– Ты прав. Я тебе не верю, – кивнула Олеся, смотря перед собой на стул, где пару секунд назад сидел Эрик и вот-вот снова окажется там. – А ты не веришь мне. И это наводит меня на страшные мысли. Я ведь не знаю тебя.
Она сказала это, поддавшись эмоциям, но только потом поняла, что права. Олеся его не знала. Но почему-то на подсознательном уровне верила, что тот, кто помог ей прийти в себя, заботился и так оберегал все время, не мог лгать. Да и зачем ему это?
Олеся захотела забрать свои слова обратно, но вместо этого продолжила молчать. Стало стыдно, что она вообще могла подумать о таком.
– Я твой парень, – его голос звучал тихо. Он был обижен и даже не скрывал этого от своей девушки. От той, которую так сильно любил, несмотря ни на что. – Я люблю тебя. А ты меня. Это немного больно, когда ты так говоришь. Хоть ты и не виновата в этом.
– Я тебя не помню. Я поверила твоим словам о том, что ты мой парень. Но у меня нет доказательств. Ни одной фотографии, ничего. Ничего, что доказывало бы то, что ты не обманываешь меня. Я не могу знать наверняка, говорил ты мне правду или нет. Может, ты и тогда обманывал меня? Когда назвался моим парнем?
«Ну же, скажи, что я ошибаюсь! Покажи мне наши старые фотографии, мои фотографии! Пожалуйста».
– Это, черт тебя дери, чушь какая-то, – взвыл Эрик. Он повернул голову и посмотрел на Олесю, которая не двигалась с места. Сидела как приклеенная и смотрела в одну точку, даже не моргала. – Ты ведь любишь меня.
– Это ты мне так сказал, – бросила Олеся, повернувшись и встретившись с ним взглядом. Карие глаза против голубых. – Ты заставил меня поверить в это. Но я не знаю, точно ли люблю тебя. Я не помню этого. Я не помню нас. Не помню чувств к тебе, – продолжала она провоцировать его.
– Вот как…
– Так, – кивнула Олеся, наблюдая за ним из-под полуприкрытых ресниц и пелены слез. – Я не помню ничего из того, что ты говорил мне все это время. Помню много другого, но ты говоришь, что это ложь. А может, это твои слова – ложь? Я не верю тебе!
– Ну и не верь! Что я еще скажу? Ты не хочешь даже попытаться мне поверить. Вталдычила себе в голову не пойми что. Я изо всех сил пытаюсь помочь тебе вспомнить себя. Нас. А ты вспоминаешь какую-то чушь.
– Может, я не могу вспомнить нас, потому что нас никогда не было? – огрызнулась она.
– Что это ты говоришь?
– Ты слышал, что я сказала.
Подняв голову, она встретилась взглядом с его холодными глазами и слегка вздрогнула. Олеся испугалась того, как Эрик смотрел на нее. И он это заметил. Первый и последний раз она так смотрела на него, когда он сел в ее машину. Тогда, около танцевальной студии. В день, когда Есения умерла и родилась Олеся.
– Я не уверен, что правильно тебя понимаю. Повтори.
– Может, я не могу вспомнить нас, потому что нас никогда не было? – повторила она слово в слово, стараясь не отводить глаз. Но голос дрожал, ведь она уже жалела о своих словах.
«Отведешь взгляд – проиграешь!» – повторяла Олеся, сжимая руки в кулаки.
– Нет ничего, что подтвердило бы твои слова. Ни фото, ни видео. Ни моих чувств. Я вот здесь, – Олеся пальцем ткнула в грудь, туда, где билось ее сердце, – ничего не чувствую.
Стоило ей произнести эти слова, как Олеся поняла, как глубоко ошибалась. Она чувствовала к Эрику что-то особенное. Но это было никак не связано с тем, о чем он говорил ей. Об их отношениях. Внутри ее зарождалось все постепенно и заново, будто никогда и не существовало Эрика Алмазова в ее жизни. Это не было чем-то забытым, нет. Скорее, совершенно неизведанное ранее чувство к тому, кто стоял сейчас перед ней.
– И что ты пытаешься этим сказать?
– Ты меня обманываешь. Я надеюсь, что это не так… но с каждым днем я все сильнее убеждаюсь в том, что что-то не так.
– Ты сошла с ума.
– Нет!
В какой-то момент Олеся вдруг захотела бросить все и обнять Эрика, прижаться щекой к его спине, ощутить его руки на талии. Она скучала по всему этому. Но не могла дать слабину. Не сейчас, когда стояла на вершине кучи воспоминаний и не могла разобраться.
– Я четко осознаю все, что говорю, и точно знаю, что все, что я вспомнила, было на самом деле.
– Тебе кажется. Это все твоя фантазия. Сколько можно повторять?
– Нет! – вскрикнула она, а после схватила кружку с водой со стола и бросила ее на пол. Она упала в нескольких сантиментах от ноги Эрика, пара осколков задела его кожу, оставила на ней царапины. – Прости. О господи, прости.
Олеся быстро опустилась рядом с Эриком, попыталась самостоятельно убрать осколки, но Эрик оттолкнул ее. Как бы он ни хотел обнять ее и никуда не отпускать, сейчас нужно было действовать иначе.
– Успокойся, – как можно терпеливее произнес Эрик, – перестань воображать себе невесть что и срываться на мне, хорошо?
