Проснулась.
Ни цветов, ни переливающихся на солнце водяных струй. Осталась лишь мучительная жажда, которую Стелла пыталась утолить во сне. И этот странный хрип.
Стелла неуклюже приподнялась. Она лежала на полу, на старом ковре, укрывшись вторым одеялом, найденным среди хлама в углу. Вероятно, на одеяле когда-то спала собака – оно было сплошь покрыто шерстью. Но в нынешнем положении выбирать не приходилось. Без одеяла было слишком холодно, а другого ничего не нашлось.
Рядом приютился Сэмми, он еще спал. Пяти дней в заточении оказалось более чем достаточно: мальчик заметно похудел и стал бледен. Засаленные волосы торчали в разные стороны. Стелла заметила, что у него пересохли и потрескались губы. Ему не хватало жидкости. Как и всем им.
Стелла решила, что выделит ему воды из своей доли.
Она провела языком по собственным губам. Сухие и потрескавшиеся.
Сквозь разбитое окно падал солнечный свет. День снова обещал быть ясным и теплым. А они по-прежнему сидели в этом проклятом каменном узилище. Очевидно, Денис и Терри так никому и не позвонили. Если Денис вообще собирался кому-то звонить.
Стеллой овладело уныние. Хотелось лишь погрузиться в сон и хотя бы на полчаса вернуться в цветущий сад, под струи воды. Но вот она снова услышала этот странный хрип и повернула голову.
Звук исходил от Джонаса. Он лежал на диване, вероятно, еще спал – и хрипел. Казалось, что-то мешало ему дышать. Стелла видела в тусклом свете, до чего он бледен. Даже сквозь густую щетину было видно, что кожа на лице буквально просвечивает.
Накануне казалось, что Джонас почувствовал себя лучше. Но теперь ему стало еще хуже, чем прежде.
Стелла осторожно поднялась, чтобы не разбудить Сэмми, и приблизилась к мужу. Уже возле дивана можно было ощутить жар, исходящий от его тела. Она тронула его лоб – и тут же отдернула руку. Джонас горел. Снова.
Кроме того, от него исходил неприятный запах. Это был не просто запах пота и немытого тела – в нынешних условиях они все так пахли; запах был какой-то… гнилостный. Рана в животе не заживала. Ему могли помочь лишь антибиотики в лошадиных дозах.
Джонасу нужен был врач. Причем срочно.
Стелла прошла в угол, где были сложены их скудные припасы. Налила воды в чашку и с трудом сдержалась, чтобы самой не сделать глоток. Ей так хотелось пить, что рот был словно набит опилками. Но Стелла запретила себе думать об этом. Приходилось растягивать интервалы между приемами пищи, во время которых допускалось немного попить – во всяком случае, для себя. Приоритет был за Джонасом. Для него в прямом смысле речь шла о жизни и смерти.
Она опустилась на колени рядом с ним, промокнула ему губы водой и полила немного на горячий лоб. Ей хотелось бы каждый час прикладывать ему холодные компрессы, чтобы сбить лихорадку, но тогда уже к концу дня у них не осталось бы воды. И не похоже было, что спасение уже близко.
Джонас заворочался, затем открыл глаза. Взгляд у него был остекленелый.
– Воды, – произнес он едва слышно.
Стелла приподняла ему голову и поднесла чашку ко рту. Джонас сделал несколько жадных глотков и откинулся на диван.
– Мне… стало так трудно… дышать. Внезапно, – сказал он слабо.
– У тебя высокая температура. Ты сможешь проглотить таблетку?
– Да, – ответил Джонас.
Но когда он с помощью Стеллы вновь приподнял голову и проглотил две таблетки парацетамола, силы оставили его окончательно. Джонас закрыл глаза и не открывал, даже когда Стелла говорила с ним. По крайней мере, его не мучила боль – или он не сказал об этом. И все же затрудненное дыхание вызывало больше опасений.
За спиной послышался шорох. Сэмми проснулся и подошел к ней.
– Так хочется пить, – пожаловался он.
Стелла поднялась и, подведя его в угол с припасами, налила ему чашку воды. Сэмми выпил так же жадно, как минутой раньше его отец.
– Можно еще? – попросил он.
У Стеллы сердце обливалось кровью, но она покачала головой.
– Можешь немного потерпеть? Воду и так приходится беречь.
– Когда приедет полиция?
– Скоро уже. Может, даже сегодня.
Но в действительности Стелла уже потеряла всякую надежду. Денис Шоув сообщит о них в полицию, только когда сам почувствует себя в полной безопасности, а это могло затянуться. Джонас был прав в своих пессимистичных прогнозах: если помощь и придет, будет уже слишком поздно. Слишком поздно для Джонаса при его ранении. И для всех, потому что запасы воды очень скоро иссякнут.
Стелла устремила взгляд на окно. Увидела обрамленное в прямоугольник небо. И снова Джонас был прав: Сэмми единственный мог выбраться из этого наглухо закрытого амбара. Поначалу она упиралась, и вечером, прежде чем уснула, отвергла этот план как совершенно абсурдный.
Теперь же Стелла понимала, что вопроса, идти на такой шаг или нет, вообще не стояло.
У них просто не было другого выбора.
