– Я рада, конечно, что ты так отреагировала, но я думала, ты обидишься. Или накричишь на меня. Я ведь спала с ним, Есь. – Олеся слегка дернулась. Ее давно так никто не называл. Только Тоша еще в школе, а потом никто. Да и не Есения она сейчас.
– Ты ведь его любила. А из-за любви все мы делаем ошибки.
– Да, но… я не хочу, чтобы ты злилась на меня из-за него. Все, никакого Максимова. Я ушла от него. Хочу податься в свободное плавание, Тошка обещал помочь с роликами. Да и диплом менеджера у меня пылится. Если что, пойду по специальности работать, – трещала Даша. Она расслабилась. Поняла, что подруга не в обиде на нее, и облегченно выдохнула.
– Я рада за вас с Тошкой. Вы красивая пара.
– Ой, да мы так… дружим, – отмахнулась Флеер и попыталась скрыть глупую улыбку за чашкой чая. Но вышло скверно.
Она на самом деле была счастлива сейчас. Рядом с Котеревым, которого она все эти годы не подпускала к себе, чувствовала себя самой счастливой. Была готова горы свернуть, пока он с ней. Да, они не встречались, а лишь гуляли вместе, но Даша точно знала, что теперь, когда она не тормозит Тошу, он не отступит. Не упустит ее.
– Теть Лера сказала, ты собралась уезжать, – Даша начала издалека, но, стоило ей произнести эти слова, Олеся нахмурилась и с легким звоном отставила от себя кружку.
– Да. Не сегодня и не завтра, но я уеду.
– Почему? Тут ведь все, кто тебя любит, Есь, – Даша сложила руки на столе и наклонилась туловищем вперед.
– Мама решила, что если я не слушаю ее, то послушаю тебя, – она усмехнулась и откинулась назад, спиной упираясь в стену позади. – Мне нужно уехать к морю, Даш. Я не смогу жить в городе, в котором все смотрят на меня. Все знают обо мне. Думают, что знают все, а на деле они ничего не понимают. Они осуждают его, ненавидят и презирают. Словно это они были рядом с ним все это время. Они, а не я.
Даша отстранилась от подруги. Смотрела на нее в неверии.
– Что ты сейчас хочешь сказать, Есь?
Олеся промолчала, но Даша и так все поняла.
Даша поднялась на ноги и отошла от стола. Олеся продолжала сидеть и лишь положила руки на колени. В комнате была тишина, прерываемая лишь громкими шагами Даши. Она ничего не понимала. Слышала слова Олеси, когда та разговаривала с врачами. Она, черт возьми, искала ее все эти месяцы. Она ненавидит того парня и считает, что он заслужил смерть, а Олеся…
– Вас там не было, и никто из вас не знал его так, как я.
– Ты не знала его, Есь.
– Знала. И узнай я его раньше, все было бы иначе. Я нужна была ему все это время, но я его не замечала. Просто не видела.
– Давай, сделай еще себя виноватой в том, что он такая сволочь!
Олеся посмотрела на подругу так, что по коже той пробежал неприятный холодок.
– Сволочи только его родители. Он всегда был один, Даш. Всю свою жизнь он был один, если не считать тех лет, когда… но это неважно. У меня есть мама, у тебя родители и бабуля. У каждого кто-то есть, а он всегда был один. Никто никогда его не любил и не показал, как это вообще делается. А он запутался, пытаясь разобраться во всем самостоятельно. Он просто запутался.
– Есь, я сомневаюсь, что что-то изменилось бы, встреться вы раньше.
– А вдруг? Мы могли бы… обратиться в клинику или что-то такое. Сейчас же почти все лечится.
Даша стояла у противоположной стены и смотрела на подругу, не веря в происходящее. Не хотела понимать то, что только что услышала.
– Ты его любишь, – заключила Даша.
– Люблю, – Олеся подтвердила ее слова шепотом и словно невзначай коснулась кончиками пальцев живота.
Она всегда любила одеваться в одежду, соответствующую своему размеру, но сейчас носила лишь огромные футболки. Все думали, что она боится показывать тело, не хочет, чтобы его видели все после случившегося. Но на деле она боялась другого. Что кто-то узнает ее секрет раньше положенного.
Но Даша заметила этот маленький и незаметный жест. Вздрогнула и пальцами вцепилась в столешницу. Она думала об этом, когда ждала Олесю после осмотра врача. Но после не спрашивала ни о чем. Если Олеся ничего не сказала, то все хорошо. Но сейчас, когда та смотрела прямо ей в глаза и украдкой касалась живота под тканью футболки, сомнения зарождались в голове Даши.
– Ты никому ничего не скажешь, Даша. Никому и ничего, – тихо сказала Олеся, а Даша лишь кивнула. – А теперь давай поговорим о тебе и Тошке. Когда у вас следующее свидание?
Больше они об Олесе не говорили. Выпили чай и разошлись. Олеся знала, что не изменит своего решения, как бы ее мать этого ни хотела, а Даша… поверить не могла в то, что происходит. Это все казалось ей жутким сном.
Через неделю Олеся собрала оставшиеся вещи, попрощалась с матерью и уехала в другой город. К морю. Валерия Владимировна плакала, пыталась образумить дочь, но та даже не пыталась выслушать мать.
– Ты рушишь свою жизнь, Есения! – кричала женщина, не выпуская дочь из квартиры.
– Мне нужно побыть одной, мам, – это было последнее, что она сказала матери. А после уехала.
