Ирма Каллен была высокой и угловатой дамой с длинным подбородком и карими глазами, которые смотрели в разных направлениях, как будто каждому нет дела до того, да что смотрит другой. Это создавало трудности для окружающих, они никогда не знали, в который глаз смотреть во время беседы. Сабрина выбрала левый и оказалась в фокусе ее взгляда примерно в половине случаев. Такая женщина, чей вид заставлял окружающих нервничать и которая не отличалась терпением, не могла благожелательно отнестись к гостье, которая не только была молода и красива, но и вдобавок легкомысленно пошутила над званием своего мужа и, что еще хуже, забыла об их предыдущей встрече.
Однако у Ирмы Каллен был великолепный дом, отделанный с изысканным вкусом. Сабрина шла по комнатам, пораженная смешением двух стилей простоты: стройная мебель Шейкера и более массивная, но все же простая дубовая мебель начала века Филиппа Уэбба, тонированная зеленым, что было ее отличительным признаком, и украшенная лаковой кожей или выпуклыми серебряными узорами. Она провела по изящному узору на пианино.
— Уэбб, — прошептала она. — Как прекрасно. Ирма казалось изумленной и польщенной. На мгновение оба ее глаза попытались сфокусироваться на Сабрине.
— Откуда вам это известно?
— Я разбираюсь в мебели, — ответила Сабрина. — Работаю с антиквариатом.
— О! — воскликнула Энджи Уорнер. — Тогда вам понравится Силвермайн.
Сабрина вопросительно посмотрела на нее.
— Колония художников в Норфолке. Всего несколько миль отсюда. Мы ездим туда за покупками и завтракаем там, по крайней мере, раз в неделю. Фредди Пейн хихикнула:
— У меня такое ощущение, что Стефания далеко ушла от Силвермайна. Она, наверное, знает больше, чем любой из них. Даже больше вас, Ирма.
Сабрина встревожилась. Частная война. Она стала свидетельницей одной из стычек еще раньше, в машине.
— Меня зовут Фредерика, — сказала Фредди, объясняя свое имя. Она была высокой и яркой женщиной с густыми черными волосами, подстриженными ровной линией, с карими глазами под тяжелыми веками и черными бровями.
— Фредерика, от какого-то неизвестного французского предка. Но такое происхождение невысоко котируется в Стэмфорде. Лучше быть одним из пилигримов. Ирма — пилигрим, правда ведь, Ирма? Или, скорее, поскольку Ирма не могла так хорошо сохраниться, один из ее предков-пиратов был им. Ирма проигнорировала ее.
За ленчем ангелоподобная Энджи старалась поддерживать мир между Ирмой и Фредди. Поскольку на женщин распространялся ранг мужей, то Ирма, как президент, явно была главнокомандующим за столом и во всей общественной жизни. Однако она нередко позволяла Энджи сглаживать углы, заостренные ее нетерпимым характером.
Сабрина ела свою долю поджаренного грейпфрута и индейки по-флорентийски, забавляясь и наблюдая все ту же драму, тот же обмен быстрыми, короткими ударами кинжала, который обычно происходил и в их кругу в Лондоне. «Конечно, — подумала она, — такое происходит повсюду, даже в Эванстоне. Но я никогда не задумывалась над этим, потому что раньше не считала Эванстон чем-то большим, чем временное пристанище».
«Ничто, связанное с Гартом, не является постоянным». Она почувствовала знакомый укол боли. Ее задумчивость прервал голос Ирмы.
— Что? — спросила Сабрина. — Простите, я думала о другом.
— Я сказала, — отрывисто бросила Ирма, — что мы запланировали небольшой обед в клубе сегодня вечером, чтобы вы и ваш муж могли познакомиться со всеми нами. Вам следует знать, что мы здесь тесно связаны между собой. Многие из стэмфордских мужчин ездят на работу в Нью-Йорк каждый день, но мы чувствуем, что наши основные обязательства здесь. Лаборатория Фостера — наиболее престижное заведение в Стэмфорде, поэтому его лидеры также являются лидерами общины. Мы укрепляем Стэмфорд, мы не увозим свои деньги в Нью-Йорк. Это ответственность, которую мы с радостью берем на себя. Фредди считает это глупостью — у нее много друзей на стороне.
— Чьи мужья не руководители, — торжественно объяснила Сабрине Фредди.
— Но Фредди никогда не заходит слишком далеко, — продолжала Ирма. — Потому что мы все нужны друг другу, как вы поймете, когда ваш муж присоединится к нам. И с нашей помощью вы быстро научитесь быть одной из нас. Тот факт, что вам предстоит многому научиться, не должен вас смущать. Поскольку вы приехали со Среднего Запада, нельзя ожидать от вас знания обычаев. Сабрина слушала молча, широко раскрыв глаза, а Ирма продолжала:
— Наш стиль жизни понемногу просачивается и в остальные регионы страны. Разумеется, часто бывает так, что когда остальные начинают копировать нас, мы уже переходим к новому стилю жизни.
Энджи выглядела смущенной; Фредди подмигнула Сабрине. Сабрина упорно смотрела на четко очерченный рот Ирмы.
— Мы принимаем в качестве модели культурные центры Европы. Мы, например, обедаем позже, чем вы: в восемь часов, иногда даже в девять. Для детей, конечно, больше подходит шесть. Мы не едим на заднем дворе; мы не жарим шашлыки в клубах грязного дыма. Мы не носим цельнокроеной одежды, всяких там трико и комбинезонов. Мы поддерживаем бесплатные средние школы, как необходимые нашему городу, но мы не посылаем в них своих детей. У вас, безусловно, есть дети.