2
Кейт проснулась в восемь часов и решила, что не стоит так сразу бросать попытки разыскать Нормана Доурика. Во всяком случае, она еще раз отправится в тот район, где он жил до последнего времени. Возможно, ей все-таки удастся разыскать кого-нибудь, кто знал бы о его местопребывании. Если ничего не выйдет, она попытается навести справки в журнале регистрации. Доурик жил на пенсию по инвалидности и не мог просто исчезнуть, не лишившись при этом единственного источника дохода. Разве только он давно попрошайничал где-нибудь на улице. В таком случае разыскать его действительно будет невозможно.
Кейт умылась над маленькой раковиной в номере. При этом она внимательно рассматривала себя в зеркало – действие для нее совершенно нетипичное. Обычно она намеренно избегала зеркал. Однако Кейт вынуждена была признать, что мастер, которого она выбрала, неплохо поработала над ее волосами. Вместо привычных облезлых локонов у нее была ступенчатая, короткая стрижка, которая скрадывала худобу лица, делала его более мягким и юным. Неприметный русый цвет оживили светлые и каштановые локоны, и это добавило блеска. Кейт не имела склонности делать себе комплименты, но впервые за много лет она смотрела на свое отражение без грусти и чувства безысходности. Она нравилась себе. Кейт не строила иллюзий и не надеялась стать моделью, и все же она могла уделять себе больше внимания, чем раньше.
После завтрака, который состоял из пропитанных жиром тостов и каши и обещал залечь в желудке до конца дня, Кейт снова поехала в фабричный квартал. Как и накануне, она припарковалась под эстакадой между жилыми домами и промышленной зоной. Когда вышла из машины и направилась к домам, увидела знакомого индийца. Тот уже – или до сих пор? – сидел на бетонном бортике. Кейт вспомнила его имя: Кадир Рошан.
– Вы всё ищете его? Колясочника? – спросил он.
– Да. Мне очень нужно его разыскать.
– Знаете, я вдруг кое-что вспомнил.
Индиец выдержал паузу, покачиваясь взад-вперед на своем бортике. Он так и сидел, обхватив туловище костлявыми, смуглыми руками. Кейт задумалась, значит ли это, что он ждет от нее предложений, и разумно ли будет сунуть ему пятифунтовую купюру. Но Кадир неожиданно продолжил:
– Есть тут одна девочка… Она иногда хвастается, что у нее есть инвалидная коляска. Настоящая.
– Она инвалид?
Индиец улыбнулся.
– Не в том смысле. У нее, – он постучал пальцем по лбу, – тут не всё в порядке. Но ходить она может. Ей не нужно инвалидное кресло.
– Хотите сказать, она как-то заполучила кресло Нормана Доурика? – заключила Кейт.
– Нельзя это исключать.
– В таком случае она знает, что случилось с Доуриком.
Кадир пожал плечами.
– Это ее надо спросить.
– Как ее зовут? Где ее найти?
– Ее зовут Грейс. Грейс Хенвуд.
Он снова улыбнулся. С ним явно было что-то не так, но по-английски он говорил превосходно. Оставалось надеяться, что он не выдумывал на ходу.
– А где живет эта Грейс? – спросила Кейт.
Кадир показал на один из домов, который ничем не отличался от других. Возле входной двери ржавела выпотрошенная стиральная машина.
– Там. Кажется, их семья единственная там живет. Может, еще престарелая дама этажом выше, но точно не знаю…
– Грейс Хенвуд, – повторила Кейт.
– Будьте осторожны, – предостерег молодой индиец. – Ее отец – садист. Натуральный садист.
Кейт поблагодарила его и направилась к указанному дому. За одной из дверей были слышны голоса. Кейт постучала.
Мужчина, отворивший дверь, вероятно, и был тем самым садистом, о котором предупреждал Кадир. Круглый живот выдавался вперед, но сам он был скорее худощав. На нем были синие штаны и белая майка, на босых ногах – клетчатые тапочки.
– Да? – спросил он.
– Здравствуйте, – начала Кейт. – Ваша дочь Грейс дома?
Мужчина смерил ее недоверчивым взглядом.
– Вы из опеки?
– Нет. Я вообще не имею отношения к каким-либо службам. – В этот раз упоминать Скотланд-Ярд не стоило, иначе никакой помощи от этого типа можно было не ждать. – Я кое-кого разыскиваю, – продолжила Кейт. – Старого знакомого. И мне сказали, что ваша дочь, возможно, знает, где его искать.
– И кто же это?
– Норман Доурик. Может, вы его знаете? Он живет где-то здесь.
– Вы знаете кого-то из здешних? – удивился мужчина и насмешливо оглядел ее.
Кейт была в джинсах и футболке, но даже так была одета лучше, чем большинство обитателей квартала. Кроме того, ее новая прическа выдавала работу дорогого парикмахера.
– Это старый друг моего отца. Он передвигается в инвалидном кресле.
– А, этот!.. Понятия не имею, где он живет. Катался иногда между домами. Но это давно было. Сомневаюсь, что он еще жив.
– Ваша дочь…
– Моя дочь не совсем здорова. Она уж точно помочь вам не сможет.
– И все же мне хотелось бы с ней поговорить, – настаивала Кейт.
В глазах мужчины снова появилось недоверие.
– Вы точно не из опеки?
«И ты прямо трясешься от страха, что я именно оттуда», – подумала Кейт. Она решила, что к этому семейству, в особенности к отцу, следовало присмотреться внимательнее, причем со с