С пассажирского сиденья было лучше видно, как Комар взял у барыг кассу, потом собрал планки и понес их в переход. Площадь Кирова сжалась до темно-зеленого «уазика». Комар идет мимо него, отворачивается, чтобы сплюнуть окурок, и спускается в переход. Спустя несколько минут появляется из-под земли, снова проходит мимо «буханки», поднимает руку, прощаясь с Никитой, и садится в машину барыги. Они уезжают, «уазик» остается.
Площадь медленно избавлялась от людей, покрываясь мелким чистым снегом. Лампы зажглись не во всех фонарях, и немногие синие, мерцающие круги света словно приглашали к действию на своих маленьких сценах. Устав ждать, Никита протянул руку с пассажирского сиденья и несколько раз моргнул аварийными огнями, и «уазик» моргнул ему в ответ. Не веря, что он это видел, Никита достал пистолет и снял с предохранителя. «Буханка» зажглась стоп-огнями и начала медленно сдавать назад, в сторону Никиты. Он не спеша открыл дверь, решая, остаться в машине или сразу спрыгнуть на тротуар и бежать к елкам, гадая, откроется задняя дверь или пассажирская. На полпути «уазик» остановился, потом, набирая скорость, сделал резкий крюк, переехал трамвайные пути и умчался в другую сторону, напоследок просигналив.
Никита вышел под снег, пытаясь уловить смысл случившегося, но пустая улица ответов не давала.
Младшая Собака, Саня Тузиков, долго собирался что-то сказать и ерзал на кресле, Никита давно заметил его затруднение, но облегчать не собирался, находя в его неловкости небольшое удовольствие.
«Уазик» пропал, и это успокаивало. Перед лотком иногда даже образовывалась небольшая очередь, Кит всегда повторял, что праздники – лучшее время для сбора украшений, и оказался прав. Это могло означать премию от Начальника.
– Давай, короче, магнитолу хоть послушаем, – придумал наконец тему для разговора младший Тузиков.
– Не люблю я музыку, – вяло возразил Никита.
– Ясно, – приуныл Собака и тут же выпалил: – Я, короче, на Красной Глинке оказался случайно, короче, тебя там на Новый год позвали.
– Кто? – рассмеялся Никита.
– Сам подумай, – трогательно покраснел Тузиков. – Только ты это, короче, брату не говори, он не знает. Я там, короче, не по девкам, я в рулетку там играю. Он, короче, не одобряет.
– Ну и как, везет в рулетку-то? – ухмылялся Никита.
– Иди ты, короче, в жопу, Пионер, – кусая губу, обиделся Собака. – Я тебе нормально, короче, по просьбе сказал, а ты…
– Да не скажу я ничего твоему брату.
Деньги были – Начальник перед праздником никого не обидел. Было свободное время, была даже искра того детского чувства – ожидания Нового года. Только искусственная елка в доме стояла без украшений, после обеда отец напился, мать психанула и, не дорезав салаты, уехала к подругам. Приглашение оказалось очень кстати.
В квартире было так тягостно, что Никита с трудом высидел перед телевизором до восьми, потом достал деньги из-за плаката и, выбежав из подъезда, сразу прыгнул в свою «шестерку». Днем было выше нуля, и даже к вечеру все продолжало таять. Автомобиль поднял фонтан бурого мокрого снега и, пробуксовав, выехал со двора.
Прошлый год Никита праздновал со спортсменами. Половина была трезвая, другая почти мгновенно перепилась и была еще скучней. Плохо еще, что не было подарков. Вспомнив об этом, Никита остановился у ларька. Пьяненькая продавщица в две цены отдала последнюю бутылку шампанского Asti Mondoro, а на вопрос, что еще есть хорошего, протянула в окошечко несколько бутылок ликера Amaretto. Это было скромно, и Никита взял еще ящик «Советского шампанского». Убрав выпивку в багажник, вернулся и скупил все мандарины, оказалось почти шесть килограммов. Ящик с фруктами он поставил на заднее сиденье, но, сев за руль, обернулся и взял один. В салоне запахло корками; он съел еще два – все сладкие, потом положил несколько на приборную панель, словно собирался чистить их в дороге.
За городом машин не было, Никита выжимал газ, пока «шестерку» не начало кидать по дороге при ста пятнадцати в час. В багажнике загремели бутылки. Никита сбросил скорость, и при повороте мандарины, подпрыгивая, покатились под пассажирское сиденье.
Стоянка у коттеджа пустовала, но деревья на участке были обвиты гирляндами, и разноцветные огни непонятно для кого отражались на обычно темном доме. С тяжелым ящиком шампанского в руках Никита медленно шел и осматривал голые ветви в мелких мигающих лампочках. Разноцветные вспышки озаряли желтую короткую траву, растягивая по ней тени стройных деревьев, меркли и вспыхивали в другом месте, перебивая друг друга, наслаиваясь, и, на миг погаснув, снова продолжали суету.
Дверь оказалась заперта. Никита вернулся к машине, забрал бутылки, мандарины и посигналил. В одном из окон блеснул свет из-под шторы, а потом дверь открылась.
– Куся-я-я, беги скорей, твой царевич на баклажановом коне приехал! – крикнула в дом Страшная Валя, и вместе с теплом Никита почувствовал духи и алкоголь. – Витя-я-я, забери у мальчика коробку!
