Эрик прижался к ней сзади, крепко обнял, уткнулся лицом в ее густые темные волосы. По-детски улыбнулся, понимая, что Олеся все еще рядом и никуда не сбежала. И пусть ему пришлось переделать Есению под себя, чтобы привязать к себе. Ничего. Это того стоило.
Олеся снова избавилась от кожаных оков на руках и смогла убежать из душного зала со старым прожектором. Бежала по длинному коридору, пока не оказалась в комнате. Светлой. С красивой люстрой на потолке и бежевыми стенами. Краска, не обои. На полу белый пушистый ковер. Больше в комнате ничего не было.
Мгновение, и Олеся оказалась перед большим дубовым столом, на котором находилась коробка. Красная, с огромным белым бантом. Олеся не знала, легкая она или тяжелая, коробку в руки так и не смогла взять. Боялась. Неизвестность ее пугала. Олеся осмотрелась, но, кроме нее, в комнате никого и не было. Только она и стол с коробочкой.
Ладони вспотели. Олеся потерла их о подол темно-синего платья. Ткань такая мягкая, что хотелось укрыться ею и уснуть. Олеся еще раз осмотрелась, а потом подошла ближе к столу, подняла руки и начала развязывать красивый бант. К собственному удивлению, сделала она это быстро.
– Ты чего так долго? – позади себя Олеся услышала голос. Чужой, холодный, незнакомый. Только Олеся хотела обернуться, как этот кто-то взял ее за руку и потянул к выходу.
Мгновение, и она сидела на водительском сиденье в машине, держалась руками за руль, крепко сжимала его. Теперь Олесю душило любопытство. Что же было там, в той коробочке?
Но подумать об этом она не успела, пассажирская дверь открылась, и в машину сел Эрик. В его руках был букет, цветы так приятно пахли. И так знакомо.
Мгновение, и машина затряслась, ударилась обо что-то. Секунда. Олеся повернула голову и не увидела рядом Эрика. По телу пробежала волна боли, захотелось кричать. В машине все еще чувствовался аромат цветов. Такой вкусный и опьяняющий.
Резко вскочив на кровати, Олеся испуганно заозиралась по сторонам. Эрик сонно ворочался, постепенно просыпался и одним глазом смотрел на Олесю. Самой же Олесе было уже не до сна. Эти ночные кошмары точно доведут ее до паранойи. Ей придется лечиться.
«Сегодня точно пойду к врачу!» – подумала Олеся, но сама же поняла, что это что-то за гранью фантастики. Ей и так вздохнуть некогда, а еще и Людочку надо прикрыть снова. Какой врач?!
– Все хорошо? – сонно пробормотал Эрик, вытягивая руку и нежно поглаживая Олесю по плечу. – Ты вся дрожишь. Боже, Олесь, ты меня пугаешь.
– Просто сон, – отмахнулась она, все же ложась в кровать. – Не волнуйся.
– Я не могу не волноваться о тебе. Иди ко мне, – он обнял ее и поцеловал в макушку.
Оставалось спать всего сорок минут. Скоро прозвенит будильник, и все повторится снова. Дом, работа, дом, прогулка, дом…
– А ты еще спи.
– И оставить тебя наедине с ночным кошмаром? Ты за кого меня принимаешь? – воскликнул он, слегка ущипнув Олесю за плечо. – Никуда ты от меня не денешься. Никогда и никуда.
– Я умею водить машину?
– Нет, не умеешь. Даже не хотела учиться. Это все… пугало тебя всегда, Олесь.
Олеся же прокручивала фрагменты сна еще раз, все было так хорошо, пока она не оказалась за рулем машины и не попала в аварию. Олеся четко чувствовала боль, цветочный аромат и страх. Он, словно яд, проникал в ее кровь и не отпускал.
– Ты вся напряжена, – тихо произнес Эрик, крепче обнимая Олесю. – С тобой точно все хорошо?
– Это просто сон. Жуткий сон.
– И часто тебе снятся такие сны, Олеся? – спросил он, приподнимаясь и заставляя Олесю посмотреть себе в глаза. – Это ведь не шутки.
– Пару раз в неделю, – соврала она, стараясь избегать прямого взгляда в его холодные голубые глаза. – Три раза в неделю. Ну ладно. Почти каждый день.
– Что же ты раньше не сказала? Может, нужно какое-то снотворное? Я не знаю.
– Не хочу волновать тебя. Это ведь сны.
– Что тебе снится?
И она рассказала.
Олеся рассказывала все, что ей снилось за эти долгие дни. Только не упоминала то, что всякий раз она чувствовала себя привязанной к стулу. Будто кто-то насильно заставлял ее смотреть эти вспышки немого кино, которое время от времени начинало говорить. Олеся подробно описывала того парня из своих снов, которого видела пару раз – высокого, коротко стриженного шатена с грубым голосом, с часами на руке.
Эрик узнавал каждую ее фразу, ведь все это раньше было жизнью Есении. Не Олеси. Не его Олеси. Это Есения не захотела быть с Эриком, испугалась чего-то, но Олеся не такая. Она ведь полюбила его всем сердцем, как и должно было быть. Теперь им не мешал никто – ни Иван Максимов, ни поклонники Есении, ни мать, ни друзья. Никто. Она была одна и стала полностью его.
– Это лишь сны. Они не имеют никакого смысла, – проворчал он. Олеся заметила, как резко испортилось его приподнятое настроение.