— Двое, — автоматически ответила Сабрина. Она была зачарована, почти загипнотизирована монотонным голосом Ирмы. — Мальчик и девочка.
— И вы растите их как добрых христиан?
— Мне кажется, мы растим из Клиффа футбольного форварда, — сказала Сабрина. — Насчет Пенни я пока не уверена.
Фредди рассмеялась, Энджи хихикнула. Ирма застыла, не донеся до рта чашку кофе.
— Те из нас, кого Господь наградил материальным благосостоянием, серьезно относятся к своим обязательствам.
— Все в порядке, Стефания, — весело сказала Энджи, сознавая, что Ирма поставила себя в дурацкое положение. Энджи не знала точно, в чем дело, возможно, в том, как Стефания узнала Уэбба, или в том, как она пристально и спокойно смотрела в лицо Ирмы, или в царственном повороте ее головы. Или в ее красоте, которая вызывала у Энджи простую и добродушную зависть, такую же, как и к женщинам, умеющим хорошо готовить или шить. Но в чем бы ни было дело, Энджи знала, что Стефания вовсе не сельская девочка, и не хотела, чтобы Стефания судила о них по тому, как обращается с ней Ирма.
— Ирма всегда такая серьезная с новыми людьми, но в нашей компании она очень веселая. Она играет в теннис и мне приходится потрудиться, чтобы не отстать от нее, а иногда мы водим ее на волейбольную площадку. Не часто, — добавила она честно с грустью, — но иногда.
— Мы не очень много играем в волейбол на Среднем Западе, — серьезно сказала Сабрина, наклоняясь вперед и обращаясь к левому глазу Ирмы. — Хотя прогресс уже привел теннис к нашему порогу. Однако мы много работаем, пытаясь научиться быть искушенными. Некоторые из нас время от времени одеваются в наряды Карла Логерфельда или Перри Эллиса. Иногда мы подаем на обед вино — «Монтраше» или «Бруийи», если подходит красное. А в последнее время самые смелые из наших хозяек начали подавать салат после закусок, а не перед ними. Разумеется, нам приходится очень много трудиться над этим. Но можете быть уверены, мы благодарны вам за все, чему вы позволяете у вас научиться.
Последовало долгое молчание. Энджи попыталась улыбнуться, но ее губы дрожали. Фредди сказала:
— Ну, черт меня возьми. Поделом тебе, Ирма. А впрочем, не важно. — Она повернулась к Сабрине. — Ирма рассказала нам, что вы — застенчивая маленькая домохозяйка из захолустья. Ирма, дорогая, вам следует отослать ваши первые впечатления в постель без обеда. Они вас очень подвели. — Она отодвинула назад свой стул. — Стефания, давайте выглянем на террасу.
Сабрина сидела неподвижно. «Черт! Ах, черт возьми! Что со мной случилось? Стефания беспокоилась бы о Гарте; она была бы тихой и вежливой и позволила бы жене президента почувствовать превосходство. Теперь я все испортила. Стефания действовала бы в интересах Гарта. Я же думала о себе. И зачем только я позволила этой глупой женщине вывести меня из терпения?»
— Стефания! — повторила Фредди.
Сабрина извинилась и последовала за ней через раздвижную дверь. Обе женщины сели на низкую кирпичную стенку, огораживающую террасу, вымощенную каменными плитами. Гигантские кадки из красного дерева с поздними розами и астрами стояли рядом с белой металлической мебелью, еще не убранной на зиму. За стеной команда садовников сгребала опавшие листья и сажала луковицы тюльпанов и гиацинтов на следующую весну. Другая команда накрывала брезентом плавательный бассейн, а третья сворачивала сетки на теннисных кортах. Это была мирная сцена достатка — настолько совершенная, как подумала Сабрина, как будто ее нарочно поставили, чтобы проиллюстрировать преимущества принадлежности к команде Фостера.
— Она может причинить вред, но по-настоящему не опасна, — сказала Фредди. — Если не давать ей над собой власти. Дело заключается в том, чтобы это понять. Она дура, которую следует принимать всерьез. Сабрина пожала плечами:
— Я бы приняла ее всерьез, но только если меня попросит Гарт.
Фредди удивилась:
— А зачем же еще вы здесь?
— Осмотреться. Чтобы на нас взглянули. Почему вы все считаете, что все уже решено? Разве нельзя подумать?
— Послушай, лапочка. Я не знаю, что тебе сказал твой муж, но он здесь не ради беседы. Это официальное собрание, чтобы мужчины обсудили детали работы и чтобы мы удостоверились, что твое сердечко трепещет от радости стать одной из нас. Насколько я слышала, вы переезжаете сюда после окончания этой учебной четверти.
Сабрина почувствовала, что ее предали. Гарт не сказал ей, что все решено. Действительно ли он согласился на эту работу, не обсудив ничего с ней? Они всегда все обсуждали.
— Эй, — сказала Фредди. — Все в порядке. Проигнорируй Ирму. Она только небольшая деталь пейзажа. Хотя я бы тебе кое-что предложила. Чтобы облегчить жизнь, когда вы переедете к нам, продолжай притворяться перед ней так же, как тогда в Чикаго. От тебя потребуется выполнить несколько обязательств: давать обеды с нужными гостями, несколько ленчей, организовать пару благотворительных мероприятий, несколько раз появиться по команде на приемах у Ирмы — придется с ней ладит