама Флеер, да и Антон не желал портить искренние слова женщины фальшивыми нотами.
Даша опубликовала видеоролик на страничке Есении, которую та вела в соцсети. После это видео добавили к себе многие их друзья и знакомые, делали репосты, заливали в сториз, делали отметки, писали комментарии. Постепенно видео становилось популярным, его смотрели если не тысячи, то сотни человек из разных уголков страны.
Флеер потратила весь вечер на прочтение каждого комментария, пыталась написать что-то в ответ. Каждого, кто что-то знал или видел, Флеер просила написать ей в личные сообщения. Пока таких было мало, но они все выражали лишь соболезнования. Это Дашу раздражало.
– Какие, к черту, соболезнования, если она жива! – хотелось крикнуть ей, но вместо этого она писала короткое «спасибо».
Ближе к рассвету, когда Даша собиралась убирать телефон и идти спать, с ней связалась девушка из какого-то волонтерского движения. Флеер переписывалась с ней до позднего утра, рассказывала все, что ей известно о дне и месте, когда Есения пропала. Делилась информацией, параллельно читая статьи о том, как волонтеры помогают в поисках. С каждым словом, с каждым найденным человеком Даше казалось, что не все потеряно.
Двадцать девятая глава
Из-за странных снов Олеся начинала нормально спать лишь ближе к утру. Голова раскалывалась, глаза слипались.
– Уже утро? – сонно пробормотала Олеся, когда Эрик пришел ее будить после очередной бессонной ночи.
– Да, доброе утро.
– Ты давно проснулся?
– Не очень, минут двадцать назад.
– Но завтрак уже приготовил.
– Кто первый встает, тот завтрак делает.
– Будет нашим правилом, – улыбнулась она, присев за стол.
– Черт, – протянул Эрик, сделав глоток чая. – Ладно, пойдет. Правило так правило. Приятного аппетита.
После Олеся вернулась в спальню, переоделась и начала собираться на работу. Подумав, решила все же зайти после смены или во время перерыва к врачу и поговорить по поводу снотворного: для этого ей требовались документы. Олеся придумала легенду, вышла из спальни и постучала в дверь ванной комнаты, где сейчас был Эрик.
– Не подскажешь, где мои документы? – спросила Олеся, стоя напротив двери и царапая краску ногтем.
– А зачем они тебе? – Эрик сразу же открыл дверь, на одной щеке была пена для бритья, другая уже была чистой. – Что-то случилось?
Олесе показалось, что Эрик выглядел обеспокоенным и… напуганным. Но она решила, что она все это придумала. Парень слишком уж волновался о ней, именно поэтому Олеся ничего не говорила ему о своих снах.
– На работе надо заполнить какие-то бумаги, – пробормотала Олеся, сделав шаг назад и прижавшись спиной к стене.
– Я достану перед уходом. Напомни, – кивнул Эрик, внимательно осмотрел лицо Олеси еще раз и снова закрыл за собой дверь.
Перед уходом Эрик, как и обещал, отдал ей документы. Эти файлы он хранил в укромном месте в квартире. Настоящие же документы Есении Эрик спрятал в машине. В паспорте были ее фото, липовая дата рождения, как и все остальное. Из настоящего была лишь сама девушка на фотографии, только вот взгляд и улыбка другие.
Олеся попрощалась с Эриком, а потом пошла на работу. В этот день она так и не успела сходить к врачу: свободной минуты не было. Первую половину дня Олеся работала как проклятая, а вторую выслушивала слова Людочки о том тайном мужчине.
– Ой, Леська, он такой… такой… слов не могу подобрать, – мечтательно протянула Людочка, накручивая на палец короткую темную прядь волос. – И в ресторан вчера сводил. И на машинке своей до дома подвез. Правда, я адрес не тот назвала и потом еще минут сорок пешком фигачила.
– Зачем? – спросила Олеся, делая глоток черного чая с молоком. К пирожному она так и не притронулась. – Могла бы сразу свой адрес назвать…
– Ты чего? Совсем кукухой своей поехала? Какой адрес? Да он бы испугался и бросил бы меня, как только в райончик мой заехал. Лучше уж я потом сама на своих двоих. Так хоть шанс на следующую встречу имеется.
