первым разыскать Грейс.
– Я поговорю с местным инспектором, – пообещал Калеб. – Чтобы о Грейс не упоминали в прессе.
– Да, но нужно быть готовыми к тому, что какая-то информация все же просочится. В том квартале довольно много народу знает о происшествии.
Калеб кивнул. Кейт права.
– Что вы предлагаете?
– Нужно объяснить местной полиции, что стоит на кону. Они должны приложить все усилия, чтобы разыскать ее.
– Я поговорю с кем нужно. – Калеб задержался в дверях. – Так может, все-таки перекусим? Терпеть не могу в одиночку сидеть в пабах.
Кейт качнула головой.
– Нет.
«Она ставит себе барьеры, – подумал Калеб. – Не дает себе жить. Не удивительно, что ей так трудно справиться с одиночеством».
Вместе с тем – он признавал это почти с неохотой – она была хорошим следователем. Странно, почему в Скотланд-Ярде этого не замечали. Кейт обладала всеми необходимыми качествами: ясным мышлением, развитой интуицией и умением разбираться в людях.
И в одном она точно была права: самое главное сейчас – разыскать Грейс Хенвуд.
Среда, 11 июня
1
Этим утром Стелла осознала, что Джонас умрет, если она ничего не предпримет и в ближайшее время не вытащит его из этой тюрьмы и не доставит к врачу. А в конечном счете все они умрут, поскольку запасы, в особенности воды, неумолимо подходили к концу. При самом бережливом распределении воды хватит на сегодня и немного на завтра. Под бережливым распределением подразумевалось, что Стелла в очередной раз урежет не только свою часть, но и долю Сэмми. Джонас буквально горел в лихорадке и нуждался в каждой сэкономленной капле. Но даже это его не спасло бы. Без врачебной помощи он не пережил бы эту неделю.
Стелла всю ночь дежурила рядом с ним, смачивала пересохшие губы и каждый час давала пару глотков воды. Джонас этого словно и не чувствовал. Он уже не откликался, когда она звала его, а когда дышал, из грудной клетки вырывался жуткий хрип. Стелла полагала, что у него началось воспаление легких. Кроме того, от раны все сильнее пахло гнилью.
Каждые два или три часа Стелла с нарастающим ужасом меняла ему повязку. Даже в помраченном сознании Джонас выл от боли. Стелла перестала промывать рану, потому что воды осталось лишь для питья. Но все уже воспалилось, и кожа вокруг раны, прежде еще здоровая, стала черно-синей. На использованных бинтах оставалось все больше гноя. Перевязочный материал тоже уходил быстрее, чем изначально предполагалось. Еще немного, и Стелла вынуждена будет признать себя побежденной и в этом отношении.
Постепенно даже в этом холодном, сыром каземате становилось все теплее. Снаружи снова занимался солнечный день, как убедилась Стелла, взобравшись с утра к маленькому окошку. Очевидно, именно сейчас жара установилась на длительный период, что в этой части страны было редкостью. Воздух в амбаре стал тяжелым и спертым, а поскольку солнце шпарило по крыше с утра до вечера, внутри стоял удушливый зной. Через маленькое окошко свежий воздух практически не циркулировал, даже в ночные часы, когда снаружи становилось чуть прохладнее. Стелла буквально чувствовала, как вдыхает пыль, которая оседала в горле и раздражала бронхи. Она часто испытывала жажду жарким днем, после занятий спортом или когда съедала что-то острое. Обычно она могла без труда ее утолить. И даже если приходилось немного потерпеть, ни разу это не достигало той степени, когда жажда становилась невыносимой. Прежде ей лишь казалось, что ее мучает жажда. Теперь же Стелла понимала, что в действительности значит мучение.
Мысли о воде все чаще доминировали – и порой даже затмевали тревогу за Джонаса и Сэмми. При этом изредка она все же делала по небольшому глотку. Когда иссякнет последняя бутылка, наступит настоящий кошмар. Стелла читала в книгах, как люди сходили с ума от жажды, теряли остатки морали и даже видимость цивилизованного поведения. В бессильном ужасе она представляла, как достигнет того момента, когда единолично употребит последние запасы воды – в ущерб Сэмми и Джонасу. Стелла была самой сильной в этом проклятом амбаре. Тяжело раненный мужчина и пятилетний ребенок целиком зависели от ее готовности заботиться о них. Пока Стелла еще держалась, напоминала себе о самоотречении, ограничивала себя ради близких. И все же один раз она уже поймала себя на том, как взяла в руки одну из последних бутылок, хотя время, отведенное для еды и питья, еще не наступило. Она оглянулась, убедилась, что Джонас все равно не сознает происходящего, а Сэмми уснул над своей книжкой. И ощутила ужасное искушение – всего один глоток, быстро, никто и не заметил бы… Она уже свинтила крышку, но в этот момент Джонас издал во сне стон, исполненный боли и страдания. И только тогда Стелла опомнилась. Что, ради всего святого, она творит – или намеревается сотворить? Стелла устыдилась, но вместе с тем поняла, что стыд был роскошью, которую она в скором времени уже не сможет себе позволить. Моральные принципы начнут угасать пропорционально физическому страданию.