– А если имеют? Если мое подсознание так пытается достучаться до меня? Вернуть мои воспоминания?
– Это бред! Это не имеет ничего общего с твоими воспоминаниями, Олеся! С тобой никогда ничего такого не случалось. Ну или ты не рассказывала мне. А ты мне все всегда рассказывала, значит, ничего не было.
Он говорил с легкой улыбкой на губах, но Олеся чувствовала, что-то было не так. Эрик лишь старался выглядеть добрым и милым, но на деле его разрывало на мелкие кусочки. Ему хотелось рвать и метать, повернуть время вспять и забыть об этом разговоре, запретить Олесе видеть сны. Эрик боялся, что она так может все вспомнить. И все из-за снов. Как глупо!
«Не попасться на документах и прочей хрени, а лохануться на снах!» – подумал Эрик.
– Но почему мне снится именно это? Почему? Я не видела таких фильмов…
– Потому что это сон. Страшный сон. А сны снятся просто так, Олеся. Ты не маленькая. Должна понимать. Твой мозг пытается собрать картинки после травмы воедино, и у него не получается. Поэтому тебе снятся кошмары, имеющие лишь косвенное отношение к случившемуся, – проворчал Эрик, поднимаясь с кровати. Осмотревшись, он потянулся к джинсам, висящим на стуле. – Это просто сны. Кадры из фильмов!
– Ну почему именно…
– Потому что, Олеся! – прорычал Эрик, быстро застегивая пуговицу на джинсах. – Все, чтобы сегодня же пошла к врачу и выписала себе таблетки. А мне возьми что-то от головной боли. С твоими снами мне самому дурно стало.
Махнув рукой, Эрик ушел из комнаты. Олеся так и осталась сидеть на кровати, прижимая к груди одеяло, пыталась согреться. В голове мелькало одно воспоминание из сна за другим, если Олеся старалась, то медленно появлялись какие-то новые кадры. Она словно мысленно проявляла старую фотопленку. На каждом кадре было что-то интересное, не виденное ранее.
Тридцатая глава
Порой Олесе снилась женщина – как две капли воды похожая на нее саму. Вот только незнакомка никогда не говорила ничего, молча сидела и смотрела на Олесю, могла улыбнуться ей, нахмуриться, но больше ничего не происходило. Женщина была словно немой, но Олеся знала – она умела говорить. И голос ее Олесе нравился.
Олеся сидела на неудобном стуле, ее ноги и руки были по-прежнему связаны жесткими кожаными ремнями. А прямо перед ней стояла высокая женщина, ее волосы были темными, уложены в аккуратную прическу. Карие глаза смотрели на Олесю сверху вниз. Олеся видела скорбь и муку, жалость и что-то еще. Что-то, что понять она не могла.
Эти сны были для нее самыми страшными. Олеся не могла пошевелиться, кричала и злилась, но подняться не получалось. А ей так хотелось! Олеся снова и снова спрашивала у женщины, кто она такая и почему просто стоит и смотрит на нее. Но каждый раз, когда Олеся задавала вопрос, незнакомка исчезала. Бац, и ее нет. В комнате оставались лишь одна Олеся и выключенный проектор перед ней.
Эти сны мучили Олесю два месяца. Ей даже не помогали таблетки, которые выписал врач. В больницу она ходила вместе с Эриком, который взял отгул на работе. Отпускать одну Олесю ему было страшно, мало ли что у нее там могли спросить.
День рождения она отметила дома в компании Эрика и торта с соком. Олеся не хотела отмечать как-то масштабно, даже на работе никто не знал о ее празднике. Да и сама Олеся не чувствовала себя именинницей, казалось, что-то не так. А вот что, понять она не могла. Сам день ей не нравился. Олеся не чувствовала праздника. Поэтому дома лишь поела торт с Эриком, посмотрела фильм, а потом переспала с тем, кто ей нравился. Нет, она не могла сказать, что любила Эрика так, как раньше, но была определенно влюблена. Олеся понимала, как сильно Эрик любит ее, и ей было стыдно. Почему же она сама не в силах полюбить его так же?
Порой Олеся чувствовала себя не в своей тарелке. Людочка то и дело отчитывала подругу за несобранность на рабочем месте, а самой Олесе было все равно. Олеся могла часами слушать музыку, подтанцовывать и чувствовать себя легко. Самой собой. Эрику об этом не говорила, боялась, что он снова будет нервничать и переживать. А когда Эрик волновался, то не отходил от нее ни на шаг. Всегда был рядом, следил за ней и вглядывался в ее лицо. Будто знал, что что-то не так!
Из-за снов, которые терроризировали ее ночью, Олеся медленно сходила с ума. Во всяком случае, ей так казалось. Она грезила мечтой найти хоть какое-то свое старое фото. Ну не может быть так, что у нее ничего не было.
«У каждой уважающей себя девушки должна быть хоть одна фотография!» – услышала она слова Людочки, когда та искала в интернете информацию о жене своего красивого и богатого мужчины в пальто. Как оказалось, мужчина был женат, но детей не было. И это было главным. Остроухова четко поставила себе цель родить красавцу первенца и заново захомутать парня, вот только тот не стремился к достижению целей Людочки и всячески им препятствовал.
Вот после слов Людочки о фото Олеся вдруг и поняла, что у нее тоже должна быть хоть какая-то фотография. Даже одна, маленькая и не самая симпатичная, но должна быть. Но в квартире ничего не было. Даже намека.