– А если он узнает, что ты его обманула?
– Откуда он узнает? Ты ему, что ли, доложишь все? Ты это, Леська, брось мне! Нечего в мою жизнь лезть. Лыжи она навострила, и вперед!
Ничего не сказав, Олеся лишь пожала плечами и продолжила обедать. Старалась с подругой не ссориться, хоть та сама напрашивалась на ссору.
После работы в раздевалке Олеся вспомнила о документах, достала из сумки паспорт и просмотрела его. В больницу она не собиралась, но видимость того, что документ кто-то держал в руках, создать хотела. Будто Эрик мог как-то это узнать.
Чеховская Есения Олеговна
23.02.1999
Ее голова слегка закружилась, перед глазами снова потемнело. Чтобы не упасть, она схватилась рукой за шкафчик. Сильно сжала пальцами дверцу.
– Я пытаюсь помочь всем, чем могу, – ответил он. – Тебе двадцать один. Ты родилась двадцать шестого февраля, но отмечать этот день как-то по-особенному никогда не любила. Всегда считала день рождения наитупейшим праздником.
Голос Эрика эхом отдавался в ее голове, слова повторялись снова и снова, закрадывались сомнения. Быстро одевшись и убрав все лишнее в шкафчик, Олеся закрыла его, паспорт бросила в сумку и быстрым шагом пошла домой.
Домой она пришла на удивление быстро, забежала в квартиру и ворвалась в кухню в верхней одежде и обуви, с сумкой наперевес. Эрик сидел за столом и держал в руке телефон, пальцы другой руки смыкались вокруг ручки большой керамической белой кружки.
– Что-то стряслось? – спросил он, подняв голову и посмотрев на Олесю.
Она испуганно смотрела на него, пыталась отдышаться, чтобы после завалить его вопросами. Ведь тогда он точно сказал двадцать шестое февраля, ей не могло почудиться. Не могло.
– Когда у меня день рождения? – отдышавшись, спросила Олеся, упираясь рукой в бок. От быстрой ходьбы и бега внутри все закололо.
– Двадцать… третьего февраля. Прям в праздник, – сначала Эрик нахмурился, а потом улыбнулся. – Я еще долго поверить не мог, что такая милая девочка могла родиться в такой день.
Когда Эрик называл дату для вымышленного дня рождения Есении, которая впоследствии стала Олесей, то пытался придумать что-то такое особенное и запоминающееся. В его голову пришла недалекая идея – привязать день рождения Олеси к мужскому празднику. Эрик помнил, как тогда еще посмеялся с мужчиной, подделывающим документы, на эту тему. Сейчас же Эрику было не до шуток. Он видел лицо Олеси, видел страх и смятение в ее глазах. Но чем дольше Эрик смотрел на нее, тем спокойнее Олеся становилась.
«Небось накрутила себя или что-то еще. Надо это уладить», – подумал он.
– Точно, ты ведь говорил, – выдохнула Олеся, вернувшись в прихожую. В кухню она вошла снова, когда избавилась от сумки и верхней одежды. Привела взъерошенные волосы в порядок и села за стол. – Просто все смешалось.
– Все в порядке, у тебя могут смешаться воспоминания. Так много всего нужно вспомнить. К тому же каждый день мы с тобой создаем новые воспоминания, да? – облегченно улыбнулся Эрик.
Она кивнула, а Эрик накрыл на стол. Они ели в абсолютной тишине, было слышно лишь, как ложки стучали по тарелкам, как Олеся отламывала небольшие кусочки хлеба, как Эрик отодвинул посуду и поднялся из-за стола. Оба ничего не говорили, да и было не о чем говорить. Олеся обдумывала его слова, убеждала себя в том, что ей все показалось, хотела казаться сильной. Эрик приказывал себе успокоиться, пару раз косился на Олесю. Пытался понять, вспомнила ли она что-то или в ее голове лишь смешались воспоминания?