Этим утром Стелла впервые осознала тот факт, что Денис Шоув не сдержит своего обещания. До сих пор она пыталась убедить себя в том, что он, будучи преступником, все же не был настолько плохим человеком. Что он еще сохранил остатки совести и не оставил бы умирать целую семью. Теперь же она понимала, что обманывала себя. Шоув оказался в бедственном положении, как и она, и действовал по тем же законам. И чем острее он ощущал напряжение и отчаяние, тем призрачнее была его готовность учитывать чужое положение. Шоув скрывался от полиции, его фотографии были в газетах, на него открыли охоту, и, вероятно, он до сих пор не нашел надежного укрытия. Сейчас им двигало лишь желание скрыться. Возможно, семья Крейнов еще мелькала в его мыслях – а может, он уже и не вспоминал о них. Сейчас ему незачем тратить попусту силы.
«Мы должны вызволять себя сами, – решила Стелла, – или все умрем здесь».
Джонас указал единственный путь, который у них оставался, – прежде чем его накрыла лихорадка и он оказался не в состоянии соображать, не говоря уж о том, чтобы действовать. Стелла долго ломала голову в поисках альтернативы – и пришла к выводу, что ее не было.
И что терять им, собственно, нечего.
Первую половину дня Стелла занималась тем, что мастерила веревку, при помощи которой собиралась спустить Сэмми из окна. Она набрала тряпья, пригодного для этой цели, но его оказалось недостаточно. Тогда она без сожалений стянула джинсы – все равно в амбаре было достаточно тепло. Джинсы Джонаса также пошли в дело. К счастью, материя оказалась довольно мягкой, чтобы связать ее в узлы, а их длины в итоге хватило для заветной цели. Какое-то время Сэмми молча наблюдал за ее действиями.
– Мама, что ты делаешь? – спросил он затем.
Раньше он не стал бы так долго ждать, прежде чем задать вопрос. Мальчик ослаб и впал в апатию. Прежде чем Стелла успела ответить, Сэмми добавил усталым голосом:
– Так пить хочется…
– Скоро сможешь попить. Перед большим приключением.
– Что за приключение?
– Ты теперь для нас самый важный человек. Ты всех нас спасешь.
– А полиция не приедет? – разочарованно спросил Сэмми.
Ему до сих пор представлялось, как бойцы спецназа с автоматами наперевес штурмом возьмут ферму и вызволят их. Эта мысль еще поддерживала в нем силы.
Стелла еще раз проверила узлы, хотя затянула их как могла.
– Возможно, когда они приедут, будет слишком поздно. Папе очень плохо. Мы не можем больше ждать.
Сэмми взглянул на отца.
– Папа умрет?
Стелла постаралась придать голосу уверенности:
– Нет, он поправится. Но ему нужно к врачу, и… мы должны поторопиться.
Сэм кивнул.
– И что мне надо сделать?
– Тебе это понравится, – заверила его Стелла. – Ты единственный можешь пролезть в это маленькое окно. Видишь?
Сэмми взглянул на окно. Даже ему сразу стало ясно, что ни папа, ни мама не пролезут в этот тесный проем.
– Да.
– Как думаешь, сможешь выбраться через него? А потом я спущу тебя на этой веревке.
Сэмми мгновенно ожил.
– Мы в группе часто лазаем по канату. И я лазаю лучше всех!
– Значит, все будет хорошо. Я обвяжу тебя и потом медленно спущу.
Разумеется, Сэмми счел такой способ ниже своего достоинства.
– Я и так спуститься могу!
– Это слишком опасно. Там довольно высоко. И, как видишь, у нас нет веревки, к какой ты привык и за которую удобно хвататься. А тут мягкие тряпки, и у тебя могут соскользнуть руки.
Сэмми еще поворчал. Но ему так не терпелось показать себя героем дня, что он не мог долго препираться.
– И что я буду должен делать? – спросил сын.
– Первым делом попробуешь войти в дом. Может, Нил и Терри оставили открытой дверь или окно… Может, они вообще ничего не заперли, это было бы идеально.
– Ладно.
– Потом поищешь ключи и попробуешь открыть эту дверь. Если сможешь вызволить нас отсюда, все будет хорошо.
– А если нет?
– Тогда, может, сумеешь найти мой телефон и вызвать помощь… Я буду говорить тебе, какие кнопки нажимать.
– А если я не найду телефон?
– Посмотрим, удастся ли раздобыть воды. Сейчас это важнее всего.
– Давай начнем прямо сейчас? – с нетерпением спросил Сэмми.
Стелла погладила его по волосам.
– Ты очень храбрый. Выпей сначала воды и съешь кусок хлеба. И потом можешь отправляться.
Она взглянула на Джонаса. Он задыхался.
Нет. У нее не было выбора.
Спустя полчаса Сэмми стоял во дворе и стаскивал с себя канат, крепко завязанный вокруг туловища. У него ушло на это немало времени. Стелла наблюдала за ним из окна и утирала пот со лба. Все прошло хорошо, однако она была на грани. Все время, пока спускала Сэмми, она боялась, что он сорвется, и это вымотало ее и физически. Удивительно, до чего тяжелым мог быть пятилетний ребенок. Это усугублялось еще и тем, что Стелла не имела надежной опоры под ногами. Ей приходилось не только держать веревку из тряпья, но и удерживать равновесие. Если б она упала, сорвался бы и Сэмми.