– Я на кухне! – пробасил далекий голос.
– Ящик я сам донесу. Вот возьмите, это вам, – протянул бутылки смущенный Никита.
– А что ж еще женщине подарить? – Валя закрыла дверь на ключ, взяла мандарины и выпивку и пропала за занавеской.
В холле было темно, Никита разулся, снял куртку и, подхватив шампанское, прошел к тонкой полоске света. В зале играла музыка, работал телевизор, и за каждым столиком, укрытым простой белой скатертью, по несколько проституток резали, терли, смешивали. Они бегали за ножами, тарелками, блюдами, кастрюлями, смеялись, пробовали, что получилось у других, пили и даже успевали пританцовывать сидя. Вика улыбнулась Никите, но от нарезки салатов не оторвалась.
– Иди выпей, царевич, – аккуратно высыпая мандарины на барную стойку, без усилий перекрикнула шум Валя.
– Я не пью, – тихо сказал Никита.
– Ну конечно, – схватилась за фужер Валя. – Коля, налей непорочному водки с газировкой.
Пришлось послушно подойти к стойке, и, пока длинноволосый бармен без видимой цели жонглировал бутылками, Никита начал чистить мандарин, пытаясь осмотреться. В зале сидел еще один мужчина, молодой высокий охранник, пьяными глазками следивший за «Что? Где? Когда?» на большом телевизоре, подвешенном к стене.
– Тина, ты частишь, не режешь, а крошишь, – давала указания Валя. – Давайте в темпе, девочки, всю ночь, что ли, готовить будем?
Зал внезапно взорвался радостным визгом, Никита обернулся и увидел, что пожилой широкоплечий охранник медленно идет, держа перед собой огромное блюдо с вареными раками.
– Не жадничайте, это первая порция. Там еще есть, всем хватит. Да дайте остыть! – с притворной строгостью, замахиваясь полотенцем, пробасил он.
Не слушая его, девушки накинулись на раков, раздвигая тарелки и кастрюльки.
– Будешь? – первый раз за вечер обратилась Вика к Никите, протягивая ему большую аккуратно очищенную рачью клешню.
– Нет, спасибо, я их не люблю, – соврал Никита, залпом выпив свой коктейль.
Голоса стихли, осталась только музыка, телевизор и хруст панцирей. Бармен без слов наполнил стакан Никиты, а молодой охранник так и не оторвался от интеллектуальной битвы знатоков со зрителями.
– Ник, подлей шампанского, у тебя руки чистые, – приказала Страшная Валя.
Думая, что обращаются к нему, Никита тоже поднялся из-за стойки и начал откупоривать бутылки.
– Так и знал, что все сожрете, – сказал пожилой охранник и, не найдя места для второго блюда, поставил его на барную стойку, роняя мандарины.
– Садитесь с нами, дядя Вить, – предложила одна из девушек.
– Че, салаты-то будут? – извлекая из-под столика початую бутылку водки, спросил охранник. Потом поискал чистый стакан и, решив, что коньячный бокал вполне сгодится, налил и выпил.
– Спой нам, Вить, – откинулась на кресло Страшная Валя, вытирая руки полотенцем.
– Любви все возрасты покорны… – так низко, что Никита вздрогнул, запел охранник.
– Пойдем наверх, – шепнула на ухо Вика и потянула Никиту за рукав.
– Но юным, девственным сердцам ее порывы благотворны, как бури вешние полям… – продолжал Витя, пока они поднимались по лестнице.
Они лежали в темноте, и гул голосов снизу звучал неразборчиво и тихо. «Какие толстые стены, – подумал Никита. – И отопление как надо работает».
Он погладил теплое Викино бедро, она обняла его, прижимаясь всем телом.
– Знаешь, я человека убил, – признался разомлевший Никита.
– Я тоже, – негромко ответила Вика, встала с кровати и неслышно прошла в угол. На несколько секунд открытый мини-холодильник осветил ее, сидевшую на карточках. После этой маленькой вспышки в комнате стало еще темнее.
– Расскажешь?
– Фисташки будешь? – раздался голос Вики. – Нечего особо рассказывать. Мы с подругой постарше решили клофелинщицами заделаться, ходили по барам в Тольятти, искали мужиков, ну, дальше ясно: едешь к ним на хату, подливаешь клофелин, они вырубаются, потом выносишь деньги или че там есть. Пару раз все нормально прошло, а потом попались два бандита. Все – как обычно, но один прям тварь – хамит, лапает, а главное – никак его клофелин не берет. Его друг в отключке, а этот одурел хуже животного, глаза стеклянные, но не падает. Мы с подругой перепугались, уйти хотели, он дверь запер, ее ударил и потащил в спальню трахать и только потом уснул. Подруга сама в каком-то ступоре, а я взяла и ему, спящему, весь пузырек в рот вылила. Мы ушли, а через несколько дней нас менты повязали, оказалось, что тот урод так и не проснулся, а друг его на нас показания дал.
– Дела, – произнес озадаченный Никита. – Как ты из милиции-то выбралась?
– Так Валя за мной и пришла. – Холодильник снова открылся, Вика достала «Фанту». – Подруга все на себя взяла, а Валя меня забрала.
– Ты у нее, получается, работала уже?
– Дурак, – рассмеялась Вика. – Она так девочек собирает. Куда я теперь от нее денусь?