В городах, в которых было так много их общих воспоминаний, она оставаться не могла. Олеся сняла небольшую квартиру на берегу моря, устроилась работать в библиотеку и каждый день звонила матери. Домой она вернуться не могла. Узнай мать ее страшный секрет, пришла бы в ужас. Пару раз в месяц Олеся ездила на кладбище и оставляла на могиле свежую веточку фрезий. Она старалась не плакать, просто молчала и смотрела на его портрет, а потом говорила. Рассказывала о себе и слушала ветер, закрыв глаза. Прислушивалась, надеясь услышать его голос. Но был лишь ветер.
С фотографии на Олесю всегда смотрел улыбающийся и счастливый Дима. Именно его Олеся и полюбила. Эту улыбку и эти глаза, которые снились ей каждую ночь и делали ее жизнь хоть немного легче.
– Я заметила тебя, Дима, – прошептала она однажды перед уходом, а после наклонилась, провела ладонью по его фотографии, оставила на ней легкий поцелуй и ушла домой. В пустую квартиру. Олеся всегда возвращалась к нему снова. Каждый день она нуждалась в том, чтобы побыть с ним наедине хоть несколько минут.
Эпилог
Пять лет спустя
Она снова пришла к нему с букетом цветов. Положила их на надгробие, посмотрела на фотографию и улыбнулась. Вместо цветной фотографии в рамке теперь на нее смотрели темные глаза с черно-белого портрета на мраморном памятнике. Олеся сама выбирала его, сама занималась всеми проблемами, решала их. Знала, что у Димы, Олеся наконец-то привыкла его так называть, родственников почти не осталось, поэтому она взяла все на себя.
Алмазов Дмитрий Витальевич
любимому Эрику
папе
Уже несколько лет подряд Олеся приходила на кладбище не одна. С ребенком. С их сыном, которого она назвала Дмитрием. Она узнала о беременности на осмотре у врача после того, как приехала домой. Долго не решалась и все же оставила ребенка. Олеся точно знала, что это именно их малыш. Для других Эрик всегда оставлял пачку презервативов, но сами они порой обходились без них. Ее мать была зла, они долго спорили и ругались, пока женщина не сдалась. Сейчас она любила внука. Любить его ей было проще. Ведь Валерия Владимировна так и не смогла взглянуть на фотографию того, кто похитил ее дочь. Он был ей противен. И пусть внук был очень похож на человека, которого женщина никогда не видела, он был сыном и ее дочери.
Мальчик семенил рядом с Олесей в черной блузке с короткими рукавами и квадратным вырезом, в классических бежевых брюках с завышенной талией. На ее груди висела тонкая золотая цепочка с небольшим кулоном в форме объемного сердца. В нем всегда было две фотографии – фотография Димы и их сына.
– Мама! – воскликнул мальчик, приседая на корточки напротив памятника и слегка наклоняясь вперед. Он еще не успел научиться читать, но знал, как писались его фамилия и имя. Ребенок беззвучно шевелил губами, повторяя слова «Алмазов Дмитрий», а потом смотрел на фотографию. – А папа точно придет? После нас? А я могу его видеть?
– Нет, солнышко, не сможешь. Но папа видит тебя, – пробормотала спокойно Олеся, присев на небольшую скамейку. Она наняла рабочих пару лет назад, и мужчины поставили скамейку напротив памятника. – А ты можешь его услышать. Прислушайся к ветру, малыш…
– Я не малыш! – возразил Дима, засмеявшись. – Я взрослый. Мне четыре. И скоро пять.
– Скоро пять, – эхом повторила Олеся.
Распустив длинные темные волосы, она на пару минут прикрыла глаза и сама прислушалась к легким порывам ветра. Весеннее солнце щекотало ее кожу, слегка обжигало. Вдалеке она слышала шум моря. Помнила, что обещала вечером сходить с Димой на пляж: мальчик снова хотел насобирать красивых ракушек и смастерить подарок для папы.
Олеся никогда не рассказывала Диме о его отце что-то плохое. Об этом она сама старалась не вспоминать. Маленький Дима хоть и не видел папу и знал его лишь из рассказов мамы, но любил его. К тому же гордился тем, что так сильно на него похож. Сама Олеся удивлялась этому. Дима унаследовал от отца те же голубые глаза и светлые волосы, тот же смех и привычку вздыхать, когда сердился. Мальчик любил тот же чай и терпеть не мог маринованные огурцы. Всегда сидел и выбирал их кусочки в салате, чем умилял мать и нервировал бабушку. Та хоть и души не чаяла во внуке, но все равно порой бросала на ребенка тяжелые взгляды. Но ни разу ничего ему плохого не сказала. Смирилась с выбором дочери.
– А что будет, мам… что будет, если слушать ветер? – сев в светлых штанишках на траву, мальчик вытянул ноги и зажмурился, стараясь спрятаться от яркого солнца. – Я слышу только шум.
– Иди сюда, малыш, – улыбнулась Олеся, протянув руку к сыну. Тот вздохнул, поднялся и подошел к маме, забрался на ее колени. Он с любопытством рассматривал ее лицо и быстро провел ладошкой по ее щеке, вытирая слезинку. Спорить с мамой о том, что он не малыш, не стал. – Закрой глазки и прислушайся. Забудь о том, где мы. Представь, что мы у моря, представил? – Тот кивнул, но приоткрыл один глаз и наблюдал за мамой. – Море шумит, солнце потихоньку садится, люди расходятся по домам. Вокруг становится постепенно все тише и тише, и лишь ветер продолжает теплыми ладошками касаться твоих плеч. Это твой папа. Обнимает тебя. Крепко-крепко.