Она молча поднялась, взяла фотографии со стола и подошла к двери. Все ее тело дрожало. Олеся хотела выспаться. Она бы сейчас уснула даже на гвоздях, если бы представилась возможность.
– Я знаю, что вспоминаю то, что было со мной на самом деле. Ты что-то скрываешь от меня. Поэтому игнорируешь мои слова. – Она покинула кухню.
Эрик остался в кухне. Рядом с ним валялись осколки кружки, капли воды. Опустил голову и закрыл глаза: они противно щипали, и Эрик едва держался, чтобы не заплакать от бессилия. Не так себе он все представлял. Все должно было закончиться не так быстро, иначе. Эрик был уверен, что Олеся полюбила бы его, а потом… потом бы он сам рассказал ей правду. Вдвоем они бы посмеялись над этим. А сейчас… Сейчас он хотел вернуть время, отмотать на пару недель назад и выяснить, когда именно любовь всей его жизни перестала пить таблетки.
Тридцать пятая глава
Каждый вечер Даша проводила в квартире подруги. Только несколько вечеров назад к ней присоединился и Тоша, который помогал с видеосъемкой. Сейчас они вдвоем сидели в кухне семьи Чеховых и пили горячий чай с бубликами. Антон молча смотрел в окно, держа кусочек бублика между пальцев, а Даша что-то печатала в телефоне. Причем делала это громко и быстро. Гнев, исходивший от нее, можно было увидеть невооруженным глазом.
– Перестань, – попросил Тоша, рукой накрыл телефон Флеер. Сжав мобильник, Антон вырвал его и положил рядом с собой. Заблокировал экран и повернул телефон экраном вниз, чтобы не было соблазна прочитать очередное сообщение, пришедшее на него.
Даша и Тоша никогда не состояли в отношениях. Сколько себя помнили, были друзьями. Флеер всегда рассказывала другу обо всем, что ее волновало, о взлетах и падениях. Сам он тоже старался не отставать. Но он больше слушал, чем говорил. Особенно ему нравилось слушать Дашу. Было в ее голосе что-то волшебное.
Они познакомились, когда им было по шесть.
Светлые волосы Дашки были заплетены в две аккуратные косички и перевязаны лентами с бантами в два раза больше, чем ее голова; глаза спрятаны за круглыми очками, за плечами висел розовый ранец, а в руках – большой букет белых роз, которые так любила ее первая учительница и по совместительству лучшая подруга мамы. Даша стояла среди первых в толпе первоклашек и с интересом разглядывала высоких старшеклассников. Те, надо признать, на ее улыбчивые взгляды не отвечали. Но это Дашу никак не расстраивало.
Тоша, на тот момент его все знали как Антона Котерева, стоял позади Даши и маркером разрисовывал Барби на ее рюкзаке. У него не было в руке букета цветов, лишь черный маркер. Худенькие ножки и ручки спрятаны под невзрачным костюмом-тройкой и белой рубашкой с бурым пятном на спине. Это рубашка старшего брата, как и весь костюм. А опрятным тот никогда не был. Тоша – третий ребенок в семье. Третий мальчик, который всю жизнь донашивал вещи за старшими братьями. Даже его младшая сестренка брала их вещи: растянутые футболки и свитера – вместо платьев, штаны – вместо всей остальной одежды. Тоша, как называла его бабушка, знал, что его семья не самая нормальная. «Неблагополучная», – как любили повторять соседи, вечно отдающие им какие-то продукты или вещи. Вот и туфли, в которых был мальчик, принадлежали его соседу, который из них просто вырос.
Даша и Тоша познакомились именно на линейке по случаю первого сентября. Он засмеялся, раскрашивая блондинистую куклу на ее рюкзачке, а Даша обернулась и все поняла. Как тут не понять, когда у какого-то мальчишки улыбка во весь беззубый рот и маркер в руке? Не придумав ничего лучше, девочка замахнулась и хорошенько ударила будущего одноклассника букетом. А потом еще раз и еще. Била до тех пор, пока сильные семиклассники не оттащили девчонку от мальчишки, который смеялся так громко и заливисто, что слышали все.
Так они и подружились – всю линейку провели в коридоре напротив кабинета директора. Сидели вдвоем на высоких креслах, болтали взад-вперед ножками. Даша с обидой разглаживала белый фартучек, а Тоша, потирая ушибленные места на теле, вынимал колючки от роз из кожи.
– А где твой букет? – спохватилась девчушка, повернувшись и посмотрев на мальчика рядом совсем другими глазами. Она помнила букеты всех одноклассников – Катька принесла гвоздики, Лилька – лилии, Янка и Глебушка, близняшки, притащили один большой букет роз с какой-то травой, Есения, которая стала самой красивой девочкой в классе вне голосования, была с небольшим аккуратным букетом беленьких цветов. У каждого они были, но не у этого гадкого мальчишки, который испортил ее любимый ранец!
Вместо ответа Тоша пожал плечами и стыдливо опустил голову. Он уже получил нагоняй от матери в коридоре, женщину вывели пару минут назад, но мальчик до сих пор чувствовал на себе запах дешевого курева и пива. А ведь было только девять утра!
– А портфель? Нам же сегодня выдадут учебники! Ольга Павловна говорила, – тараторила девочка, поправляя очки. Сняв их, Даша протерла стеклышки подолом сарафана и снова надела. Но от этого лучше не стало. Она все еще видела перед собой непутевого одноклассника, но что-то в нем поменялось – теперь Даша не злилась на него. Ей было его жаль.